– Конечно.

Он вытащил из нагрудного кармана несколько сложенных листков и протянул ей:

– Никому не показывай, а то меня за подобное «художество» под трибунал отправят.

Она спрятала листочки во внутренний карман куртки:

– Никто не увидит, даже родители. Обещаю!

– Ты знаешь, где полигон находится?

– Прекрасно знаю. Несколько раз смотрела на стрельбы. Ох и покатывалась! Лучше, чем в цирке!

Саша удивился:

– Почему?

– Командир части распоряжается стрельбами, а сам все пули «за молоком» послал. Я видела, как парень с двумя звездочками вдоль погона проверявший мишень, специально гвоздем дырки ковырял, пока мишень снимал. А потом удивлялся в меткости командира и все говорил: «Надо же вам, Петр Леонидович, так стрелять!».

Степанов вытаращил глаза:

– Это ты сама слышала?

– Конечно. Я метрах в пятнадцати наверху лежала.

Офицер расхохотался и прижал ее к себе:

– Маринка, как же ты меня насмешила! А прапорщик какой из себя был?

– Коренастенький, с кривыми ногами. Не идет, а катится!

– Ясно, о ком ты говоришь! А еще что видела?

– Из солдат только один хорошо стреляет: высокий и худой, как палка. Лицо бледное и сплошь в веснушках. Уши торчат, словно листья мать-и-мачехи. Он мало времени на прицеливание берет. Остальные солдаты его обижают.

– В каком плане?

– Толкают, насмехаются. «Лопухом» зовут и все по ушам норовят стукнуть. Будь я на его месте – устроила бы потасовочку! А он терпеливый. Ты можешь его защитить?

– Почему ты просишь об этом?

– Когда они его достанут, он их всех просто перестреляет. Они все черные, а он такой светленький один. Они наглые и считают его слабаком, но это не так. Я видела, как временами сверкали его глаза. Я бы поступила именно так.

Степанов внимательно поглядел на нее и произнес задумчиво:

– Кажется, ты права. Обещаю разобраться.

Они дошли до дуба и встали под ним. Она поковыряла каблуком землю, глядя исподлобья на Сашу. Мужчина молча притянул Маринку, провел ладонью по лицу и вздохнул:

– Марина, как ты ко мне относишься? Я тебя не пугаю?

Она светло улыбнулась, глядя в его глаза:

– Ничуточки. Мне так хорошо с тобой. Я сегодня целый день на уроках на часы смотрела. Думала о тебе…

– И что ты думала?

Девушка смущенно рассмеялась, провела ладонью по его плечу. Торопливо спросила:

– Смеяться не будешь?

Саша погладил ее по волосам:

– Не буду.

– Я всем сердцем хочу, чтоб ты был рядом постоянно. Я так мало тебя знаю, а мне кажется, что мы сто лет знакомы. Что я тебя и раньше знала.

Он потер висок:

– Такое же чувство и у меня… Будь тебе восемнадцать – предложил бы замуж, а так – ждать буду, когда повзрослеешь. Только боюсь, что ты потом более молодого найдешь.

Она с неожиданной силой обняла его за шею и прижалась. Прошептала в ухо:

– Мне никто не нужен, кроме тебя. Наверное, девчонки так не говорят, но я росла с мальчишками и привыкла резать правду в лицо. Так вот – я тебя люблю! Я никого не хочу видеть, кроме тебя. Я тоскую без тебя. – Испугалась собственной смелости и отпрянула в сторону: – Извини, я тороплю события. Терпения во мне мало, это даже отец говорит…

Даже в темноте он заметил, как ее лицо побледнело. Знал, что она ждет ответа, но медлил. Слишком уж неожиданным было ее признание. Степанов собрался с мыслями:

– Марина, я взрослый человек, намного старше тебя, но скажу сейчас честно и откровенно: я влюблен в тебя. Думаю, ты понимаешь, что может произойти между мужчиной и женщиной. Хотя бы догадываешься… – Мужчина чувствовал, что ему не хватает воздуха и передохнул: – Я считаю, что нам надо перестать встречаться по вечерам. Иначе ты однажды возненавидишь меня, как и этого Кольку. Предлагаю встречаться лишь на тренировках.

Маринка застыла с открытым ртом. Потом до нее начал доходить смысл слов. Она вдруг ударила его обоими кулаками в грудь и бросилась бежать к дому. Саша медленно побрел к части. На душе стало тяжело. Он не видел, как из зарослей на другой стороне дороги выбрались две фигуры с палками и начали подкрадываться к нему. Он настолько углубился в собственные мысли, что не услышал бы ничего, если бы не дикий вскрик:

– Саша!..

Обернулся, автоматически вскидывая руки. Удар палки пришелся по кисти, второй удар, которого он не видел, обрушился на затылок. Колени Степанова подогнулись, и он начал заваливаться. В затухающем сознании отпечатался дикий крик:

– Сволочи-и-и!!! – Очнулся через минуту. Над его телом стояла Маринка и, размахивая палкой, не давала приблизиться к нему двум черным фигурам. Она ругалась: – Подходите ближе, подлецы! Чтоб я вас хоть узнать смогла и рассчитаться завтра. Со спины нападать, предатели! Негодяи!

Фигуры молча кружили вокруг, явно выжидая подходящего момента. Заметив, что офицер встает, развернулись и скрылись в ночной темноте. Маринка обернулась. Кинулась к Степанову, которого качало. Прижавшись к груди, заплакала навзрыд:

– Саша, Сашенька, ты живой!.. Ты живой!..

Она раз за разом повторяла его имя и плакала. Он обнял ее за вздрагивающие плечи и тихо сказал:

– Пошли, я тебя домой провожу…

Она твердо возразила:

– Это я тебя провожу! Пошли!

Он не стал возражать. В голове было не хорошо, рука обвисла. Осторожно ощупал ее и, убедившись, что кости целы, успокоился. Зато затылок был мокрым и липким. Он сообщил ей об этом и сел на траву у обочины. Маринка сразу приложила к ране носовой платок и привязала его собственным шелковым шарфиком с шеи. Помогла подняться на ноги и повела. Степанова шатало, в голове временами темнело и если бы не Маринка, он бы уже не один раз упал. Девчонка не отходила ни на шаг. Подхватив мужчину за пояс, подставляла хрупкое плечо и сбивчивым шепотом просила-требовала:

– Держись! Держись! Ты только не падай! Наваливайся на меня сильнее. Ты не бойся, я сильная! Знаешь, сколько летом воды с колодца на плечах перетаскала? Тонны! Наваливайся смело!

Довела до части и растерялась. Впереди стоял часовой. Офицер прошептал:

– Справа, в кустах вербы, лаз есть. Давай туда, чтоб не видели. Мне тоже светиться не хочется.

Кое-как они пробрались под кустами и под колючкой. Временами он наваливался на нее так, что Маринка едва не падала. Степанов показал рукой на длинный барак:

– С другой стороны. Вход справа…

Девушка ввела его в темное помещение и растерялась. Из темноты раздался голос:

– Саш, ты?

Она, часто дыша от усталости, ответила:

– На Сашу напали. Включите свет. Ему голову пробили.

Лозовой подскочил с постели. Забыв, что он в трусах, выскочил в прихожую, включил свет и тут же смущенно выключил:

– Минутку, я оденусь!

Через несколько секунд свет снова зажегся. Марина довела Степанова до дивана и усадила. Встала рядом, разглядывая намокшие от крови волосы. Он попросил:

– Юр, давай аспирин, димедрол и цитрамон сразу. Голова раскалывается.

Марина потребовала:

– Кипяченая вода есть? Несите. Еще нужна вата и бинт. – Она сама смыла кровь и осторожно разгребя густые кудри нашла крошечную ранку. Видимо на палке был сучок. Растерянно спросила: – Царапина не большая, удивительно, что столько крови вытекло! Перевязать или не надо?

Степанов отказался и лег на диване вниз лицом:

– Не стоит! Присыпь стрептоцидом и ладно. Извини меня за те слова. – Когда девушка обработала ранку и прикрыла ее марлевой салфеткой, попросил друга: – Юр, проводи Марину домой. Будь осторожен. Вдруг снова на засаду нарвешься. Пройди через дыру.

Лозовой кивнул и принялся одеваться в коридорчике. Девушка наклонилась к лежавшему офицеру. Ласково провела пальцами по щеке. Таясь от Лозового, торопливо поцеловала в висок и тихо сказала:

– Ты не приходи завтра, отлеживайся. Я сама прибегу в темноте.

– Что скажут люди?

Маринка твердо ответила:

– Это их дело.

Всю дорогу Лозовой и Марина разговаривали. Юрий интересовался деревенской жизнью, сетовал на то, что понравившуюся девчонку и пригласить некуда, кроме крошечного деревенского клуба. Расспрашивал о случившемся. Уже на входе в деревню, спросил: