Саша понял, что теряет голову. С трудом отстранился и отошел. Вытащил сигареты. С трудом зажег спичку, сломав перед этим штук пять. Его трясло, и он не хотел, чтоб она почувствовала, что с ним происходит. Маринка без сил прислонилась к дубу. К его счастью, она и сама минут пять не в силах была произнести ни слова. За это время он взял себя в руки. Девушка тихо сказала:

– Мне не хочется уходить. Я бы могла простоять под этим дубом целую ночь. Лишь бы ты был рядом.

Он подумал, что и сам не хотел бы никуда ее отпускать, но вслух произнес:

– Что скажут твои родители? Не стоит их огорчать. Мы завтра встретимся. Давай, я провожу тебя.

Обняв за плечи, повел к дому. Маринка прижалась к его груди головой и всю дорогу слушала бешеный стук его сердца. У самой сердце билось точно так же. Саша поцеловал ее возле калитки. Марина чуть помедлила. Уходить не хотелось, а затем медленно направилась к дому. Оглянулась на крылечке. Он дождался, когда за ней закроется дверь и тяжело вздохнув, направился в часть.

В мужском общежитии университета имени Абд аль-Азиза в Джидде в это самое время не спал молодой араб. Звали его Усама бен Ладен. Сын саудовского миллиардера, к этому времени уже почившему. Он был семнадцатым ребенком в семье. Рос в религиозной атмосфере и сам к двадцати одному году стал ярым поборником ислама. В сезон хаджа в доме его отца останавливалось множество паломников и среди них лидеры мусульманского движения, такие, как Раббани. С шестнадцати лет он писал стихи и с удовольствием декламировал их тем, кто появлялся в поле его зрения, привлекая на свою сторону. Он блестяще знал Коран и все, кто был рядом, восхищались его преданностью и любовью к исламу.

На дворе была глухая ночь, но смутные мысли бродили в голове юноши. В этом году он наконец-то оканчивал университет по специальности строительного менеджера. Будущая специальность была совсем не по душе горячему арабу. Хотя он старательно изучал компьютер и все дисциплины. Его больше привлекала идея создания конфедерации мусульманских государств, так называемый «Исламский интернационал».

Очень часто он собирал вокруг себя студентов-сокурсников и декламировал свои опусы, посвященные одному идолу – созданию исламского государства от моря до моря.

Юрий не спал. Сидел на диване в комнате. Юное девичье личико не выходило у него из головы. Посмотрел на расстроенное лицо приятеля, прислонившегося спиной к косяку и молча глядевшего на него. Все поняв, сказал без улыбки:

– Влюбился? Не мудрено. Марина пока не осознает своей красоты и не избалована вниманием. Она чиста и бесхитростна. Если она тебя полюбит, трудно вам будет.

– Почему?

– Разница в возрасте! Не думаю, что ее родители будут радоваться: их шестнадцатилетняя дочь встречается со взрослым мужиком. Пойми меня правильно и не обижайся. Это деревня, люди здесь старой закалки. Я на твоей стороне. Потребуется помощь, говори!

Саша повесил куртку. Скинул полуботинки у порога. Сел возле стола на табуретку и посмотрел на Лозового через проем в дощатой крашеной перегородке:

– Юр, знаешь, вот мы с тобой взрослые мужики. Баб уже и ты и я знавали не раз. Веришь или нет, ни разу даже мысли не возникало жениться. А тут… Будь ей восемнадцать – и дня бы не стал ждать, сделал бы предложение и расписался. От одного ее прикосновения в дрожь кидает. Маринка попросила поцеловать ее и что… Я едва голову не потерял, только чуть дотронувшись до губ! Знаешь, а она малиной и солнцем пахнет. Пропитана этим духом.

Лозовой присвистнул, удивленно глядя на приятеля:

– Это уже слишком серьезно! Как говорит мой папаша: тушите свет!

Маринка, не включая свет в доме, осторожно прокралась в свою спальню. Зажгла бра на стене и посмотрела на себя в зеркало. Улыбнулась собственному отражению, дотронулась кончиком пальца до губ. Провела по подбородку и щекам. Прикрыв глаза, радостно улыбнулась. Розовый язычок лизнул нижнюю губу и скрылся за белыми ровными зубами. Девушка быстро разделась и выключила свет, чтоб не привлекать внимания родителей. Но долго не могла заснуть, все еще чувствуя на плечах и спине сильные руки. Вспоминала прикосновение его губ и усов. С этими мыслями и заснула, продолжая улыбаться во сне.

В это время Толик Белов стучался к Горевым. Первым выглянул, к его радости, Колька. Толик махнул рукой: выйди! Парень вышел минуты через три, накинув на майку старый отцовский ватник. Снизу торчали длинные «семейные» трусы. На голые ноги были обуты отцовские чесанки с высокими чунями. Вихрастые волосы торчали во все стороны. Колька зевнул во весь рот, почесывая затылок пятерней и спросил:

– Чего тебе?

– Отойдем, чтоб Витька не услышал. – Уселись на скамейке перед тесовыми воротами. Полураздетый Горев поежился от прикосновения холодной доски и поплотнее запахнулся в ватник. Белов быстро сказал: – Маринка с этим типом целовалась. Я сам видел.

Горев поднялся и хмуро сказал:

– И только-то? Врежь ему палкой, как мне тогда!

Толик остановил:

– Подожди, Колян! План есть. Нам сейчас заодно надо действовать, только тогда Маринка наша будет.

– В каком плане – «наша»?

– В том самом! Ты изнасилуешь, потом появлюсь я. Утешу и замуж предложу. К тебе я ревновать не буду, если только ты не собираешься на ней жениться. Понял?

Колька усмехнулся и щелкнул его по лбу:

– Дурак ты, Толян! Я другой стал за эти три месяца. Маринку я люблю и если бы тогда глупостей не натворил – она бы моей девчонкой могла стать. Пошел я, а то холодно!

– Значит, будешь спокойно глядеть, как Маринку чужак уводит? – Колька снова сел на скамейку, поняв, что Белов вовсе не шутит и не пытается взять его «на понт». Быстро оглянулся на темные окна: – Что предлагаешь? Только без вывертов.

– Избить его, чтоб в больницу попал. Пока его не будет, Маринка снова к нам в компанию придет. Авось, забудет его.

Горев хмыкнул:

– Я руки этого парня уже пробовал. Больше не хочу домой связанным являться. Со спины надо напасть и палкой грохнуть, пока не развернулся. Только тогда что-то может получиться. Но бить надо сразу так, чтобы вырубить. Он крепкий тип! Когда собираешься операцию провести?

– Завтра они наверняка встретятся. Вот завтра и подкараулить за околицей. Встретимся в одиннадцать вечера возле дома Захаровых. Там от елки темень.

– Годится. Я спать пошел.

Толян усмехнулся и направился домой. На его душе снова стало спокойно, словно Маринка уже вернулась в компанию. Он, всегда такой щепетильный в вопросах чести, даже не подумал в тот момент, что поступает подло.

Александр днем попросил у командира разрешения зайти поговорить. Собинов был в хорошем настроении и кивнул:

– Проходите, товарищ старший лейтенант! Какой у вас ко мне возник вопрос?

– Товарищ подполковник, вы вчера сказали о соревнованиях. Я принял к сведению, но прошу разрешить проводить тренировки в одиночестве на полигоне в лесу. Не хочу, чтобы смотрели и под руку советы давали. Сами понимаете, это нервирует. Когда результат будет, я вам продемонстрирую. На данный момент я себя хорошим стрелком не считаю.

Петр Леонидович встал из-за стола:

– Очень хорошо, что вы так критично относитесь к себе. Ну, что ж, я не возражаю и прекрасно вас понимаю. Распоряжение на выдачу вам снайперской винтовки СВД, табельного пистолета «ТТ» и боеприпасов к ним, я подпишу сегодня. С завтрашнего дня можете начинать тренировки. Естественно, в свободное время. У вас есть два месяца, чтобы хорошо подготовиться.

Степанов подкинул руку к козырьку:

– Есть! Разрешите идти?

– Можете быть свободны.

Вечером, во время свидания, он рассказал о разговоре Марине:

– Послезавтра я после обеда свободен. Лозовой нас прикроет. Уже договорился. Начнем тренировки. Я тут описание винтовки стащил и ее технические характеристики. Хочешь посмотреть?