Заслышав шаги Хусейна, Муртаза встревоженно вскинул голову.

– Что там? – спросил он, кивнув в сторону площади.

– Готовятся. Полиции нагнали, шпиков из службы безопасности.

– Фархада нет?

– Трибуна пустая. А у тебя?

– Нормально.

– Не шумят подопечные?

– Сидят как мыши, – нервно рассмеялся Муртаза и повел стволом автомата. – Знают, что мы шутить не намерены.

– Ладно. Тогда я пошел.

Хусейн поднялся наверх к Абдулу.

– Спокойно? – спросил Абдул.

– Да.

И едва Хусейн проговорил, как внизу раздался грохот, словно кто-то настойчиво заколотил в дверь. Хусейн выглянул в окно и повернулся к Абдулу с испуганным лицом:

– Солдаты! Ломятся в лавку! Человек пять, не меньше.

Это была катастрофа. Абдул стремительно выпрямился, вскинул автомат. С их боезапасом они могут продержаться минут двадцать.

– Открывай! – орали на улице.

– К ним надо выйти, – подсказал Хусейн.

– И что потом?

– Не знаю. Но иначе нельзя – взломают дверь.

В комнату ввалился Муртаза. Его руки, сжимающие автомат, подрагивали.

– Там… там солдаты! – выпалил он.

Абдул уже принял решение.

– К ним пойду я. Аллах велик, все обойдется. А вы прикройте меня, если начнется свалка – открывайте огонь не раздумывая.

– Они захлопнут нас здесь, как в мышеловке.

– Нет, – Абдул покачал головой. – Здесь, в сумке, – противотанковая граната. Подорвете заднюю стену лавки и уйдете переулками к машине. Амира будет ждать до конца.

Он спустился вниз, выглянул в окно. Его заметили, один из солдат угрожающе поднял ствол, скомандовал:

– Открывай!

Абдул непослушными руками отодвинул засов, солдаты ворвались в лавку, столпились у дверей, озираясь.

– Ты что, дрыхнешь? – рявкнул один из них. – Оглох, да?

– Сегодня моя лавка не работает! – выпалил Абдул. – Не открывались даже.

– Ты хозяин?

– Я.

– Кто здесь еще, кроме тебя?

– Никого.

– Порядок знаешь? Дверей не открывать, из окон не высовываться, пока парад не закончится!

– Я понял, уважаемый, – закивал Абдул.

Солдаты, громыхая ботинками вышли, оставив его на пороге. Абдул снова запер дверь, поднялся наверх. Ноги были ватные.

– Что? – спросил Хусейн.

– Обошлось, – ответил Абдул хрипло, отирая рукавом пот с лица.

Президент Фархад ожидал высокого гостя в Голубом зале дворца – он хотел появиться на трибуне рука об руку с ним. Министр обороны находился здесь же, стоял в нише окна, рассеянно оглядывая дворцовую площадь.

Фархад прошелся по залу, повернулся на каблуках, и тут распахнулась дверь и вошел Шеф. Президент шагнул ему навстречу, слегка раскинув руки.

– Доброе утро!

– Доброе утро, товарищ Фархад! Рад поздравить вас со славным праздником – Днем республики.

Они обнялись. С Бахиром Шеф ограничился рукопожатием, и Фархад отметил это с удовлетворением – все, что умаляло персону Бахира, сейчас ласкало его сердце.

Спустившись на первый этаж, миновали длинный светлый коридор, устланный коврами, и на мгновение остановились перед массивной дверью – она тут же растворилась, и во дворец ворвались солнце, ветер и шум роящейся на площади толпы.

– Прошу, – Фархад величественно указал на ковровую дорожку, ведущую к трибуне, и вместе с московским гостем они двинулись, увлекая за собой свиту.

Шум на площади стих, как только они показались в дверях дворца. На трибуну руководители государства поднимались в благоговейной тишине.

– Есть! – выдохнул Хусейн и стремительно оглянулся, ища глазами Абдула.

Тот отложил в сторону гранатомет и приблизился. Фархад уже возвышался на трибуне, обмениваясь репликами с пожилым рослым человеком европейской наружности.

– Кто такой? – изумился Абдул.

– Гость, – пожал плечами Хусейн. – Не знаю его.

Абдул вынул из сумки ручную противотанковую гранату и спустился вниз. Муртаза торчал у окна, прикрываясь пестрой занавеской.

– Ты бы поменьше высовывался, – заметил Абдул. – Засекут – все сорвется.

Он протянул Муртазе гранату.

– Услышишь выстрел наверху – сразу рви стену, как договорились.

Муртаза кивнул. Углы его губ подрагивали.

На площадь уже вступали войска. Шеренги солдат маршировали мимо трибуны, нестройно раскачивались стволы карабинов, взятых на караул.

Возвратившись, Абдул поднял с пола гранатомет и попросил Хусейна:

– Ну-ка, помоги!

Полицейские и агенты службы безопасности стояли к ним спинами, наблюдая за парадом.

– Я сейчас прицелюсь, – сказал Абдул. – А ты прикладом выбьешь стекло. Так точнее.

Хусейн подошел к окну. Президент Фархад улыбался на трибуне, отдавая честь проходящим войскам. Его гость стоял неподвижно, с каменным выражением лица наблюдая за происходящим.

– Давай! – выкрикнул Абдул.

Хусейн ударил. Осколки со звоном посыпались на камни. Стоящим на трибуне этот звук не был слышен, но начальник охраны Шефа, ощупывая взглядом площадь метр за метром, заметил движение у дома напротив. Полицейские, стоявшие там, разом обернулись, глядя наверх. Начальник охраны перевел взгляд – в окне без стекла стоял человек с гранатометом, нацеленным на трибуну. Все это заняло считанные секунды, дальше он действовал в точности по инструкции: рванул к себе Шефа и сбил его с ног.

Почти одновременно с выстрелом Абдула внизу громыхнуло, посыпалась штукатурка, а за окном поднялась беспорядочная пальба.

Вдвоем с Хусейном они бросились вниз, Муртаза уже стоял у пролома в стене, пританцовывая от нетерпения. Завидев их, он истошно крикнул:

– Скорее! Бежим!

Они промчались через крохотный дворик, перелезли через забор. Вслед им летели пули, но Абдулу уже начинало казаться, что все обошлось, до машины с Амирой за рулем было рукой подать. Внезапно Хусейн, бежавший последним, коротко вскрикнул и упал. Абдул остановился. Хусейн лежал, беспомощно загребая руками, как неопытный пловец, а на его груди расплывалось бурое пятно – пуля прошла навылет. Абдул склонился над раненым.

– Встать сможешь?

Он смотрел не на него, а на ограду, из-за которой вот-вот должны были появиться преследователи. Хусейн застонал, перекатывая голову в пыли. В его глазах читалась мольба. Над забором появилась фуражка первого преследователя. Абдул выстрелил не целясь – голова исчезла.

– Хусейн, ты слышишь меня?

Раненый не отвечал. Похоже он был уже без сознания. Абдул приставил пистолет к виску Хусейна, выстрелил и, пригибаясь, бросился к машине.

Рухнув на заднее сиденье, он выдохнул:

– Гони, Амира!

Чтобы попасть на территорию советского госпиталя, Хомутову пришлось перелезть через ограду. Госпиталь охраняли джебрайцы, а пропуска у него не было.

Хирургическое отделение располагалось в глубине территории. Хомутов прошел по бетонной дорожке, свернул, заметив указатель, – и буквально столкнулся с Людмилой. Оба вздрогнули от неожиданности. Хомутов отступил на шаг и сказал, глядя на нее с насмешливым вызовом:

– Ну, здравствуй!

Не отвечая и хмурясь, Людмила обошла его, и Хомутов последовал за нею, держась чуть позади.

– Я уезжаю, – объявил он наконец.

Людмила молчала.

– Совсем уезжаю. Возвращаюсь. Понимаешь – совсем!

Она ускорила шаг.

– Что ты молчишь? – взорвался он. – Ведь я же никогда больше не вернусь.

На них оглядывались.

– Послушай! – горячо зашептал Хомутов. – Уедем вместе! Ты и я. А?

Людмила никак не реагировала.

– Ну, хорошо, – сдался Хомутов. – Я виноват. Это ты хотела услышать? Я вел себя по-свински, признаю. И все же…

Она остановилась так стремительно, что Хомутов едва не налетел на нее.

– Я ненавижу тебя, – негромко сказала она. – За пьянство твое, за тупое хамство, за всех этих баб…

Хомутов поднял руки, словно пытаясь защититься от этих слов.

– За то, что я, дура, на минуту поверила в тебя…