Дж. Р. Уорд

Падшие Ангелы, книга 4

«Восторг»

Глава 1

Могила.

И речь не о безвыходной ситуации. А о надгробном камне, свежераскопанной земле, теле под ней: прах к праху и пыль к пыли.

Матиас лежал обнаженный – на такой могиле. Посреди кладбища, которому не видно ни конца, ни края.

Первым делом он подумал о татуировке, которую заставлял набивать на спинах своих парней, о Старухе с косой посреди поля мраморных и гранитных плит.

Гребаная ирония, вот уж точно… и, может, в любую секунду его порубят на кусочки той самой косой.

Попробуй повторить это в три раза быстрее.

Моргая, чтобы прояснить тот несущественный обзор, которым он располагал, Матиас подтянул конечности ближе к груди, сохраняя тепло, и принялся ожидать, когда окружающая обстановка вновь примет форму его реальности. Когда ничего не изменилось, он задумался - куда делась стена, в которую его заточили на веки вечные?

Он наконец-то вырвался из той душной, опротивевшей пыточной ямы?

Он вырвался из Ада?

Матиас со стоном попытался подняться, но с трудом смог просто приподнять голову. Но, с другой стороны, познав на собственной шкуре, что те религиозные фанатики относительно многого оказались правы, вполне захочется всхрапнуть немного: в действительности, грешники попадали вниз – и отнюдь не в Австралию, и, оказавшись там, все, чем ты возмущался, будучи на земле, становится столь же желанным, как и свободный вход в студию «Юниверсал»[1].

В аду правил Дьявол.

И ее гостевая комната – полный отстой.

Но кое в чем святоши ошибались. Как выяснилось, у Сатаны не было рогов или хвоста, вил и расколотых копыт. Но она была той еще сукой и частенько носила красное. С другой стороны, брюнеткам этот цвет к лицу… по крайней мере, так она постоянно говорила о себе.

Левым глазом, единственным зрячим, он снова заморгал, приготовившись вернуться в плотную, жаркую тьму, где крики проклятых звенели в ушах, а его собственная боль, разрывая горло, срывалась с потрескавшихся губ…

Нет. Все еще на могиле. На кладбище.

В чем мать родила.

Разбираясь, что к чему, Матиас увидел целую кучу белых мраморных могил, семейные места с фигурками ангелов, призрачные статуи Девы Марии… хотя чаще всего встречались плиты, расположенные на уровне земли, будто это место заполонили лишь чахлые и убогие представители людского рода. Сосны и клены отбрасывали тени на неухоженную весеннюю траву и кованные железные скамейки. Уличные лампы испускали со своих макушек персиковый цвет, словно свечи на дне рождении, а извилистые тропинки показались бы романтичными при иных обстоятельствах.

Здесь же – нет. Не в контексте смерти…

Возникнув из ниоткуда, перед глазами пронеслись события его жизни, заставляя Матиаса гадать, не предоставили ли ему возможность заново умереть. Или в третий раз, как это было в его случае.

И в увиденной ретроспективе не было ничего светлого и радужного. Не было любящей жены и прекрасных детишек, дома с белым забором. Лишь трупы, дюжины трупов, сотни – тех, кого он убил лично или же приказал убить.

В своей жизни он творил зло, настоящее зло.

Он заставил себя подняться с земли, его тело – словно испорченная мозаика, ее части и кусочки были приделаны к суставам, которые местами были слишком расшатанными, местами – чересчур тесными. Но так бывает, когда тебя встряхивают словно Шалтай-Болтая, а медицина и твоя ограниченная способность к исцелению – единственное, чем ты располагаешь, чтобы вернуться в прежнее состояние.

Переведя взгляд к надписи на могиле, он нахмурился.

Джим Херон.

Господи Иисусе, Джим Херон…

Игнорируя дрожащую руку, он провел пальцами по выгравированным буквам, подушечки проваливались в то, что было вырезано на отполированном сером граните.

Воздух прерывисто вырвался из его груди, будто боль, которую он внезапно ощутил за ребрами, вышибла дыхание из его легких.

Он даже не представлял о вечной расплате, о том, что поступки на самом деле имели значение, что за последним ударом твоего сердца последует божий суд. Но больно было не от этого. А от осознания, что даже если бы он знал, что его ждет, то все равно не смог бы ничего изменить.

– Мне жаль, – прошептал он, гадая, к кому именно обращается. – Мне чертовски жаль…

Без ответа.

Он поднял взгляд на небо.

– Мне жаль!

По-прежнему нет ответа, и это нормально. Сожаление заняло все его мысли, поэтому места для третьей стороны в любом случае не найти.

Матиас пытался встать на ноги, но нижняя часть тела подгибалась и оседала, и ему пришлось опереться на надгробный камень для равновесия. Боже, он представлял собой жалкое зрелище: бедра испещрены шрамами, живот усеян рубцами, кожа с одной голени практически снята до самой кости. Медики сотворили относительное чудо своими болтами и прутьями, но, по сравнению с тем, каким он родился, сейчас он напоминал сломанную игрушку, которую подлатали скотчем и суперклеем.

Но с другой стороны, суицид должен был сработать. И Джим Херон – причина, по которой он прожил последующие два года. Потом смерть нашла его и предъявила свои права, доказывая, что Земля брала души лишь во временное пользование. Истинные владельцы находились по другую сторону.

По привычке он поискал глазами трость, но потом сосредоточился на том, что мог найти с большей вероятностью: тени, пришедшие за ним, в виде мерзких маслянистых тварей или же в человеческом обличии.

Так или иначе, он в глубокой заднице: будучи бывшим главой спецподразделения, он накопил врагов больше чем диктатор страны третьего мира, и все они обладали оружием, либо наемниками с оружием. И будучи изгоем на игровой площадке Дьявола, Матиас мог биться об заклад, что не просто так вырвался из тюрьмы.

Рано или поздно кто-нибудь придет за ним, и хотя у него нет смысла жить, одно его эго настаивало на схватке.

Или том, чтобы сделать из себя хотя бы вполовину более достойную цель.

Матиас, хромая тронулся с места, и шел он с грацией чучела, тело содрогалось от периодических спазмов, они вылились в шаткую походку, от которой было охренеть как больно. Чтобы сохранить тепло, он попытался обернуть руки вокруг себя, но ненадолго. Они нужны ему для равновесия.

С поступью зомби и вывернутой на изнанку головой он ступал по шершавой траве мимо могил, чувствуя касание холодного влажного воздуха на своей коже. Он понятия не имел, как вырвался на свободу. Куда сейчас направлялся. Какой сегодня день, месяц или год.

Одежда. Ночлег. Еда. Оружие.

Обеспечив себя предметами первой необходимости, он позаботится об остальном. Если, конечно, его не убьют раньше… в конце концов, раненый хищник быстро становится добычей. Таков закон дикой природы.

Добравшись до квадратного, напоминавшего коробку здания, украшенного кованным железом, Матиас принял его за очередную гробницу. Но надпись «Кладбище «Сосновая роща» на цоколе и блестящий замок «МастерЛок» на передней двери предполагали, что это – вотчина работников кладбища.

К счастью, кто-то оставил заднее окно слегка приоткрытым.

И, разумеется, оно не двигалось с места, словно прибитое.

Подобрав упавшую ветку, он пропихнул ее в щель, так, что дерево согнулось, а его руки напряглись изо всех сил.

Окно поддалось с пронзительным визгом.

Матиас застыл.

Паника, доселе незнакомая, но теперь испытанная на горьком опыте, заставила его обернуться в поисках теней. Он знал этот звук. С таким шумом демоны приходят за тобой…

Nada[2].

Одни могилы и газовые лампы, которые, несмотря на все сигналы надпочечников, не превратились ни во что иное.

Выругавшись, он вернулся к взлому, используя ветку в качестве рычага, пока не получил достаточно пространства, чтобы протиснуться внутрь. Оторвать свою жалкую задницу от земли стоило усилий, но как только его плечи оказались внутри, он позволил гравитации завершить дело. Приземлившись на бетонный пол, который будто был выложен холодильными элементами, Матиасу пришлось перевести дух: дыхание вырывалось из его горла, желудок сжался, когда боль распространилась по стольким частям тела, что не перечесть…