Уж лучше б я ребенком помер,
Чем жить в убожестве таком!
Какая пытка, если номер
Снабжен поломанным бачком!
Какой, скажите, это отдых,
Коль надо вроде дурачка
Плескаться в туалетных водах,
Взяв на себя труды бачка?!
Следующее четверостишие продиктовал мне Григорьев:
Мы чувствуем: сантехник рядом
И с кем-то делает чок-чок,
А номер переполнен смрадом
И безмятежно спит бачок.
Я продолжал:
В сегодняшних безмерных муках
Сколь память прошлого горька
О безмятежных сладких звуках
Работающего бачка!
Какая же потребна сила,
Какой необходим толчок,
Чтоб снова влага оросила
Иссохший мертвенно бачок?
Задав на бумаге этот риторический вопрос, я выжидательно посмотрел на Степанцова, и тот заключил:
Сантехник — небольшая птица,
А вот уперся, как бычок,
И мысль невольно зародится:
Быть может, дать на коньячок?
Похоже, здесь нельзя скупиться,
И лишь с походом в кабачок
Вода начнет, как прежде, литься,
И он воскреснет, наш бачок!
Девица с которой беседовал Евгений, никак не реагировала на его слова и лишь продолжала с тупым вожделением рептилии таращиться на Степанцова. Однако тот, погрузившись в сочинение жалобы, не обращал на нее никакого внимания. Видимо, поэтому девица затаила злобу и гнусно оживилась при появлении в вестибюле милиционера, обходившего свою территорию. "А вон те, — мстительно заявила девица, — у меня тетрадь для заявок украли и что-то в ней пишут". "То есть как — "что-то"? — возмутился Евгений. — Жалобу пишут на вашего сантехника. Это, между прочим, люди не простые, а поэты из Москвы, но тут всем наплевать на их нужды…" "Так, почему хулиганите?" — сурово перебил Евгения милиционер. "И музыку заводят нехорошую", — добавила девица. Григорьев действительно включил магнитофон, который повсюду таскал с собой, и оттуда понеслись жизнерадостные куплеты:
Я парень активный,
Я вовсе не тюфяк,
Но иногда бывает,
В натуре, нестояк…
То была песня "Нестояк" из нового альбома Григорьева "Сухостой". "Так, документики ваши попрошу", — обращаясь к Евгению, потребовал милиционер, почуявший возможность поживы. "Документики тебе? — скрипнув зубами, ласково процедил Евгений. — Сейчас…" Он впился взглядом в глаза служивого, и через несколько секунд лицо милиционера приобрело выражение религиозного фанатизма. Блюститель порядка начал переминаться с ноги на ногу, словно пьяный, пытающийся сохранить равновесие. "Вот мой документ! — рявкнул Евгений и резким движением поднес к носу милиционера раскрытую красную книжицу. — Понял, червь, с кем связался?" — "Так точно, понял, товарищ маршал", — с трудом ворочая языком, произнес милиционер и попытался стать по стойке "смирно". "Тамбовский волк тебе товарищ, — презрительно парировал Евгений. — А ну-ка на пол и двести отжиманий! И не филонить у меня, а то заставлю по новой повторить". И девица из-за стойки, и мы из-за стола, онемев от изумления, взирали на позор блюстителя порядка, машинально считая отжимания. "Ладно, идем, пора перекусить чем Бог послал", — сказал Евгений. Мы молча поднялись и последовали за ним, по дороге положив тетрадку на стойку перед девицей и осторожно обойдя милиционера, продолжавшего старательно пыхтеть на полу. "Как это у вас получилось?" — почтительным шепотом спросил Григорьев уже в лифте. "Ничего сложного, — улыбнулся Евгений. — Просто надо настроиться на внутреннюю волну объекта — в данном случае этого жалкого сбира". "А-а", — понятливо закивали мы. "Ну хорошо, — не унимался Григорьев, — а что за документ вы ему показали?" — "Вот, пожалуйста", — пожал плечами Евгений, извлекая документ. Мы уставились на вытисненные золотом буквы: "Всероссийское общество любителей железных дорог". "И только-то? — удивился Степанцов. — У меня тоже такое есть". "И у меня", — добавил я. "Важно не то, что есть у нас, а то, что видит в этом объект", — веско сказал Евгений, и мы умолкли, задумавшись. В "люксе" Евгения мы сноровисто разложили закуски на столике в гостиной, разлили водку по рюмкам, и Григорьев произнес тост: "За прекрасного человека Евгения Грацианова, которого я смело могу назвать хозяином нашего застолья. Ведь без него не состоялась бы и наша поездка. Кроме того, разве не трогательна постоянная забота Евгения о нашем гениальном друге?!" — и Григорьев показал на меня. Далее оратор скатился к самой грубой лести, называя Евгения "супергераклом" и "мегачеловеком". Подозреваю, что Константэн хотел подольститься к Евгению, будучи слегка напуган его паранормальными способностями. Наконец мы выпили и по достоинству оценили местную элитную водку. "Браво, коротышка", — одобрительно пощелкал Степанцов по голове стеклянного губернатора, и тот ответил нежным звоном, как бы предлагая выпить еще. С аппетитом поедая домашние закуски, мы продолжили обсуждение экспозиции картинной галереи, однако постепенно Евгений стал все чаще отвлекаться, прислушиваясь к музыке, лившейся из магнитофона. Наконец, когда он оборвал на середине собственную фразу, мы тоже умолкли и прислушались.
Штанишки сняв, в своей кроватке
Я занимаюсь сам с собой…-
самозабвенно распевал магнитофон голосом Григорьева. "Вижу, вас серьезно занимает эта тема, Константэн", — заметил Евгений. "Да! Да! — воскликнул Григорьев и покаянно свесил голову на грудь. — Очень не хватает тепла, понимания… Короче, очень хочется бабу". — "Григорьев, вы пошляк, — поморщился Степанцов. — Прямо словно Пеленягрэ слышу". — "Не будем так строги к товарищу, — возразил Евгений. — В конце концов, он находится среди своих и может обойтись без фарисейства". — "Я человек простой, — обрадовавшись поддержке, хвастливо заявил Григорьев. — Что думаю, то и говорю". — "А думаете вы известно о чем", — понимающе кивнул Степанцов. "Попрошу не путать лирического героя песни с ее автором", — ощетинился Григорьев. А магнитофон тем временем заливался:
Я знаю теплую пещерку,
Куда стремлюсь я всей душой…
"Н-да, — послушав с минуту, покачал головой Евгений и снял телефонную трубку. Набрав номер, он спросил: — Это салон "Милена"?
Хе-хе… Нельзя ли заказать на вечер четырех дам? В гостиницу "Советская", хе-хе… Почему такой веселый? А что ж, рыдать прикажете, если я красивых дам заказываю на вечер? Нет, смотреть мне не надо — скажите Милене, что звонил Евгений из Москвы, она знает, кого надо прислать. Часам к семи. Хорошо, договорились". — "Так что, сегодня вечером у нас будут девушки?!" — спросил Григорьев, еще не веря своему счастью. "И сегодня, и когда пожелаете, — спокойно ответил Евгений. — А до тех пор мы будем осматривать город". — "Прекрасно, — сказал Степанцов. — Предлагаю прокатиться по исторической части города на речном трамвайчике". Идея была единодушно одобрена, и мы вышли в коридор, где столкнулись с толстой усталой женщиной в форменном платье, шедшей нам навстречу. Судя по швабре в ее руках, это была уборщица. За ней плелся великовозрастный идиот в тельняшке, линялых тренировочных штанах и тапочках. Дыша шумно, как лошадь, идиот уныло канючил: "Даш, ну когда дашь? Сегодня дашь? Ну дай поебать, а?" Правая рука гостиничного приживала была засунута в штаны и он совершал ею красноречивые движения, не сводя воспаленного взгляда с туго обтянутых платьем ягодиц уборщицы. "Пристает, Дашенька?" — сочувственно осведомился Евгений, кивая на идиота. "Да нет, что вы, он безобидный, — сочувственно ответила женщина. — А я не Даша вообще-то — это его мужики научили так говорить. Он теперь всех так называет". — "Ну смотрите — если что, мы его мигом призовем к порядку", — пообещал Евгений. Затем мы спустились вниз, где обнаружили милиционера, в изнеможении раскинувшегося на диване. Девица за стойкой встретила нас затравленным взглядом. При виде Евгения милиционер попытался было принять строевую стойку, но Евгений скомандовал: "Вольно, отдыхайте", — и защитник правопорядка со счастливым вздохом вновь откинулся на подушки.