«Если дядя с дядей нежен, СПИД, ребята, неизбежен», — гласила народная мудрость, подразумевая, что гомосексуализм является главной причиной распространения страшной хвори, хотя в больницах заражали ею простой процедурой переливания крови, потому что банально не хватало шприцов, да и оборудования вообще.
На Красную площадь, выявляя полную недееспособность ПВО советской армии, на своей Cessna 172B Skyhawk приземлился Матиас Руст. Безрассудного парня упрятали за решетку, министра обороны и командующего ПВО отправили в отставку, но кого это интересовало? «Армия обосралась», — заключил с горечью народ, потому что армия всегда была предметом гордости советского человека, а теперь выяснилось, что она того не заслуживает.
Политбюро кричало о самофинансировании предприятий, прекрасно зная, что промышленность страны невероятно прожорлива в потреблении энергии, оборудование давно устарело и износилось, квалифицированных кадров практически нет, потому что их никто никогда не ценил, и они попросту спились, и, стало быть, продукция советских предприятий неконкурентоспособна. К тому же, в лавине хлынувших из Китая и Турции дешевых товаров, самофинансирование обречено на гибель. А что с сельским хозяйством?! Оно — черная дыра экономики, в которую можно бесконечно закачивать деньги, не получая никакой отдачи. Сельское хозяйство планомерно убивали 70 лет, подразумевая, что тяжелая промышленность все окупит, но этого не случилось, и случиться не могло. Сельское хозяйство существовало только как миф, как легенда об очередных свершениях Партии. Теперь же, очевидно, требовались еще 70 лет, чтобы вернуть его к жизни.
89-ый обозначился продовольственным кризисом, теперь харчей не хватало не только в Красном, их не было нигде, с прилавков магазинов исчезли даже макароны, крупы и мыло, а сахар начали выдавать по талонам.
Зато на голубых экранах появилась рабыня Изаура, и вся страна вечерами замирала у телевизоров, на полчаса забывая о задолженностях по зарплате, урчащих желудках и мрачных перспективах завтрашнего дня. Советский народ жаждал мимолетного отдохновения, а потому глотал бездарную игру второсортных актеров и надуманный сюжет, довольствуясь лоском сладкой жизни бразильских латифундий. На вершину хит-парадов взлетел «Ласковый май», еще более бездарный, чем сериал про несчастную рабыню. Примитивные мелодии, жиденько сдобренные убогим электронным звучанием, подростковый вокал, частенько не попадающий в ноты, и слезливые текстики про любовь, — а в результате переполненные стадионы, и плакаты с Юрой Шатуновым на всех углах. Вот он — Эльбрус советской культуры, вершина музыкальных вкусов Страны Советов. Горбачевская гласность, как скальпель, вскрыла разлагающееся подсознание советского населения, и оказалось, что народ не так уж и восхищается Достоевским и Чеховым, а Чайковскому предпочитает псевдотворчество дворовых мальчишек.
На помощь медицине, вернее, вместо нее, потому что традиционной медицины уже практически не существовало, пришли целители нового поколения. Medicine version 2.0, так сказать. Анатолий Кашпировский и Алан Чумак. Первый не мелочился, и лечил от энуреза всю страну сразу, и не как-нибудь, а по всем правилам современной магии — давал установки по телевизору. Второй не отставал, и так же использовал центральные телеканалы, чтобы пробраться в каждую отдельную квартиру и зарядить позитивом приготовленные банки с водой, хотя хитрые граждане частенько вместо Н2О подсовывали к экрану бутылки с самогоном, мотивируя тем, что от «заряженного» алкоголя на утро не так трещит голова.
«Приложи фотографию Чумака на больное место», — советовали друг другу граждане Страны самых мудрых Советов.
В это время Михаил Сергеевич перемещался по планете, подписывая на самых невыгодных для СССР условиях документы по сокращению ядерного и ракетного оружия, и заверяя иностранных представителей, что:
— Социализм еще не раскрыл своего потенциала! — ужасая советский народ мыслью, что если сейчас социализм приподнял забрало и показал всего лишь, скажем, нос или там ухо, от чего Вавилонская башня СССР треснула и начала осыпаться, то, что же произойдет, когда этот социализм явит миру свою харю полностью?..
В общем, на всю бескрайнюю Страну Советов только в небольшом поселке городского типа Красный было спокойно, если только спокойствием можно обозвать каталепсию. Да и та к весне 89-го закончилась, как раз ко времени, когда СССР, наконец, вывел из Афганистана войска, а по всей стране открывались кооперативы, знаменуя тем самым завершение эпохи социализма и началом капиталистического курса.
В марте 1989-го года катаклизмы докатились до зауральской тайги, и начались они с того, что в городе стали пропадать люди. Вернее, они пропадали и раньше, но случалось это нечасто, и горожане не обращали внимания на тревожные симптомы, списывая загадочные происшествия на обычную русскую расхлябанность. Мало ли, может, в сугробе бывший металлург замерз, или в майский сель угодил, а то вдруг придумал перепрыгнуть через термальный источник, да не рассчитал силы и сварился в кипятке, или там на опасную близость к тайге подобрался и голодные псы им откушали. Но весной 89-го пропал участковый Полищук вместе с сыном Ильей, следом начальник гарнизона полковник Рубаков и замполит Котавасев, затем Хапченко Елизавета Анисимовна — жена бывшего начальника базы производственного обеспечения, а потом и падчерица Антона Павловича Наташа вместе с мужем Аликом и четырехлетним сыном-инвалидом Федей. Хоть и стар уже был Полищук, но милицейская хватка сидела в нем крепко, не верил народ, что матерый милиционерище мог по небрежности расстаться с жизнью, к тому же позволить такому случиться с собственным сыном. На офицеров народу было плевать, а вот Елизавета Анисимовна слыла женщиной мужественной и воинственной, не боялась ни медведя, ни черта, а радиопсов могла разогнать одним криком, который по акустическому давлению переплевывал армейскую сирену. Как такая женщина могла просто раствориться в воздухе?! Исчезновение же семьи названной дочери доктора Чеха выглядело загадочнее всех прочих случаев, учитывая то, что сын их позже обнаружился целым и невредимым.
Наташа Чех вышла замуж за бывшего заводского инженера Алика Смойлова в январе 84-го года. Свадьбу они не играли, и официально не расписывались, потому что на тот момент ЗАГС в Красном не функционировал. А через полгода у них родился сын. Рождению ребенка молодожены радовались недолго, вскоре Антон Павлович, проклиная все на свете и в первую очередь собственный язык, который несколько лет назад накаркал беду, поставил внуку неутешительный диагноз. У юного Федора наблюдался врожденный дефект роста, природа не дала мальчику способности к развитию скелета, он родился карликом и таковым должен был остаться до конца своих дней. Так вот, Наташа и Алик пропали, и маленький Федя тоже, но позже выяснилось, что с Федором ничего не случилось, и теперь он благополучно обитает в общине ему подобных, носит грубый балахон до пят и вооружен короткой острой пикой.
21-го марта 89-года, в первый день астрономической весны, вертолет в последний раз доставил в Красный продовольствие. В этот день историк Семыгин разгадал тайну исчезновения горожан. Их убивали те самые воины-гномы. Случилось это так.
Винтокрылая машина опустилась на вертолетную площадку, и пятеро мужчин под надзором председателя горисполкома Поворотова переместили ящики с продовольствием в тележки и потащили их к складам. Аркадий Юрьевич же задержался, ему требовалось принять почту. Несколько солдат охраняли периметр посадочного поля, — мера безопасности при разгрузке вертолетов, принятая много лет назад. Аркадий Юрьевич торопился, он испытывал смутную тревогу, ему казалось, что кто-то пристально за ним наблюдает. Нагрузив тележку тюками газет и писем, он спешно покатил ее домой (делами почты Семыгин давно уже занимался дома). Вертолет поднялся, взял курс на юг и вскоре его рокот стих. К этому моменту Аркадий Юрьевич удалился от места разгрузки метров на пятьдесят, а затем услышал радостный вскрик одного из солдат:
