Заговорщиков прихлопнули всех разом. Не успели они очнуться от изумления, как их шеи украсились хомутами, а руки и ноги ощутили тяжесть цепей, похожую на усталость от полезных трудов.

– Князя уже нет! – произнес Говинд в ярости. – Разве вы, всезнающие, не знаете?

Страшный человек ткнул его бамбуком в грудь.

– У нас все по закону. – Помолчав, добавил:

– Слава богам.

– Почему я не рядом с Желтым? – Говинд с тоской посмотрел в сторону снежных вершин, невидимых за сеткой дождя. – Давил бы вас без жалости.

…Утомленные событиями старцы долго и подробно расспрашивали бывших своих любимцев о греховных мыслях. И, конечно же, были удручены их честными ответами. «Герои» нарушили запрет, подумав плохо о князе, который, как и совершенные, тоже является сгустком всего лучшего в мире. А замыслив зло против его здоровья, преступили божественные табу, ибо здоровье членов княжеского дома находится под непосредственной защитой богов.

– Вот что значит заиметь собственное мнение, – с укоризной говорили добрые старички насупленному Говинду. – Как же ты додумался до такого? А мы на тебя надеялись…

– Князь – плохой человек, – отвечал Говинд, поддерживая колоду обеими руками. – Я познал точно.

– Мы не способны познать волю богов, приблизивших княжеский дом к небесам. Мы не вправе судить избранников богов, как и самих богов.

– Но князя уже нет! Верховный Хранитель Подвалов разгневался.

– Ну посмотрите на него! Вместо того, чтобы… Опять свое мнение!

– Князя нет, – повторил мрачно Говинд, громыхая кандальной цепью. – А вы говорите, как будто он есть.

– Упрямый, – завздыхали старички. – Грязные дела его замарали. Такое с «героями» случалось и в прошлые поколения. Известно.

– Что-то не так мы делаем, о братья по совершенству! – страдая, произнес Духовный Палач. – Ведь Говинда и «героев» мы знаем с малого детства, все они достойные люди.

Верховный Хранитель Подвалов разгневался, первый нашел в себе силы заговорить:

– Одумайся, брат! Разве Говинд – достойный? У него свое мнение!

– А почему мы впятером победили тэуранов? Потому что у нас было свое мнение спасти Желтого Раджу. И может быть, свое мнение – это добавка к совершенству? Кто знает? Может, у Небесного Учителя тоже было свое мнение?

Старички начали наперебой выговаривать заблудшему свои правильные мысли о нем. Долго не умолкали их возмущенные голоса: это какая-то бесконечная цепь нарушений Мира и Покоя! Все время – одни нарушения! Порвать цепь! Любой ценой!

Духовный Палач лишь тяжко вздыхал. Верховный Хранитель Подвалов подумал, что он уже раскаивается в греховной мысли, поэтому строго, как старший среди равных, сказал, склонившись к нему:

– И как только твой язык повернулся, безумец. Духовный Палач вздрогнул, будто от удара плети. И сказал с возмущением:

– Почему твой голос всегда громче других? Почему ты уверен, что ты первый в мире духкхи? Может, ты нашел добавку к совершенству? Никогда ты ее не найдешь. Я знаю, какая у тебя мудрость – что взбредет в голову, то ты считаешь истиной богов.

– Послушайте, что он говорит, о братья! – вскричал Верховный Хранитель, в душевном волнении сотрясая и всеми своими телесными складками. – Он долго прятался, а теперь боги заставили его показать свое истинное лицо! Слава богам!

– Одумайтесь! – простонал Главный Интендант, самый старый и дряхлый. – Опять нет Покоя! Не надо ссориться! Надо уговорить безумного нашего брата… Что подумают о нас простые люди?

– Хорошо, – сразу остыл Верховный Хранитель. – Он плохо подумал о нашем правильном решении. Он уже не доверяет нам. Так спросим Машину.

– Давайте спросим, – мужественно произнес Духовный Палач.

И Большой Секретный Компьютер, выражающий волю богов, равнодушно выдал:

– Имеющих мнение убрать из жизни, тэурана выпустить в джунгли.

Верховный Хранитель Подвалов не смог скрыть радости.

– Вы поняли? Машина выполняет волю богов лучше, чем люди!

И даньчжинам, слышавшим его, теперь было предельно ясно, кого и как убирать из жизни и почему надо выпустить тэу: людоеда может убить только другой людоед.

Духовный Палач был сломлен. Как посвященный в эзотерические тайны, он знал, что компьютер был программирован на Покой. Так что все решения Машины – только на благо Покоя, ибо только в Покое может благоухать цветок истинной веры…

Старичок, собрав все свое мужество, поплелся в келью для умирания совершенных восьмой ступени. При этом он держался трясущимися руками за стены, чтобы не упасть.

Даньчжины истерически жаждали Покоя. Когда-то человечество мечтало о Мире и Покое как о недостижимом благе, не зная в точности, что это такое. И забетонировало эту мечту в том отделении души, что ниже подсознания. Так, наверное?

И вот случилось трудно понимаемое здравым рассудком: голубоглазое, белобрысое, с неотсохшими коростами монстросущество бредет на костылях по вечным камням чхубанга, с любопытством и наглостью глазея по сторонам. И нет на нем даже колоды. Мало того, монастырский служка несет над ним плоский бамбуковый зонт, чтобы дождь не причинил неудобства господину тэу.

Те немногие даньчжины, которые еще не сбежали из чхубанга, вышли из домов, чтобы посмотреть на живого тэурана. Их бронзовые лица непроницаемы, а фигуры – неподвижны. Только безумная женщина со слепленными седыми прядями шла следом за тэу и ругала его, убившего ее сыновей.

– Мне уже надоело! Прогони старуху, слышишь! – Монстр изъяснялся на дикой англо-франко-даньчжинской мешанине, поэтому служка ничего не понял, лишь смотрел ему в рот со сложной мимикой страха и готовности услужить. Тэу замахнулся на женщину костылем, и та, вскрикнув, помчалась прочь от него, разбрызгивая лужи босыми ногами.

Несколько репортеров, пишущих репортажи «из пасти людоеда», – все, что осталось от шумной толпы иностранных гостей, – наблюдали выход тэурана из разных точек, безопасных для жизни и удобных для фотокиносъемки. Билли крикнул коллеге через улицу:

– Я. готов укусить себя за задницу, если этот тип не из Германии!

Монстр с трудом поднимался к коттеджу-отелю. Он был еще слаб, и бинты на нем расцветились алыми пятнами. Служка бестолково суетился, боясь прикоснуться к нему, хотя полагалось поддерживать за локоток важного господина или даже посадить его себе на спину, если он в таком вот немощном или пьяном виде.

– Эй, мистер браконьер! – крикнул Билли, сложив ладони рупором. – Как бы нам потолковать строк на четыреста? Хорошо заплачу!

Тэуран добрался до парадного входа, оттолкнул служку костылем и выкрикнул труднодобываемые слова:

– Слушайте, писаки! Скоро позову на брифинг! Всем ждать!

– Каков нахал! – восхитился Билли. – Приказывает! Чтоб мне провалиться, он из Мюнхена, из пивного погреба! Там такие же крепкие ребята!

Вдова господина Чхэна распахнула обе створки двери, проговорила на английском с печалью в голосе:

– Добро пожаловать в «Голубой лотос»…

На ней было траурное одеяние в обтяжку из дорогого белого шелка, ее вытянутая голова была выбрита в знак большого горя и густо посыпана рисовой пудрой вместо пепла.

Монстр смотрел на нее в некотором замешательстве.

– Вы – хозяйка этого заведения? Женщина испуганно отшатнулась.

– Господин Умпф?! Вы так изменились… Он поймал ее за руку.

– Ты тоже уже не та. Теперь я буду звать тебя Прумбэ-стис, Крошка-в-Трауре. Ты не рада? Ты не хочешь, чтобы я убил людоеда?

– Хочу, господин Умпф! – заплакала женщина. – Людоед испортил мою жизнь! Так неожиданно унес госпо дина Чхэна, что завещание не успели составить… И теперь надо делиться со всеми родственниками.

Монстр захохотал и тут же сморщился от боли.

В тот же день репортеров пригласили в холл отеля. Монстр вышел к гостям в любимом халате господина Чхэна – по черному полю желтые драконы, глотающие серебряные луны.

– Все собрались? – он был мертвенно-бледен, но в его хриплом голосе по-прежнему неземная наглость. – Слушайте внимательно. Все вы пойдете со мной. Все вы будете смотреть, как я буду охотиться на людоеда. Гарантирую безопасность. Полную безопасность.