Я все же успел ухватиться за сломанное деревце туи и увидел, что Чхина добралась до старого толстого кедра, обкусанного пожаром, и отдыхает под защитой его ствола. Она стояла на четвереньках, опустив голову, а вокруг нее бурлили грязевые потоки, тащившие мусор и мелкие камни… Вот она поднялась и посмотрела в нашу сторону. Махнув нам рукой, вошла в стену дождя.

– Все равно не дойдет, – прошептал монстр. – Слабые свиньи.

– Герой умер!.. – плакал старичок. – Ты не знал, наверное, Пхунг, среди даньчжинов есть герои… В своем новом рождении они станут рыбами, червями, ящерицами, пауками… потому что осквернились в этой жизни, держали в руках оружие, деньги, плети… Они брали грех на себя ради пользы всех даньчжинов. Великий герой умер!

– Не может быть, – пробормотал я. – Говинд не из того теста… Герои так просто не умирают…

– Все вы дохлые азиатские свиньи! – снова завопил монстр.

Я пополз к обрыву, за которым пропал Говинд, расталкивая груды мусора и хвороста, которые с разгону пытались сбить меня с ног и утащить в пропасть. Говинд висел на скальном выступе, болтая ногами в воздухе, и тяжелые мутные потоки разбивались о его тело, не давая ему ни подтянуться на руках, ни выкарабкаться на обломок древесного ствола, торчавшего из трещины. Я старался своим телом отвести ревущий поток от Говинда, чтобы дать ему возможность подтянуться на руках. Если он еще на это способен… И я тоже завопил благим матом – от боли и отчаяния, от ужаса перед той страшной тяжестью, которая росла у меня за спиной с каждым мгновением.

Говинд уже карабкался мне на помощь, я услышал его хриплый голос:

– Держись, Пхунг!

Он, наверное, понял, что я сдохну через какое-то мгновение, но не отлипну от своей опоры, и, взяв меня за руки, выдернул из-под залома, который держался исключительно на моей спине.

Старичок баюкал на коленях облепленный тонкой тканью, намокший грязный хомут, не решаясь предложить его мне.

– Я уже ни на что не гожусь, Пхунг, – произнес Говинд, растирая раздувшуюся ногу. – И ты, Пхунг, не можешь пойти, никто не может… А если женщина не дойдет?

– Чхина дойдет, – пробормотал я с упрямством монаха низшей ступени.

– О Пхунг! – сказал старичок восторженно. – Ты спас героя, которого я уже оплакивал. Должно быть, душа к тебе вернулась, и не надо носить священную колоду. Слава богам!

– Теперь меня пустят в Запретные Подвалы? – тотчас спросил я.

– Можешь поговорить об этом с Верховным Хранителем Подвалов. Но он не пустит, Пхунг.

Чхина все-таки добралась до окрестностей монастыря. Она вышла на широкую тропу, скрытую под водой, и силы ее оставили. Потом она рассказывала, что рыдала и звала на помощь, зная, что сама уже не доберется до чхубанга. Ее услышали крестьяне, которые день и ночь боролись с Большим Оползнем, разбуженным дождями…

Узнав о поимке живого тэурана, даньчжины возликовали, «гонцы радости» побежали во все поселки и монашеские пещеры в округе. И вот уже большая шумная толпа карабкается по скользким кручам, несмотря на раскаты грома и водопад с неба.

Нас спасли, но нам пришлось стрелять вверх, чтобы остудить их пыл. Иначе они разорвали бы монстра в клочья, а заодно и нас.

Гонимые муссонными ветрами, стада небесных баранов с грохотом расшибались о непроходимую гряду Гималаев, залив своей пресной теплой кровью крохотное государство даньчжинов. Все живое забилось в укрытия, со страхом прислушиваясь к плеску вод и вглядываясь в серую завесу ливня. И я с тоской смотрел из окна коттеджа на непогоду, она казалась мне каким-то разбухшим символом, метафорой моего жизненного неуспеха. Тигр спасен, тэу разгромлены, моя персональная колода в целости, но все это лишь отдалило меня от Подвалов.

Большая садовая жаба сидела у стены, наслаждалась брызгами от прозрачных потоков с крыши.

Поговорить бы как следует с тэу, вытряхнуть из него все его тайны, но он в монастырской лечебнице, и к нему не пускают. Правда, удалось переброситься с ним несколькими фразами, когда мы были в джунглях. Даньчжинов он и в грош не ставит, считает их какими-то горными обезьянами, потомками «снежных людей».

– Если бы я захотел!.. – выкрикивал он в приступах страданий. – Да я бы стал их Небесным Учителем! Я же все сделал! Все их компьютеры сжег, и они остались голенькими! Только они мне не нужны…

Его вопли подсказали мне, почему монстры выводили из строя компьютеры: с помощью вычислительной техники даньчжины выясняли волю богов на все случаи жизни. Парализовав небесные силы, тэураны спокойно истребляли священных тигров и тех немногих охранников, которые осмеливались мешать им.

– Позвольте, не вы ли тот самый Ман Умпф, так очаровавший хозяйку отеля «Голубой Лотос»?

Он начал обзывать меня последними словами на разных языках, и я понял, что попал в точку.

Странное имечко – Ман Умпф, странный выговор, поразительная техника и удивительная вражда к тиграм и вообще ко всему живому – с какой луны свалился этот тип?

Жаба сглотнула какую-то жалкую букашку, искавшую сухое место на стене, и снова принялась трясти подбородками. А я усилием воли заставил себя думать не о рыжем монстре, а о Подвалах – с какой стороны к ним подобраться? Ясно было одно – только с помощью самих даньчжинов я могу пробиться к цели.

Толстый строгий старик, Верховный Хранитель Подвалов, был одет сразу во все три Монашеские одежды. На его круглой голове, лишенной растительности, непривычно было видеть большой конический колпак с золотой окантовкой. Его узкие глаза с припухшими веками смотрели на меня внимательно и дружелюбно.

Я рассказал ему о «макси-истинах», ибо было понятно, что Духовный Палач не передал ему содержание нашего разговора на эту тему.

– Несомненно, что обладание ими позволит достичь совершенства духа выше восьмой ступени, – подбросил я коварную наживку.

Старик некоторое время размышлял, потом недоверчиво улыбнулся.

– Ты надеешься найти то, чего не могли отыскать поколения ученейших монахов?

– Методы моей науки позволяют надеяться.

Он опять погрузился в размышления, перебирая четки в мягких пальцах. Я терпеливо ждал, потом вежливо спросил:

– Почему вы не можете допустить, что существует запись истин в том виде, в котором они открылись Небесному Учителю?

Он осуждающе посмотрел на меня.

– Послушай, Пхунг. Когда-то жил богач, у него был блудный сын. Этот сын жил в бедности и добывал пропитание тяжким трудом. Потом отец велел дать сыну самую черную работу, привычную ему. Когда сын сделал ее, ему дали другую работу, не такую черную. И постепенно давали ему работу все более светлую, пока он не приблизился по своему положению к отцу. И тогда богач рассказал, что он его отец, и назначил сына своим наследником.

Он замолчал, пытливо глядя на меня. Я-то знал, что все даньчжинские сказки и притчи – с «небесным содержанием». Хранитель Подвалов предлагал мне разгадать глубинный смысл байки. Ну а при чем тут скрытые истины?

– Богач постепенно поднял сына до того уровня, когда ему можно было открыть истину, – сказал я. – Правильно я понял?

– Правильно, – потеплели глаза монаха. – Все люди – блудные сыновья, а Небесный Учитель – отец. Очень опасно излагать непосвященным самое правильное учение. Неподготовленный человек испугается его глубины, может отвратиться от истинного пути. Учить людей надо постепенно – интересными сказками, нравоучительными историями, черной работой для ума.

– Значит, я прав, о человек духкхи! Есть первозданные истины Небесного Учителя. В других религиях тоже так: поздние авторы сочиняют в той форме, которая придумана для черной работы ума, эта форма придумана авторитетами, освящена веками, поэтому ее стали принимать за истину. Вполне логично, естественно…

Монах нахмурился.

– Твоя мудрость, Пхунг, слабая, она «мудрость, которую услышали». А есть «мудрость размышлений» и «мудрость созерцаний». Поэтому ты не можешь знать, что Небесный Учитель разделил всех людей на посвященных и непосвященных. Одним дал свое учение в сложном виде, другим – в простом. Кто не знает различий между этими уровнями, тот не знает сокровенной сути учения, тот не достигнет нирваны.