Наши машины мы оставили в центре села, рядом с притормозившими танками. Еще полсотни метров, последние хаты, и мы спрыгнули в ход сообщения, который выводил нас прямо к передовой. Впереди шел полковник Бережной, за ним майор Санаев, потом генерал-лейтенант Василевский. Замыкал процессию ваш покорный слуга. Насколько поворотов, и вот мы в зигзагообразной траншее. Встреченные нами бойцы морской пехоты были одеты в такие же, как у нас, камуфляжные куртки. Проходя мимо, они устало козыряли начальству.

Майор Санаев посмотрел под ноги и присвистнул от удивления: дно окопа было сплошь усыпано зелеными плакированными гильзами, в основном от автомата АКС-74 калибра 5,45 мм. В сплошной серо-зеленой массе нет-нет, да и мелькали ярко-желтые гильзы «мосинок». Чуть дальше, на изломе траншеи, находилась позиция тяжелого пулемета «Корд» и груды гильз калибра 12,7 мм. Покачав головой, майор привстал на приступочку, с которой бойцы вели огонь, отбивая атаки.

– Ну, ничего себе! – вырвалось у него, когда он осмотрел поле боя. – Товарищ генерал-лейтенант, вы только посмотрите!

Я тоже выглянул из-за бруствера. Все подступы к нашим позициям были усеяны трупами, одетыми в серо-зеленые шинели. В некоторых местах убитые лежали в несколько слоев. На глаз было сложно определить, сколько немцев полегло здесь, пытаясь взять этот рубеж, но их было много, очень много. И ни один из них не сумел подойти к траншее ближе ста метров. Казалось, что здесь в полном составе лежит 50-я пехотная дивизия вермахта, хотя, конечно, это было не так. Ее остатки занимали позиции примерно в полутора километрах впереди, как раз по тому самому оврагу, который должен был стать рубежом развертывания для эсэсовского моторизованного полка и румынских кавалеристов.

Нас заметили, и над головами просвистело несколько пуль. Бережной спрыгнул на дно окопа и отряхнул руки.

– Лепота! Еще одна-две такие атаки, и у немцев просто не останется солдат.

Василевский только кивнул. Он-то прекрасно знал еще по Германской войне, что такое позиционный тупик. Как об этом могли забыть немецкие генералы – не укладывалось у него в голове. Скорее всего, они гнали вперед свои войска на пушки и пулеметы морских пехотинцев из XXI века, рассчитывая на очевидную малочисленность обороняющихся и повинуясь грозным приказам из штаба группы армий «Юг», которых в свою очередь пинали в спину ОКХ и лично Адольф Алоизыч. Василевский посмотрел на Бережного.

– Товарищ полковник, с ротным командиром бы поговорить…

– Товарищ генерал-лейтенант, это несколько своеобразный ротный, – полковник Бережной замялся, – даже для нашего времени… В бою он выше всяких похвал, но вот после… И шутки у него, мягко сказать, специфические, и начальство, бывало, пошлет далеко и надолго. Потому и начальство тоже отвечало ему взаимностью.

Генерал-лейтенант Василевский повернулся к полковнику Бережному и вежливо заметил:

– Самое главное, товарищ полковник, что он немцев послал далеко и надолго.

Полковник Бережной остановил пробегающего мимо рядового, жующего на ходу кусок хлеба с салом:

– Боец, где ваш ротный?

– А, кхаппитан Рахулэнко? Он там! – солдат неопределенно махнул рукой вдоль траншеи. Услышав знакомую фамилию, я вздрогнул. Видимо, судьба не случайно раз за разом сводила нас.

Капитана Рагуленко мы нашли там, где в пехотную траншею был врезан выступающий окоп для БМП. Капитан сидел в приоткрытом десантном люке и меланхолически курил, видимо, мерзкую на вкус трофейную немецкую сигарету. Увидев полковника Бережного, он отбросил сигарету в сторону и спрыгнул на землю.

– Товарищ полковник, во вверенной мне роте все нормально. Убитых трое, раненых двенадцать, в том числе эвакуированных пятеро. С рассвета и по сей момент отбито двенадцать атак противника, потери которого точному подсчету не поддаются. Боекомплект, в среднем, израсходован на две трети. Личный состав в тонусе, боевой дух высок. Докладывал капитан Рагуленко. – закончив рапорт, капитан пошатнулся, ухватившись за створку десантного люка.

Полковник Бережной с подозрением посмотрел на капитана.

– Ты что, пьян?

– Никак нет, товарищ полковник, – ответил капитан, – просто устал как собака. На ногах уже почти двое суток. В другое время после такого пара шотов – и в люлю. Но это война, увы. Вот ребята тоже кемарят, кто как может, пока затишье и фриц не шевелится. Люди очень устали. Прошу вашего разрешения с наступлением темноты разместить личный состав в хатах, за исключением, естественно, караула.

– В хатах, говоришь? – Бережной махнул рукой. – А, ладно, вот только караулы выставляй на один час и двойные. И будь постоянно на связи, возможны резкие изменения обстановки. Вот еще что, с тобой хочет поговорить представитель Ставки Верховного Главнокомандования генерал-лейтенант Василевский Александр Михайлович.

– Товарищ генерал-лейтенант! – те, кто раньше знал капитана Рагуленко по прозвищу Слон, ни за что бы не поверили, что он встал навытяжку хоть перед генералом, хоть перед фельдмаршалом. Но тут перед ним стоял не тучный обитатель «Арбатского военного округа». Эту породу, как и тараканов, не вытравишь никакими реформами. Тут стоял один из легендарных маршалов Победы.

Василевский кивнул:

– Вольно, товарищ капитан, от лица командования Красной Армии благодарю вас за службу.

– Служу Советскому Союзу! – ответил подтянувшийся капитан, пожимая протянутую Василевским руку. – Ну, или трудовому народу – не помню точно, с какого года служить стали Советскому Союзу…

– С тридцать шестого, – мягко поправил его майор Санаев, – вам простительно.

– Ну, тогда все правильно, – полковник Бережной пожал плечами. – Просто мы, как люди старой советской закалки, отвечаем как умеем.

– Товарищ полковник, – с прорезавшимся вдруг кавказским акцентом сказал Санаев, – вы еще в штабе обещали рассказать нам о том, почему «товарищи» вдруг оказались под Андреевским флагом?

– Товарищ майор, – вполголоса произнес полковник Бережной, – расскажу, только не здесь. Сначала вернемся в штаб. Эта информация только для… – Бережной ткнул пальцем вверх. – Потому что имеет важность не меньшую, а может, даже и большую, чем чисто военные вопросы. А тут не только наш личный состав, но и прикомандированные бойцы из морской пехоты Черноморского флота.

– Согласен, товарищ полковник, – майор ГБ осмотрелся по сторонам, – вы совершенно правы.

Генерал-лейтенант Василевский, с интересом выслушав обмен мнениями между Бережным и Санаевым, снова повернулся к ротному.

– Товарищ капитан, меня интересует, что вы можете сказать о сегодняшнем бое? Как вы оцениваете свои действия и действия противника?

Надо сказать, что даже в такой экстремальной ситуации капитану Рагуленко не изменило его обычное специфическое чувство юмора.

– Бой был как бой, товарищ генерал-лейтенант. Такое чувство, что немец еще не понял, что произошло. И если в Евпатории организованная оборона рассыпалась за полчаса, то здесь… Позиции нашей роты немец атаковал нагло, в рост, большими массами. А у нас, товарищ генерал-лейтенант, простите за сравнение, огневой мощи… Ну, в общем, как у дурака махорки. Станкачи, крупняки, пушки БМП, станковые гранатометы – утвари для убийства просто завались. Сами же видите. Да и окопы к первой атаке отрыть успели, а это, сами знаете, не пузом на снегу лежать. Ну, мы их и наказали за наглость. Одна атака – мы их покосили! Вторая, третья, четвертая… И так двенадцать раз. С час назад была их последняя атака, и пока тишина.

– Знаю, товарищ капитан, – кивнул генерал-лейтенант Василевский, – сам был на вашем месте четверть века назад.

– Сюда прямо по шоссе идет моторизованный полк СС и румынский кавполк, – сухо сказал полковник Бережной, – это последний резерв 11-й армии.

– За что я люблю вас, товарищ полковник, умеете придать бодрость всего двумя словами. – Рагуленко потер ладони. – Как говорил Василий Иванович Чапаев, «хрен с ним, подавай и СС…» Только боеприпасов нам подбросили бы, а?