– И Эмма, и я спрашивали ее, в чем дело, но Трейси так на нас посмотрела… Я и подумала, что…

Марк обнял жену, и она продолжила:

– В общем, я сказала Трейси, что нам пора, и повела девочек к машине, по дороге рассказывала, чем займемся вечером, спросила, кем Трейси с Эммой хотят нарядиться на Хэллоуин. Эммины волосы зацепились за крючок платья, и я стала их распутывать. Думаю, пару минут провозилась…

Марк еще крепче обнял жену.

«Похоже, он привык ее так поддерживать», – решила Молли.

– Когда вышли на стоянку, я хотела взять Трейси за руку, но доченька исчезла. Я подумала, она все дуется из-за Эммы, и пожалела, что проигнорировала ее расстроенный вид. Вдруг она еще сильнее обиделась? – Селия всхлипнула. – Я начала громко ее звать. «Трейси! Трейси!» – кричала я и искала ее всюду: и на горках, и под кораблем, и в обоих домиках для игр с другой стороны замка. Я впрямь думала, она где-то рядом и прячется от меня. – По щекам Селии потекли слезы. – Я звала, звала, звала ее… Неподалеку от места, где мы играли в прятки, на скамейке сидела женщина. Она сказала, что видела, как Трейси идет к зарослям, даже спросила ее, все ли нормально, а Трейси лишь кивнула. Как же я ничего не почувствовала?!

Селию точно силы оставили, и она сникла в объятиях мужа.

– Это я виновата! – Она обвела добровольцев умоляющим взглядом. – Я думала, Трейси прячется.

«Она не виновата! – кипела Молли. – Ни в чем она не виновата! Виноват мерзкий урод-похититель!»

Она напряженно смотрела на тропинку, выискивала хоть слабый след маленьких ножек. Нет, так не пойдет, нужно подавить тревогу, сейчас не время для давних кошмаров. Молли закрыла глаза и, поглубже вдохнув, запустила «программу самоспасения» – напомнила себе, что одолела стресс. Потом украдкой оглядела встревоженные лица участников поисковой группы. Вдруг один из них – похититель, пришел якобы помочь, а сам подслушивает, не обнаружились ли какие улики? Некоторые из добровольцев прихватили палки и теперь тыкали ими в траву. Молли догадалась, что они, возможно, ищут тело. И тут же прошлое вырвалось из-под контроля. Молли мысленно обратилась к себе и повторила мантру: в гибели Аманды она не виновата. Мысли плавно потекли к Трейси: «Она не погибла. Я видела ее живой!»

Время от времени люди принимались выкрикивать имя Трейси, и каждый раз вся группа на миг прекращала поиски и с надеждой замирала.

Отдельные участки поля полицейские огородили желтой лентой. О находках ничего не сообщали, но раз добровольцам позволено топтать все вокруг, значит, никаких зацепок не появилось.

Молли дошла до края поля, дальше – лес: деревья с узловатыми ветвями и колючие заросли.

В свежем осеннем воздухе звенели голоса, под ногами шуршали листья. Робкий шаг, второй, третий – с яркого солнца Молли нырнула в густую тень деревьев.

Лес будто манил ее, и она сделала еще один шаг. По коже побежал озноб, в груди раздулся шар и больно давил изнутри. Сердце неслось галопом, теплый воздух сбивался в горле. Молли понимала: все это – часть Картины. Отступать нельзя, возможно, Картина позволит найти Трейси. Чем дальше в лес, тем сильнее пахло холодной землей, потянуло ветерком от ручья, не ведающего солнца. Почувствовав слабость, Молли села на корточки, низко опустила голову и прижала локти к коленям.

«Ну же, давай! Либо прояснись, либо оставь меня в покое! – сказала Молли проклятой Картине. – Либо покажи все, либо катись к черту». Ну почему видения такие непонятные? Молли велела себе собраться и не пропускать знаки, на которые восемь лет назад, на свою беду, не обратила внимания.

Послышался неясный звук, и она резко вскинула голову. Вдали мелькнула Ханна. Вот Ханна нагнулась – медленно, в простом движении угадывался возраст – и начала… неужели сгребать опавшие листья? Потом выпрямилась, украдкой посмотрела по сторонам и сделала несколько шагов вперед, уворачиваясь от веток с ловкостью, какая приходит лишь с опытом. Снова остановилась и потыкала землю длинным прутом.

Ханну догнал кто-то из добровольцев, тронул за плечо. Она испуганно дернулась, уронила прут и шагнула в сторону, словно желая загородить место, в которое тыкала палкой. После короткого разговора мужчина подобрал прут, и они вместе двинулись обратно к парку.

– Уже возвращаетесь? – окликнула их Молли.

– Кое-что лучше не трогать, – ответила Ханна.

Обескураженная словами Ханны, Молли встала, готовясь к новому всплеску внутреннего напряжения, и решительно двинулась вперед. Однако напряжение почти исчезло, осталось лишь легкое замешательство. Молли углублялась в лес – хрустели под ногами ветки, колючий кустарник цеплялся за одежду. Молли споткнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за деревце. Ладонь обожгла резкая боль. Черт! Молли шумно втянула воздух и осмотрела рану – глубокий порез набухал кровью. Порез формой напоминал букву Т.

Пастор Летт шла по заросшей сорняками подъездной аллее к старому дому Перкинсонов и бормотала себе под нос: «Надеюсь, ты на месте. Господи, пусть на сей раз все обойдется!» Смеркалось, по серому небу плыли тучи, холодный воздух сек щеки. Аллею вспороли две колеи, казавшиеся бесконечными. По обе стороны росла высокая, по пояс, трава. Пастор Летт брела, опустив голову, но бдительности не теряла, то и дело проверяя, что она одна. Выбившиеся из-под вязаной шапочки волосы темной подковой накрыли плечи, левая рука сжимала в кармане пакетик семечек. «Поиски, наверное, еще продолжаются». Пастор Летт старалась не обращать внимания на пылающие со стыда щеки, но полностью подавить чувство вины, которое вспыхивало при мысли о Молли, не удавалось. Пастор слышала, как Молли ее зовет, видела, как та бежит за ней, но останавливаться не стала: с Молли Таннер парой слов не ограничишься, а сейчас у нее нет времени на долгие беседы. «Что могу, то и делаю», – резонно напомнила себе пастор.

Дом Перкинсонов построили стратегически грамотно, на вершине лесистого холма, и умело спрятали за огромными дубами и вязами. С шоссе просматривалась только одна башенка, и то лишь зимой, если стоять в нужной точке. Двор полого спускался к заливу Десять Миль, который после возведения дамбы превратился в искусственное водохранилище: плотина затопила долину вместе с несколькими домами. Мало кто из местных знал, что дом Перкинсонов существует, а еще меньше – что двадцать семь лет назад Чет Перкинсон, единственный член семьи, которого не сгубило царившее над домом проклятье, перепоручил особняк заботам пастора Летт.

Когда подъездная аллея свернула к железной дороге и на миг стала видна с шоссе, пастор Летт отступила под тень деревьев. Как всегда во время ночных вылазок, она чувствовала досаду и усталость.

К викторианскому дому пастор подбиралась с опаской – вдруг там бродяги или любопытные подростки? – и выжидала на поляне, пока не убедилась, что поблизости никого нет. Бесшумно выступив из-за деревьев на усыпанную палой листвой лужайку, она внимательно оглядела болтающиеся ставни, ветхую обшивку, выбитое окно второго этажа, заговорщицки подмигивающее в лучах заката.

Пастор зашагала к каменным, обвитым плющом ступенькам крыльца, тяжело вздыхая при мысли о том, что ее ждет в доме. Ступеньки отчаянно молили о ремонте, о перилах напоминала лишь балясина. Рядом с вековыми деревьями, вплотную подступающими к стенам, пастор чувствовала себя карлицей. Она обогнула дом и быстро зашагала к двери черного хода. В воздухе сильно пахло прелыми листьями. Смахнув их с порога, пастор услышала треск сухих веток, склонила голову набок и вся обратилась в слух. Белки!

У знакомой деревянной двери пастор Летт, в тяжелой теплой куртке обливаясь потом, опустилась на колени. Последний взгляд по сторонам. Сняв ключ с шеи, она отомкнула цепь, соединяющую створки.

В лицо ударил холодный сырой воздух, запахло плесенью. Узкая каменная лестница вела в темный подвал. «Все на месте», – с удовлетворением отметила она, даже не включив свет. Грязные стены подземной комнатушки заставили снова поежиться от чувства вины. «Прости меня, Господи!» – беззвучно взмолилась пастор.