Я легко постучал в нее, Наттана отозвалась, и я вошел. Девушка сидела перед тяжелой деревянной рамой с вертикально натянутыми нитями, как арфистка за своим инструментом. Она подняла на меня глаза и улыбнулась. Два раза челнок пробежал сквозь основу, рамы щелкнули, задребезжали; руки девушки двигались с привычным проворством и изяществом. Остановив станок, она повернулась ко мне:
— Не стесняйтесь заходить и когда я работаю. Да проходите же!
Зажав руки между коленей, она глядела вверх.
— Как спалось на новом месте, Джонланг?
— Чудесно, Наттана.
Я сделал шаг вперед. Наттана видела это, однако не пошевелилась. Одних слов приветствия мне было явно недостаточно.
— А как вы спали? — спросил я.
— О, очень хорошо. Я всегда хорошо сплю.
Я подошел совсем близко. Девушка сидела не шелохнувшись. Я поймал ее взгляд; слова, теории, мысли — мигом исчезли куда-то, и оба мы снова оказались лицом к лицу с нашей запутанной ситуацией.
Я наклонился к Наттане, обнял ее за плечи. Она чуть повернула голову, подставила мне горячую шелковистую щеку, прижавшись ею к моим губам… Потом еле заметно, но решительно отодвинулась, как бы давая понять, что намерена ограничиться этим дружеским поцелуем.
— Вы же не завтракали, — сказала она. — Эттера пошла к Эккли. Я принесу вам завтрак.
Она поднялась, кусая губы. Сердце отчаянно заколотилось у меня в груди при виде ее стиснутых рук и боли во взгляде.
— Наттана!
— Пожалуйста, не надо! — быстро проговорила она и, избегая моих объятий, шагнула к двери. Я последовал за быстрым звуком ее шагов вниз по лестнице. Внезапно происходящее представилось мне в новом свете: мое присутствие доставляло Наттане боль, я же думал лишь о собственном удовольствии; если бы я действительно дорожил ее душевным покоем, мне не стоило приезжать.
Но, войдя в кухню, она обернула ко мне столь безмятежно улыбающееся лицо, что я задумался, а вправду ли я причинил ей боль.
— Простите, что постоянно причиняю вам беспокойство, — сказал я.
— Не стоит. Я ему рада.
Она поставила передо мной кружку с подогретым молоком, положила несколько намазанных медом ломтей хлеба и яблоко.
— Сегодня днем можно сходить посмотреть окрестности, — предложила девушка, — конечно, если вам хочется, или еще что-нибудь придумать вместе.
Я сказал, что с удовольствием принимаю предложение, а пока, наверное, пойду поработаю с Эком и Аттом. Бросив на меня взгляд через плечо, Наттана ушла обратно в мастерскую.
Да, вести хозяйство здесь было нелегко, и я должен был помочь своим друзьям. Поэтому, перед тем как выйти, я вымыл за собой посуду.
Поднявшись наверх за плащом, я увидел, что постель моя уже убрана.
Деловито постукивал станок. Я заглянул к Наттане сказать «до свидания», она кивнула, не прерывая работы.
Длинные перистые облака скользили над равниной со стороны Островной, холодный свет солнца сеялся сквозь их белые пряди.
Эк и Атт вернулись к ленчу, они собирались съездить на ферму Самера, расположенную в нижней части долины; у Самера была кузница, и, узнав, что мы с Наттаной тоже хотим проехаться верхом, братья предложили составить им компанию. Эттера в свою очередь предложила заодно отвезти хозяевам котел, который она одалживала у жены Дона, Эльвины, а если платье, которое шьет для нее Наттана, готово — а оно должно быть готово, — мы можем прихватить и его. На все эти предложения Наттана отвечала уклончиво: ни да, ни нет. У меня не было никаких особенных соображений, кроме того, что мне хотелось быть с нею, и, по возможности, наедине. Я вскользь упомянул о коньках, лыжах, о верховой или пешей прогулке, следя за реакцией Наттаны. Словом, разговоров было много, но, когда все встали, из-за стола, ничего так и не было решено.
Братья отправились к амбару, Эттера удалилась на кухню. Наттана принялась вытирать стол.
— Если мы решим поехать с ними, Наттана, — сказал я, — надо их предупредить.
— А вам хочется? — спросила она, выходя на кухню со стопкой тарелок в руках.
— Хочется, если этого хочется вам, — таков был мой ответ, когда она вернулась.
— А мне хочется, как вам.
И снова она ушла на кухню с тарелками.
— Я хочу того же, что и вы, — сказал я, когда Наттана явилась вновь.
— И я тоже…
— Я с удовольствием поеду с ними, если вы этого хотите.
Что я еще мог сказать? Время между тем шло.
— Если вы так ничего и не ответите, Наттана, скоро будет поздно.
— Я уже ответила: если вы хотите — едем.
— Но вам и вправду хочется?
Наттана вышла, прихватив последние тарелки.
— Если вам с Эттерой нужна моя помощь — буду рад помочь, — сказал я ей вслед.
— Ах нет, в другой раз, — ответила она с порога.
Наш зашедший в тупик разговор заразил меня неприятным предчувствием надвигающейся ссоры. Больше в столовой оставаться не имело смысла, и я прошел в гостиную, где в очаге дотлевали угли.
В окно я увидел удаляющиеся фигуры Эка и Атта.
Прошло довольно много времени, пока наконец не вошла Наттана.
— А я все гадала, поехали вы или нет, — сказала она.
Это уж граничило с оскорблением. Завидев ее, я встал. Наттана прошла мимо, не глядя на меня, носком подтолкнула полено и остановилась, устремив взгляд на вновь занявшиеся языки пламени.
— Они уже уехали, — сказал я.
— Правда?
— Можно спуститься к озеру, — предложил я. — Под снегом лед должен быть прочным, мы могли бы попробовать прокатиться на коньках. Вдруг вам понравится.
— Если вы этого хотите.
— Хочу, если вам нравится моя мысль.
— А вам?
— Конечно, лишь бы она нравилась вам, Наттана.
Девушка ничего не ответила.
Потом я предложил прокатиться на лыжах, потом — проехаться верхом, и все — с одинаковым результатом: не признаваясь, чего хочет сама, девушка упрямо отвечала, что сделает все, чего захочу я.
Казалось уже, что мы так ни к чему и не придем, и я почувствовал, как во мне закипает гнев. К тому же она ни разу даже не взглянула на меня.
— Вы так и не сказали, чего вы хотите, — промолвила Наттана. — Скажите, и я сделаю это.
— Это должно быть что-то, чего вам тоже хочется.
— Так и будет, если этого хочется вам.
— Но я хочу, чтобы вам хотелось этого же, а не ради собственного удовольствия.
— Скажите, чего вам действительно хочется. — Голос Наттаны угрожающе задрожал.
Я желал только одного. Даже гнев не мог погасить мое желание. Можно было уладить дело и другим путем, без помощи слов. Сев рядом, я обнял Наттану за плечи и взял ее руку в свою:
— Вы хотите знать, чего мне действительно хочется… Так вот, мне хочется этого.
— А мне нет! — крикнула девушка и, вырвавшись, подошла к очагу и обернулась ко мне с затравленным видом, глубоко дыша и выставив перед собой руки.
— Лучше я пойду в мастерскую, — сказала она (глубокая морщина прорезала ее лоб), — нужно закончить тот коричневый холст.
— Простите меня! — воскликнул я, одновременно рассерженный и удивленный столь резким отпором.
— В чем вы просите прощения?
— Простите, что я позволил так вести себя.
— Ах, вы не понимаете!
Она вдруг отвернулась, и вид у нее стал жалкий: понуренная голова, по-детски круглый затылок и косы.
— Простите, — повторил я как можно ласковее.
— Если вы будете и дальше извиняться, я не знаю, что я сделаю! — сказала она с яростью.
— Хорошо, я не стану извиняться, но… мне жаль, что я повел себя неправильно.
Наттана резко повернулась, сердито глядя на меня:
— Чего вы от меня хотите, Джонланг? Я не понимаю. Вы никогда ничего не объясняете.
— Я не хочу делать вам больно.
Глаза ее широко раскрылись, взгляд смягчился, но голос по-прежнему звучал сердито.
— Вот только что… ведь вы хотели меня поцеловать, правда?
— Да, Наттана.
— Как тогда на мельнице у Файнов?
— Я был тогда счастлив, Наттана.
— Я тоже! Но… ах, Джонланг! И… я говорю уже о другом: вы хотели того, чего хотелось мне, поехать ли с Эком и Аттом, или к Донам, или пойти на озеро, но все — только если мне этого хочется, то есть чтобы сделать мне приятное!