— Вы будили меня? — спросила она.

— Нет, — сказал д'Алькасер, — Я не успел. Когда я подошел, мне показалось, что вы рыдаете. Очевидно, мне это почудилось.

— О нет, я действительно плакала во сне. Мое лицо еще мокрое. Вероятно, уже пять часов. Благодарю вас за пунктуальность. У меня есть одно дело, которое я должна сделать до восхода солнца.

— Да, знаю, — сказал д'Алькасер, подойдя ближе. — Вы решили отправиться на отмель, как мне сообщил ваш супруг. Ваш супруг не произнес и двадцати слов за все это время, но эту новость он мне сообщил.

— Я не думала, что он вам это расскажет, — сказала тихо миссис Треверс.

— Он подчеркивал, что это совершенно неважно, — пояснил д'Алькасер серьезным тоном.

— Да, он знает, что говорит, — отозвалась миссис Треверс. В словах ее чувствовалась такая горечь, что д'Алькасер смутился. — На палубе не видно ни души, — продолжала миссис Треверс.

— Да, даже вахтенные и те спят.

— В этой экспедиции нет ничего тайного, но я предпочитаю никого не будить. Может быть, вы могли бы сами отвезти меня в нашей маленькой лодке?

Ей показалось, что д'Алькасер колеблется. Она прибавила:

— Это свидание не имеет никакого особенного значения.

Д'Алькасер поклонился в знак согласия и прошел с нею к лодке. Когда она входила в нее, он уже был наготове, и как только миссис Треверс уселась, он отчалил. Было так темно, что если бы не фонарь, горевший на бриге, нельзя было бы ориентироваться. Д'Алькасер греб медленно, часто оглядываясь через плечо. Миссис Треверс первая увидела песчаную полоску, слабо светившуюся на черной неподвижности воды.

— Немного левее, — сказала миссис Треверс, — Нет, вот сюда…

Д'Алькасер повиновался, но стал грести еще медленнее. Она опять заговорила:

— Как вы думаете, мистер д'Алькасер, ведь долг нужно всегда платить весь, до последнего фартинга?

Д'Алькасер оглянулся через плечо.

— Это единственно честный способ, — сказал он, — Но это может оказаться трудным, слишком трудным для наших обыкновенных, боязливых сердец.

— Я готова на все…

На секунду д'Алькасер перестал грести.

— На все, что можно найти на песчаной отмели, — продолжала миссис Треверс. — На пустой, маленькой, жалкой песчаной отмели.

Д'Алькасер сделал два взмаха и опять опустил весла.

— На песчаной отмели может уместиться целый мир страданий, вся горечь и озлобление, на которое способна человеческая душа.

— Да, вы, может быть, правы, — прошептала она.

Д'Алькасер греб, часто оглядываясь. Миссис Треверс пробормотала:

— Горечь, озлобление…

Через минуту киль лодки коснулся песчаного дна. Но миссис Треверс не двигалась с места, и д'Алькасер продолжал сидеть, подняв весла и готовый отплыть по первому знаку.

— Как вы думаете, мистер д'Алькасер, я вернусь? — отрывисто спросила она.

Д'Алькасеру почудилось, что в ее тоне не было искренности. Но кто знает, что значила эта отрывистость: искренний страх или простое тщеславие? Д'Алькасер не понимал, для кого она разыгрывала роль: для нею или для себя?

— Я не думаю, чтобы вы понимали настоящее положение вещей, миссис Треверс. Мне кажется, вы не имеете ясного представления ни об его простодушии, ни об его гордости мечтателя.

Миссис Треверс с пренебрежением подумала, что кроме этого было еще и многое другое, чего д'Алькасер не знал, и поддалась внезапному искушению немного просветить его на этот счет.

— Вы забываете, что он способен на сильную страсть и что, благодаря своему простодушию, он не знает своей собственной силы.

В этих словах уже, несомненно, чувствовалась искренность.

«Она это почувствовала, — с уверенностью сказал себе д'Алькасер. — Только когда, где и при каких обстоятельствах?»

Миссис Треверс вдруг встала, и д'Алькасер спрыгнул на песок, чтобы помочь ей выйти.

— Не лучше ли мне подождать здесь, чтобы отвезти вас обратно? — предложил д'Алькасер, помогая миссис Треверс сойти на берег.

— Никоим образом, — тревожно воскликнула она, — вы должны возвратиться на яхту. Через час будет уже совершенно светло. Когда я захочу, чтобы меня отсюда увезли, я подойду к этому месту и махну платком.

У ног их глубоким сном спала вода отмели, и призрачные очертания песчаного острова убегали из глаз. Вдали, на самой середине острова, тяжелой черной массой высились кусты на фоне звезд. Миссис Треверс не отходила от лодки, словно боясь пустынности этого одинокого места и этого моря, где отражались далекие звезды и расстилались безграничные тени.

— Тут никого нет, — прошептала она про себя.

— Он, наверное, дожидается вас где-нибудь близко, или я его не знаю, — уверенно сказал д'Алькасер и сильным ударом весла оттолкнулся от берега.

Д'Алькасер был совершенно прав. Лингард вышел на палубу задолго до того, как проснулась в слезах миссис Треверс. Хоронившие Джафира матросы давно вернулись, и весь экипаж брига спал, кроме двух вахтенных. При появлении Лингарда они бесшумно удалились с кормы. Лингард облокотился о перила и погрузился в мрачные воспоминания о прошлом.

В воздухе носились укоряющие призраки, живые и одаренные речью, но говорившие с ним не членораздельным языком смертных, а слабыми рыданиями, глубокими вздохами и грустными жестами. Когда он пришел в себя, все призраки исчезли, кроме одной темной фигуры, безмолвной и неподвижной. Лингард с ужасом взглянул на нее.

— Кто это? — спросил он тревожно.

— Это я, сэр, — сказал Картер, приказавший, чтобы его разбудили, как только капитан выйдет на палубу.

— Ах, да, — проговорил Лингард, несколько смущенный. Он велел Картеру приготовить шлюпку, а когда, немного спустя, молодой человек сообщил, что все готово, он только сказал: «Хорошо», — и остался стоять, опершись о перила.

— Простите, сэр, — заговорил Картер, помолчав. — Но вы уезжаете не очень далеко?

— Нет, я только хочу проехать на песчаный островок.

Картер успокоился, но был удивлен.

— Там никого нет, сэр, — сказал он.

— Неизвестно, — пробормотал Лингард.

— Но я в этом уверен, — настаивал Картер, — Женщины и дети, приехавшие с этими головорезами и еще остававшиеся там, были взяты теми сампанами, которые привезли вас и джентльменов с яхты.

Он прошел рядом с Лингардом к трапу и слушал его приказания.

— Как только будет достаточно светло, чтобы видеть флаги, — распорядился он, остановившись на трапе, — сейчас же дайте сигнал яхте сниматься с якоря и поднимать паруса. Если они станут тянуть, сделайте холостой выстрел, мистер Картер. Я не допущу никакой задержки. Если яхта не послушается, то я выгоню ее отсюда силой. Пока я здесь еще хозяин.

Миссис Треверс была полна тем тревожным чувством беспредельности и пустоты, которое испытываешь на песчаных отмелях посреди моря. Мир казался какой-то безграничной и плоской тенью, где не на чем остановиться глазу. Затем с южной стороны на фоне звезд появилась одинокая человеческая фигура, казавшаяся необыкновенно огромной; фигура приблизилась, приняла нормальные размеры, но все же внушала смутный страх своей зловеще беззвучной поступью.

Миссис Треверс поспешила заговорить:

— Вы звали меня. Я пришла; надеюсь, вы не жалеете, что я послушалась.

Лингард подошел близко к ней и, слегка нагнувшись, стал всматриваться в ее лицо. Небо над Берегом Убежища уже озарилось холодным сиянием тропического рассвета.

Миссис Треверс смотрела на Лингарда, не отворачиваясь.

— Вы желаете увидеть, есть ли во мне какая-нибудь перемена? Нет. Вы ее не увидите. Теперь я знаю, что я не могла бы измениться, если бы даже и хотела. Я сделана из слишком жесткой глины.

— Я смотрю на вас в первый раз, — сказал Лингард. — Раньше мне не удавалось рассмотреть вас по-настоящему — было слишком много вещей, слишком много мыслей, слишком много людей. Да, я никогда раньше вас не видел. А теперь можно — теперь мир умер.

Лингард схватил ее за плечи, еще более приблизив свое лицо к ее лицу. Миссис Треверс не пошевельнулась.