— Моя жена, наверное, опять начиняла вашу голову всяким вздором, — заговорил мистер Треверс голосом, удивившим д'Алькасера не меньше, чем улыбка, голосом, в котором не было ни гнева, ни раздражения, но чувствовался отгенок снисходительности, — Дорогой д'Алькасер, она так увлеклась своей причудой, что способна наговорить все что угодно. Шарлатаны, медиумы, предсказатели и вообще всякого рода надуватели имеют странное влияние на женщин. Вы сами это замечали. Я говорил с ней перед обедом. Влияние, которое приобрел над ней этот бандит, прямо непостижимо. Я думаю, что и сам он наполовину сумасшедший. Это ведь часто бывает с бандитами. Я вообще перестал с ней спорить. Что вы хотите мне сообщить? Но предупреждаю вас, я отнюдь не намерен принимать ваших сообщений всерьез.

Он быстрым жестом скинул одеяло, свесил ноги на пол и начал застегивать пиджак. Послышавшийся за их спиной тихий шум дал понять д'Алькасеру, что миссис Треверс и Лингард уходят из «клетки», тем не менее он довел свою речь до конца и с тревогой ждал ответа.

— Смотрите, она ушла с ним на палубу, — были первые слова мистера Треверса. — Надеюсь, вы сами теперь видите, что это просто дурацкая причуда. Посмотрите на один ее костюм. Она просто потеряла голову. К счастью, в обществе об этом не узнают. Но представьте себе, что-либо подобное случилось бы в Англии, — это было бы чрезвычайно неудобно… Да, я, конечно, пойду. Я пойду куда угодно. Я не в силах выносить эту шхуну, этих людей, эту чертову «клетку». Я думаю, я заболел бы, если бы мне пришлось оставаться тут.

Около трапа бесстрастный голос Иоргенсона произнес:

— Лодка дожидается уже целый час, Король Том.

— Итак, превратим необходимость в добродетель и пойдем, — сказал д'Алькасер, готовясь взять под руку мистера Треверс, которого он совсем перестал понимать.

— Я боюсь, д'Алькасер, что и вы тоже не проявляете достаточной трезвости, — отозвался мистер Треверс. — Я возьму с собой вот это одеяло.

Он поспешно перекинул одеяло на плечо и пошел вслед за д'Алькасером.

— Как это ни странно, я больше всего страдаю от холода.

Миссис Треверс и Лингард дожидались у трапа. К общему изумлению, мистер Треверс обратился к жене первый.

— Вы всегда смеялись над причудами других, — заметил он, — а теперь вы обзавелись своей собственной. Но об этом лучше не говорить.

Д'Алькасер, поклонившись миссис Треверс, прошел в лодку, Иоргенсон исчез, словно заклятый дух, Лингард отошел в сторону. Муж и жена остались одни.

— Вы думали, что я устрою скандал? — очень тихим голосом заговорил мистер Треверс. — Уверяю вас, мне приятнее уехать куда бы то ни было, чем оставаться здесь. Вы этого не думаете? Вы потеряли всякое чувство реальности. Я как раз сегодня говорил себе, что готов быть где угодно, лишь бы не видеть вас, ваше безумие…

Громкое восклицание «Мартин!» заставило Лингарда вздрогнуть, д'Алькасер поднял голову, и даже Иоргенсон, где-то в темноте, перестал бормотать. Только мистер Треверс, по-видимому, ничего не слышал и ровным голосом продолжал:

— …ваше сумасшествие. А вы казались настолько выше общего уровня. Вы теперь сами не своя и когда-нибудь мне в этом признаетесь. Впрочем, как вы и сами скоро увидите, самое лучшее будет позабыть об этом инциденте. Мы никогда не будем его касаться. Я уверен, что вы вполне со мной в этом согласитесь.

— Не слишком ли далеко вы загадываете? — спросила миссис Треверс.

Она заметила, что говорит с мужем таким голосом и тоном, как если бы они прощались в прихожей своего дома. Таким точно тоном она спрашивала его, когда он вернется домой, в то время как лакей держал открытой дверь, а на улице дожидалась карета.

— Нет, не слишком далеко. Это не может долго продолжаться. — Мистер Треверс сделал точно такое движение, как будто он торопился ехать на деловое свидание. Между прочим, — добавил он, остановившись, — я думаю, этот субъект понимает, что мы богаты. Он в этом вряд ли может сомневаться.

— Он об этом, наверное, совершенно не думал, — сказала миссис Треверс.

— Ну, конечно. Я так и знал, что вы это скажете, — В небрежном тоне мистера Треверса зазвучало нетерпение. — Но я должен вам сказать, что мне это надоело. Я… готов пойти на некоторые уступки. Готов дать значительную денежную сумму. Но вся ситуация так нелепа! Он, может быть, сомневается в моей добросовестности… В таком случае вы, пользуясь вашим особым влиянием, могли бы дать ему понять, что с моей стороны ему нечего бояться. Я держу свое слово.

— Это он предположил бы относительно каждого человека, — сказала миссис Треверс.

— Неужели ваши глаза никогда не откроются? — раздраженно начал мистер Треверс и сейчас же перестал, — Ну, тем лучше. Я даю вам неограниченные полномочия.

— Что заставило вас так изменить свое отношение? — подозрительно спросила миссис Треверс.

— Мое уважение к вам, — не колеблясь отвечал он.

— Я хотела отправиться в плен вместе с вами. Я пыталась его убедить…

— Я это, безусловно, запрещаю, — настойчиво прошептал мистер Треверс. — Я рад уехать. И вообще я не хочу вас видеть, пока с вас не сойдет ваш стих. — Ее смутила его скрытая горячность. Но тотчас же его яростный шепот перешел в пустую светскую иронию. — Не то, чтобы я придавал этому какое-нибудь значение… — прибавил он громко.

Он как бы отпрыгнул от жены и, сходя по трапу, любезно помахал ей рукой.

Смутно освещенная фонарем на крыше рубки, миссис Треверс стояла, опустив голову, в глубокой задумчивости. Но уже через минуту она встряхнулась и мимо Лингарда, почти задевая его, прошла к себе в рубку, ни на кого не смотря. Лингард слышал, как за ней хлопнула дверь. Он подождал, тронулся было к трапу, но передумал и последовал за миссис Треверс.

В комнате было совершенно темно. Лингард не мог ничего разглядеть. Ничто не шевелилось, и даже дыхания миссис Треверс не было слышно. Лингарду стало жутко.

— Я уезжаю на берег, — начал Лингард, нарушая черную, мертвую тишину, окружавшую его и невидимую женщину. — Я хотел попрощаться с вами.

— Вы уезжаете на берег? — равнодушным, пустым голосом повторила миссис Треверс.

— Да, на несколько часов. Быть может, навсегда. Может быть, мне придется умереть вместе с ними, может быть, придется умереть из-за других. Я хотел бы жить только для вас, если бы я знал, как это сделать. Я говорю это вам только потому, что здесь темно. Если бы здесь был свет, я не вошел бы.

— Я хотела бы, чтобы вы не входили, — прозвучал тот же самый пустой и глухой голос, — Всякий раз, как вы приходите ко мне, вы играете человеческими жизнями.

— Да, для вас это слишком, — тихо согласился Лингард. — Вы не можете не быть правдивой. И вы ни в чем не виноваты! Не желайте мне жизни, пожелайте мне удачи, потому что вы неповинны и должны нести свою судьбу.

— Желаю вам всяческой удачи, Король Том, — послышалось во тьме, в которой он теперь словно различал свет ее волос, — Будь что будет. И не приходите больше ко мне, потому что я устала от вас.

— Охотно верю, — пробормотал Лингард и вышел из комнаты, тихо затворив за собой дверь. С полминуты было все тихо, затем послышался стук упавшего стула. Через секунду, в свете лампы, оставленной на крыше рубки, очертилась голова миссис Треверс. Ее обнаженные руки конвульсивно хватались за косяк двери.

— Подождите минуту! — громко бросила она в темноту. Но не было слышно никаких шагов, не было видно никакого движения, кроме исчезающей куда-то тени капитана Иоргенсона, безразличного к жизни людей. — Подождите, Король Том! — повысила она голос и вслед за этим крикнула безрассудно:

— Я не хотела этого сказать! Не верьте мне!

Второй раз в эту ночь крик женщины встревожил всех обитателей «Эммы» — всех, кроме старого Иоргенсона. Малайцы в лодке взглянули вверх. У д'Алькасера, сидевшего на корме рядом с Лингардом, забилось сердце.

— Что это такое? — воскликнул он. — Я слышал, что на палубе кто-то назвал ваше имя. Вас, должно быть, зовут?

— Отваливай! — бесстрастным голосом приказал Лингард, даже не посмотрев на д'Алькасера.