— Так вот что вас тревожит, — медленно произнес Лингард.
— Да, капитан. Вам все это ясно? Перехватывают лодки, похищают джентльменов. Это, конечно, забавно, но вам все это ясно? Старый Робертсон был не особенно щепетилен, но и он…
— Яснее ясного, — горячо воскликнул Лингард. — Я не могу бросить…
Он оборвал фразу. Картер ждал. Матросы с факелами в руках стояли неподвижно, отворотившись от огня, и ближняя мачта, озаряемая снизу колеблющимся пламенем, вздымалась в темное небо, словно высокая колонна. Убегавшие вверх тросы терялись во мраке ночи, но где-то высоко белел свернутый парус, и конец реи, точно висящий в воздухе, светился словно своим собственным светом. В ночном воздухе не проносилось ни одного дуновения ветерка.
— Не можете бросить… — повторил Картер, беспокойно шаркая ногами.
— Не могу бросить никого, — докончил Лингард. — Не могу. Это ясно как божий день. Не могу. Никого и ничего.
Лингард пристально смотрел куда-то вдаль. Взглянув на него, Картер, точно понявший что-то, пробормотал: «Это плохо», — и в его тоне, вопреки его воле, сквозила нотка смутного сострадания.
В душе у Картера царила растерянность, а в окружавшей его обстановке он чувствовал какую-то тайну. Ничего подобного он не испытывал, когда служил у старика Робертсона на шхуне «Ляйимун». А ведь он видал некоторые странные вещи и дажг принимал в них участие. Тогда он не вполне понимал их, ни знал, что вообще их можно понять. А это дело было непонятно Он чуял тут какую-то особенную тонкость, раздражавшую еш Он был встревожен, словно встретился с чем-то магическим, что придавало осложнениям их путешествия особенное значс ние, не постигаемое умом, но тем не менее ясно чувствовавшее ся во фразах, в жестах, в событиях и будившее в душе странную жуть.
Но он не принадлежал к людям, анализирующим свои перс живания, да и, кроме того, он не имел на это времени. Ему на до было отвечать на вопросы Лингарда относительно яхты Миссис Треверс? Нельзя сказать, чтобы она была испугана. У нее, по-видимому, что-то есть на уме. Несомненно, есть. Мат росы перепугались. Станут ли они драться? Если к тому выну дят обстоятельства, всякий станет драться, все равно: напуган он или нет. По крайней мере, он знает это по себе. Конечно, хорошо бы иметь на этот случай нечто лучшее, чем железный лом. Однако…
Картер замолчал и, по-видимому, взвешивал, какие шансы на успех могут быть у людей, вооруженных ломом.
— Зачем вы непременно хотите втянуть нас в драку? — вдруг спросил он. Лингард вздрогнул.
— Вовсе не хочу. Я вас не стал бы об этом просить.
— Никто не может угадать, что вам взбредет на ум, капитан, — отвечал Картер, — Ведь всего двадцать четыре часа тому назад вы хотели пристрелить меня.
— Я только сказал, что скорее застрелю вас, чем позволю вам подымать тревогу и создавать мне затруднения, — объяснил Лингард.
— Да, день на день не походит, — проворчал Картер, — Но я-то почем знаю ваши намерения? По-моему, вы сами изо всех сил создаете себе затруднения.
— Хорошо, допустим, что так, — мрачно проговорил Лингард. — Но как вы думаете, стали бы сражаться ваши матросы, если бы мы их вооружили?
— За кого сражаться? За себя или за вас? — спросил Картер.
— За женщину, — вскричал Лингард. — Вы забываете, что на яхте есть женщина. О мужчинах я не забочусь вот ни на столько.
Картер добросовестно соображал.
— Только не сегодня, — сказал он наконец. — Среди матросов найдется один-два дельных парня, но остальные совсем повесили носы. Не сегодня. Если вы хотите, чтобы они сражались, дайте им немного прийти в себя.
Картер добросовестно и отчасти недоверчиво стал излагать факты и высказывать свои соображения. Он ничего не мог понять, но чувствовал настоятельное желание помочь этому человеку. Иногда ему казалось это необходимым в интересах дела, иногда желательным из политических соображений, а иногда всякая подобная попытка представлялась ему безумием, которое все равно ничему не повредит, ибо сам он совершенно бессилен что-либо сделать. И тогда он чувствовал гнев и нащупывал в кармане рукоятку заряженного пистолета. Он взял с собой это оружие, когда миссис Треверс велела ему ехать на бриг. «Если он захочет что-нибудь со мной сделать, я выпалю в него и постараюсь удрать», — объяснял он ей поспешно.
Он отлично помнил, какой испуг выразился на лице миссис Треверс. Конечно, женщина вроде нее не привыкла к таким разговорам. Вообще, слушать ее было бесполезно, — разве только из вежливости. Нет, пуганая ворона куста боится. Он теперь не даст себя увезти и не позволит, чтоб его задирали.
— Я не дам себя одурачить. Я вам понадоблюсь, миссис Треверс, — сказал он, — и я обещаю вам не стрелять из этой штуки, если он меня не вынудит к этому.
Он проявил юношескую твердость и не уступил ее просьбам, хотя ее необычное волнение несколько озадачивало его. Когда лодка уже отъехала на порядочное расстояние от яхты, она крикнула ему вслед:
— Не стреляйте! Вы не понимаете, в чем дело.
Ее голос, слабо доносившийся из тьмы, тронул его. Он напоминал жалобный крик.
— Пошевеливайся, ребята, — поторопил он матросов.
Он был достаточно рассудителен, решителен и юн и потому почти желал, чтобы «до этого дошло». Он предусмотрительно велел матросам держаться у самой кормы брига.
— Если я вдруг шлепнусь в шлюпку, сейчас же отпихивайтесь и гребите изо всех сил.
Сейчас ему почему-то не очень хотелось стрелять, но он все же мысленно повторял свое решение, чтобы оно как-нибудь не ускользнуло от него и не погибло в море сомнений.
— Не лучше ли мне сейчас же ехать обратно на яхту? — спросил он мягко. Не получив ответа, он продолжал в раздумье: — Миссис Треверс приказала мне передать вам, что она вам верит, что бы ни случилось. Она, вероятно, дожидается ответа.
— Она верит мне, — повторил Лингард. Глаза его сверкали.
При каждом трепетании огней массивные тени палубы качались из стороны в сторону. Там и сям виднелись неподвижные фигуры людей с темными лицами и сверкающими белками.
Картер осторожно сунул руку в карман.
— Ну, что же, капитан? — допытывался Картер. Он вовсе не хотел, чтоб над ним издевались. Пусть миссис Треверс верит, кому хочет.
— Есть у вас какое-нибудь письмо для меня? — спросил Лингард, быстро шагая вперед.
Картер, настороженный, отступил назад, чтобы не очутиться к Лингарду слишком близко. Шо наблюдал за ним со стороны, полные щеки его дрожали, глаза точно готовы были выскочить из орбит, и рот широко раскрылся, как будто Шо вот-вот задох нется от любопытства, удивления и негодования.
— Письма нет, — ответил Картер тихо и спокойно.
Лингард был словно разбужен выстрелом. Казалось, что тяжелая и мрачная туча упала из ночи ему на лоб и быстро опять исчезла в ночи, и, когда она скрылась, он был так спокоен, его взгляд так ясен, ею лицо так уверенно, что трудно было поверить, что сердце этого человека за секунду перед этим пережило муку унижения и страха. Он грустно улыбнулся.
— Что это у вас там спрятано, молодой человек? — спросил он со спокойным и добродушным смирением. — Нож или пистолет?
— Пистолет, — отвечал Картер, — Вы удивлены, капитан? — Картер горячился, ибо внутри его подымалось чувство раскаяния, тихое и неудержимое, как прилив, — Кто из нас первый начал эти штуки? — Картер вынул руку из кармана и повысил голос: — Вы что-то замышляете, чего я не могу понять. Вы не ведете дело напрямик.
Факелы над их головами светились ровно, и тени палубы в эту минуту глубокой тишины казались такими же застывшими, как и люди.
— По-вашему, я не откровенен? — задумчиво сказал Лингард.
Картер кивнул головой. Он сердился на тот оборот, какой принимало дело, и на то, что в нем самом растет желание сдаться этому человеку.
— Но миссис Треверс мне верит, — с тихим торжеством продолжал Лингард, точно выставляя неопровержимый аргумент.
— Да, она так говорит, — проворчал Картер, — Я ее предупреждал. Она — ребенок. Они там все как малые ребята. Вы это знаете, и я это знаю. Я слыхал о людях вашего склада: вы готовы были бы всех нас вышвырнуть за борт, если бы вам это было выгодно. Вот что я думаю.