Миссис Треверс пристально смотрела на него. «Я ничего не скажу ему, — думала она. — Это невозможно. Впрочем, нет, — я скажу все». Она ждала, что с минуты на минуту послышится голос ее мужа. Напряжение становилось невыносимым. Она понимала, что должна решить сейчас. Кто-то на палубе быстро и возбужденно заговорил. Миссис Треверс надеялась, что д'Алькасер заговорит первым и таким образом отсрочит роковой миг. Чей-то голос грубо произнес: «Что там такое?» Несмотря на волнение, она сразу узнала голос Картера, потому что обратила внимание на этого молодого человека, не походившего на остальной экипаж. Она решила, в конце концов, что лучше всего начать в шутливом духе… А может быть, лучше притвориться испуганной? В эту минуту фонарь задрожал, и миссис Треверс похолодела, точно у нее на глазах обвалился небесный свод. Губы ее раскрылись, готовые крикнуть. Фонарь сразу упал на несколько футов, замигал и погас. Вся нерешительность ее сразу прошла. Этот первый сигнал об опасности наполнил все ее су щество совершенно необычным для нее возбуждением. Нужно сейчас же что-то предпринять. Ей почему-то стало стыдно, что она колебалась так долго.
Миссис Треверс быстро двинулась вперед и, пройдя к фонарю, столкнулась лицом к лицу с Картером, направлявшимся к корме Оба остановились в свете фонаря, взглянули и были поражены выражением лиц друг друга. Их глаза были широко раскрыты.
— Вы видели? — спросила она, начиная дрожать.
— Как вы об этом узнали? — удивленно воскликнул Картер.
Миссис Треверс оглянулась и увидела, что весь экипаж был уже на палубе.
— Фонарь спущен, — пролепетала она.
— Джентльмены пропали, — сказал Картер. Затем, видя, что она не понимает, он объяснил: — Их похитили с отмели, — про должал он, пристально глядя на нее, чтобы увидеть, как она примет это. Она казалась спокойной.
— Похитили, как пару баранов. Даже ни одного крика не было слышно! — возмущенно воскликнул он. — Но, впрочем, отмель длинная, и они, может быть, находились на другом ее конце. Вы были на палубе, сударыня?
— Да, — пробормотала миссис Треверс, — Вот здесь, в этом кресле.
— Мы все были внизу. Мне необходимо было отдохнуть немного. Когда я взошел наверх, оказалось, что вахтенный спит. Он божится, что не спал, но я это знаю отлично. Кроме вас, никто не мог услышать никакого шума. Но, может быть, вы спали? — спросил он почтительно.
— Да… Нет… Я, должно быть, спала, — слабо ответила она.
VIII
Разговор с миссис Треверс, напряженная тревога и крайня» усталость вывели Лингарда из равновесия. Возвратившись на бриг, он спросил о Хассиме и услышал в ответ, что раджа и его сестра уехали на своем челноке и обещали вернуться к полуночи. Посланные на разведку шлюпки еще не вернулись. Лингард прошел к себе в каюту и, закрыв глаза, бросился на койку. «Я должен заснуть, или я сойду с ума», — подумал он.
Временами он чувствовал безграничное доверие к миссис Треверс и вспоминал ее лицо. Через секунду лицо начало куда — то уплывать, он усиленно старался удержать в воображении ее образ — и вдруг ему становилось до очевидности ясно, что он погибнет, если не предоставит этим людям исчезнуть бесследно с лица земли.
«Ведь все слышали, как этот человек приказывал мне убираться с его корабля, — думал он и мысленно созерцал мрачную картину предстоящего избиения. — И, однако, я сказал ей, что ни один волос с головы ее не упадет. Ни один волос».
При воспоминании об этих словах ему почему-то сразу становилось легко.
Время от времени от крайнего утомления он переставал думать, и в мозгу его зияла черная пустота; в одно из таких мгновений он заснул и потерял всякое представление о внешнем мире — так полно и внезапно, точно его свалили с ног ударом по голове.
Когда он, еще не совсем проснувшись, присел на постели, он с тревогой подумал, что проспал всю ночь напролет. В салоне горела лампа, и на фоне отбрасываемого ею светлого пятна он ясно увидел из двери своей каюты прошедшую мимо фигуру миссис Треверс.
«Значит, они все-таки переехали на бриг, — подумал он. — Почему же меня не позвали?»
Он бросился в салон. Никого!
Взглянув на часы под стеклянной крышей, он с досадой увидел, что они остановились, а он еще недавно слышал глухое биение механизма. Тогда они шли! Он проспал, наверное, не больше десяти минут. Он, наверное, был на бриге не больше двадцати минут!
Значит, ему только почудилось; он никого не видел. Однако он помнил поворот головы, линию затылка, цвет волос, движение проходящей фигуры.
Он уныло вернулся в каюту, бормоча: «Сегодня мне уж больше не заснуть» — и сейчас же вышел оттуда, держа в руках несколько листов бумаги, исписанных крупным угловатым почерком. Это было письмо Иоргенсона, отправленное три дня тому назад с Хассимом. Лингард уже прочитал его дважды, но теперь он оправил лампу и принялся читать в третий раз.
На красном щите над его головой золотой сноп молний, извивающийся между его инициалами, казалось, метил ему прямо в затылок, когда он сидел, положив голые локти на стол и всматриваясь в помятые листы.
Письмо гласило следующее:
«Хассим и Иммада сегодня ночью отправляются искать вас. Вы не приехали в срок, и с каждым днем положение делается хуже и хуже. Десять дней тому назад трое из людей Белараба, собиравшие на островах черепашьи яйца, вернулись с известием, что на илистых отмелях застрял корабль. Белараб сейчас же распорядился, чтобы ни один из людей не выходил из лагуны. В поселке поднялась суматоха.
Я думаю, это, должно быть, какая-нибудь дурацкая торговая шхуна. Впрочем, когда вы получите это письмо, вам уже все будет известно. Может быть, вы скажете, что мне самому надо было бы поехать на море и посмотреть. Но, не говоря уже о том, что Белараб запретил выходить из лагуны, — а я должен по давать другим пример послушания, — все ваше состояние, Том, находится тут, на «Эмме», и я не могу ее оставить ни на пол дня. Хассим ходил на совет, который собирался каждый вечер за оградой Белараба. Их святой, Нинграт, рекомендовал разгро мить судно. Хассим стал ему выговаривать и указал, что ко рабль, вероятно, прислан вами, так как до сих пор еще ни один белый не заходил в эти места. Белараб поддержал Хассима. Ни нграт очень рассердился и стал упрекать Белараба, что тот даег ему мало опиума. Он начал свою речь: «Сын мой!», а кончил «О, ты хуже, чем неверный!» Началось смятение. Приверженцы Тенги хотели было вмешаться, а ведь вы знаете, какие отношения между Тенгой и Беларабом. Тенга всегда хотел прогнать Бе лараба и имел на это недурные шансы, пока не появились вы и не вооружили телохранителей Белараба мушкетами. Но все-таки Хассиму удалось утишить ссору, и на этот раз дело обошлось без членовредительства. На следующий день, в пятницу, Нинграт, после молитвы в мечети, стал говорить с народом. Он блеял и дергался, как старый козел, и предсказывал народу несчастья, разорения и гибель, если этих белых отпустят. Он сумасшедший, но они считают его за святого, да, кроме того, в молодости он целые годы воевал с голландцами. Шесть телохранителей Белараба прошли по улице с заряженными мушкетами, и толпа рассеялась. Приверженцы Тенги утащили Нинграта в ограду своего господина. Если бы не ждали вас с минуты на минуту, в этот вечер, несомненно, загорелся бы бой. По-моему, жаль, что правитель страны Белараб, а не Тенга. Смелому и предусмотрительному человеку, как бы ни был он вероломен, всегда можно доверять до известного предела. А от Белараба нельзя добиться никакого толка. Мир! Мир! Вы знаете, на этом он помешан. А это лишает его рассудительности, и он нежданно-негаданно может ввязаться в войну. В конце концов это может ему стоить жизни. Но Тенга еще не чувствует себя достаточно сильным, и Белараб по моему совету разоружил всех жителей деревни. Его воины обходили все хижины и силой отбирали все огнестрельное оружие и все пики, какие только находили. Женщины, конечно, визжали и бранились, но сопротивления никто не оказывал. Несколько человек убежало в лес с оружием. Заметьте это обстоятельство. Это значит, что кроме Белараба есть еще другая сила в поселке. Возрастающая сила Тенги.