Инвалиды.
Швейцарцы.
Зеваки, гуляющие, щеголи.
Рабочие, голодранцы, женщины из народа, дети.
Все классы, все возрасты.
Действие происходит в Париже 12—14 июля 1789 года.
Первое действие — в Пале-Рояле, воскресное утро 12 июля.
Второе действие — в Сент-Антуанском предместье, в ночь на вторник 14 июля.
Третье действие — в Бастилии и на площади Ратуши, во вторник 14 июля, между четырьмя и семью часами пополудни.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Воскресенье, 12 июля 1789 года, около 10 часов утра. Из кафе «Фуа» открывается вид на сад Пале-Рояля. В глубине сцены — «Круг»[1]. Направо — бассейн с бьющим фонтаном. Между «Кругом» и галереями Пале-Рояля — аллея. Торговцы стоят, не решаясь отойти ни на шаг, у порога своих лавок с патриотическими надписями на вывесках, прославляющими «великого Неккера» и Национальное собрание. Девицы с обнаженной грудью, с голыми плечами и руками, с букетами цветов, точно султаны, торчащими в прическах, прогуливаются в толпе, вызывающе оглядывая встречных. Разносчики выкрикивают названия газет. Содержатели игорных домов (и среди них Гоншон) снуют в домашних халатах в сопровождении людей, вооруженных дубинками. Банкометы со складными табуретами под мышкой подходят то к одной, то к другой группе, останавливаются на минуту и тут же, на открытом воздухе, располагаются со своей игрой, сворачиваемой, как географическая карта, достают мешки с деньгами и исчезают так же внезапно, как и появляются. Оживленная, беспокойная толпа, еще не знающая, что предпринять. Люди то рассаживаются перед кафе, то вскакивают и убегают при малейшем шуме, становятся на стулья и столы, приходят, уходят. Толпа мало-помалу растет и к концу акта заполняет весь сад и галереи, многие даже влезают на деревья, цепляются за ветви. Тут все классы общества — голодные нищие, рабочие, буржуа, аристократы, солдаты, священники, женщины. Дети продолжают играть, путаясь под ногами прохожих.
Продавцы газет. Раскрыт крупный заговор! Голод! Настает голодуха! Душегубы под Парижем!
Голоса из толпы (подзывая их). Эй!.. Сюда!..
Человек из народа (с тревогой, к буржуа, читающему газету). Ну, что там?
Буржуа. Вы только послушайте, друг мой! Они идут! Немцы, швейцарцы... Париж окружен! С минуты на минуту они будут здесь!
Человек из народа. Король не допустит этого.
Оборванец. Король? Так ведь и он там, с немцами, в Саблонском лагере!
Буржуа. Король — да. Но не королева. Австриячка нас ненавидит. Ее маршал, старик де Брольи, — разбойник, он поклялся раздавить Париж. Мы — в тисках между пушками Бастилии и войсками Марсова поля.
Студент. Войско не тронется с места. Господин Неккер в Версале — он печется о нас.
Буржуа. Да, пока господин Неккер — министр, еще не все потеряно.
Оборванец. А почему вы знаете, что он еще министр? Они уже убрали его.
Все. Нет, нет, он остается!.. В газете сказано, что он остается!.. Ах! Не будь господина Неккера, все было бы потеряно!
Девицы (прогуливаясь). Сегодня ни от кого никакого проку! Все словно рехнулись! Версаль да Версаль, только и разговору!
— У меня был один мальчишка, тот тоже все твердил о Неккере.
— Подумать только! Неужели и вправду эта потаскуха-австриячка засадила наших депутатов в тюрьму?!
Банкометы (таинственно позвякивая под носом у гуляющих мешками с монетами). Крепс, десять да десять, тридцать одно, бириби... Попытаем счастья, господа, попытаем счастья!
Торговцы. Еще только десять, а в саду полно народу. Вот что значит воскресенье и хорошая погода, к вечеру тут и вовсе не пройдешь.
— Снаружи густо, а внутри пусто. Все приходят сюда, просто чтобы разузнать новости.
— Неважно! Надо только уметь взяться за них!
Гоншон (торговцам). Ну как, друзья мои? Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь! Обделывать свои делишки — это еще не все! Разумеется, и о делах не следует забывать, но сейчас надо прежде всего быть добрыми патриотами. А главное, не зевайте, черт подери. Имейте в виду, каша заваривается.
Торговцы. Вам что-нибудь известно, господин Гоншон?
Гоншон. Будьте начеку! Шторм надвигается. Все по местам! А в нужный момент побейте этих болванов и горланьте вместе с ними, не жалея глоток...
Торговец. Да здравствует Нация!
Гоншон (дает ему тумака). Замолчи, олух!.. Да здравствует герцог Орлеанский!.. А теперь можешь горланить и за нее и за него. Так он у нас незаметнее проскочит!
Камилл Демулен (выходит из игорного дома; он возбужден, смеется, бормочет что-то). Ободрали! Обчистили! Предупреждал я тебя, Камилл, что обворуют. Ну и хорошо: все потеряно. Значит, терять больше нечего! Я всегда предвижу свои безумства, но, благодарение богу, это не мешает мне совершать их... Как-никак убил два часа. Где же курьер из Версаля? Неужели до сих пор не прибыл? Мошенник! Все они спелись, как ярмарочные воры. А ты здесь жди, умирай от нетерпения! Тебя подстерегают жулики в своих притонах. Вот и заходишь туда, лишь бы провести время. Надо же чем-нибудь занять руки и все остальное. На то ведь и существуют карты да женщины. Они сумеют избавить вас от лишних денег. У меня в карманах гуляет ветер. Кошелек — новехонек! Не желаете ли убедиться? Вот! Ни одной монетки!
Девицы (подсмеиваясь над ним). Тебя обчистили, чистили, чистили... и еще почистят.
Камилл Демулен. Нашли чем гордиться, летучие мыши Венеры! Обобрали голяка! Ну да черт с вами со всеми, я на вас не в обиде.
Будь у меня, что просадить,
Я просадил бы снова.
Старый буржуа. Кошелек игрока — всегда настежь.
Гоншон. Молодой человек! Я вижу, вы нуждаетесь в деньгах. Я готов ссудить под вашу цепочку три экю — только из уважения к вам.
Демулен. Великодушный Гоншон, тебе не терпится содрать с меня последнюю рубашку и, как святого Иоанна, пустить по миру нагишом... Предоставь это здешним девицам — они сумеют управиться и без тебя.
Гоншон. Ах, прощелыга, да знаешь ли ты, с кем говоришь?
Демулен. Ты — Гоншон; этим все сказано. Ты — ювелир, ростовщик, часовщик, кабатчик, сводник. Ты — все. Ты — Гоншон, король притонов.
Гоншон. Что ты там мелешь? Какие такие притоны? Я основал несколько клубов, где люди встречаются для естественных и добропорядочных развлечений, а также обсуждают способы преобразования государства. Это собрания свободных граждан, патриотов, заботящихся о благе родины...
Демулен. Бедная родина! Кто только ею не клянется!
Гоншон. Это общество людей, берущих за образец природу и естественного человека.
Демулен. И общество женщин, не противящихся нашему естеству.
Гоншон. Висельник! Если ты так низко пал, что неспособен уважать достойного гражданина, уважай по крайней мере того, под чьим покровительством находится мое заведение и чье имя оно носит.
Демулен (не глядя на вывеску). Какое имя? «Сорок воров»?
Гоншон (в ярости). Имя великого Неккера.
Демулен. Ты беспощаден к нему, Гоншон... (Взглянув на надпись.) А что там, с изнанки?
Гоншон. Так, ничего.
Демулен. Здесь изображен еще кто-то.
Гоншон. Это герцог Орлеанский. Два лика одной персоны.
Демулен. Перед и зад!
В толпе, прислушивающейся к их разговору, смех. Гоншон, которого окружили торговцы, угрожающе наступает на Демулена.
Ладно, ладно, попридержи-ка своих телохранителей! Им ведь ничего не стоит убить человека. Ты хочешь, чтобы я удостоверил твою благонадежность? О Янус Гоншон! Изволь, вот справка: ты отбираешь хлеб у честных людей, чтобы кормить парижских прохвостов. Честным людям не остается ничего другого, как взяться за оружие. Audax et edax[2]. Да здравствует Революция!
