Напоминает обычную корабельную каюту и кабинет командующего. Обстановка его предельно скромна. Но сейчас А. Г. Головко находился не в своем кабинете, а в так называемом зале оперативной обстановки. В этом весьма просторном помещении, обитом свежим, пахнущим смолой тесом, несмотря на поздний час, было довольно много народа. Командующий накануне проводил разбор действий наших летчиков, которые 25 января успешно бомбили вражеские порты Линахамари и Киркенес. И вот едва закончился разбор, как поступило донесение от Колышкина. Командующий тут же приказал начальнику штаба флота С. Г. Кучерову направить «К-22» и «М-171» на перехват конвоя.

Вся сложность, однако, заключалась в том, что не имелось точных сведений, где именно в данный момент находятся эти лодки. Командиры их — В. Н. Котельников и В. Г. Стариков, — соблюдая скрытность действий, об этом не доносили. Последняя радиограмма от Котельникова пришла прошлой ночью. Больше суток молчал и Стариков. Подтверждений о получении приказания комфлота от них не поступало: связь в целях все той же скрытности осуществлялась бесквитанционным методом.

Вот почему первым делом Арсений Григорьевич задал мне вопрос о том, какова вероятность, что радиограммы приняты на лодках. Повод для сомнений, что они дойдут до адресатов, имелся серьезный: уж очень ограниченными были возможности связи с лодками, находящимися в море. Перископными антеннами, позволяющими принимать сообщения на глубине, подводники пока не располагали. Так что если бы «К-22» и «М-171» находились в данный момент в подводном положении, никаких радиограмм они бы не получили.

И все-таки после некоторого размышления я высказал предположение, что радиограммы и Котельников, и Стариков получили. А. Г. Головко, услышав это, вопросительно посмотрел на меня, ожидая пояснений.

— Ночь лунная, видимость хорошая, — доложил я. — Котельников должен поостеречься идти в глубь фьорда. Будет, думаю, держаться подальше от берега и из надводного положения наблюдать за обстановкой.

— Ну а Стариков?

— На «М-171» аккумуляторные батареи старые, изношенные. Ей, к сожалению, почти каждую ночь приходится отходить в район зарядки. Так что, скорее всего, она сейчас этим и занимается, а стало быть, находится тоже в надводном положении.

— М-да, изношенные аккумуляторы — это, конечно, плохо, — заметил А. Г. Головко, — но в сегодняшнем случае это может оказаться не к сожалению, а к удаче…

Время шло. Был уже час ночи. Но никто не уходил с командного пункта. Ведь по идее вот-вот должен был прояснить ситуацию Котельников. Оживленный разговор шел у карты северного морского театра.

— Конвой идет в сильном охранении, — заметил кто-то. — Наверняка оружие на фронт везут.

— Оружие? — переспросил находившийся здесь же член Военного совета А. А. Николаев. — А может, и нет. Для фашистов сейчас есть вещи и поважнее оружия. Наверное, не все товарищи знают, что «К-22», с которой мы так ждем вестей, несколько дней назад потопила фашистский транспорт. А вчера наши радиоразведчики перехватили любопытный разговор по поводу того, что вез, да не довез до места назначения утопленник. Товарищ Визгин, — обратился он к начальнику разведотдела, — расскажите присутствующим, о чем они там беседовали.

— Их сухопутное начальство, — улыбаясь, сказал П. А. Визгин, — вовсю клянет морское по этому поводу. Полушубки вез тот транспорт. Тридцать тысяч полушубков. Они для егерей в эти морозы поважнее любого оружия. А теперь по милости Котельникова мерзнет целая армия. Горькими слезами рыдают фрицы…

Да, в этом январском походе «К-22» уже добилась большого успеха. «Вот бы так и сейчас», — читалось на лицах всех, кто находился на командном пункте. Но, к сожалению, на этот раз выйти на цель «катюше» не удалось. В поступившей наконец от Котелъникова радиограмме сообщалось, что, несмотря на тщательное обследование района, конвой не обнаружен. Шифром командир «К-22» доложил свое нынешнее место и место во время получения радиограммы. Мы быстро прикинули по карте. Получалось, что конвой, скорее всего, просто успел проскочить раньше, чем «катюша» дошла до места.

Теперь все надежды были на Старикова. Уж он-то имел запас времени достаточный. На всякий случай А. Г. Головко приказал послать на «малютку» еще одну радиограмму, уточняющую задачу.

Всю ночь я провел на ФКП флота в томительном ожидании. И вот наконец долгожданная радиограмма: «Конвой обнаружен. Двухторпедным залпом потопил транспорт…» Ну, а подробности атаки стали известны к вечеру того дня, когда «М-171» вернулась в Полярный.

— Мы получили приказание идти на перехват, когда уже почти заканчивалась подзарядка аккумуляторных батарей, — докладывал командир «малютки» на разборе. — Я рассчитал время. Получалось, что фашисты должны появиться в патрулируемом нами районе с четырех до пяти часов ночи. Мы успевали свободно. Пришли. Огляделись как следует на месте. Выбрали позицию поудобнее и стали ждать. Конвой немного припоздал на «свидание». Но в пять часов пятнадцать минут гидроакустик услышал шумы винтов. Потом и я в ночной бинокль увидел три силуэта: один покрупнее — транспорт тысячи на две и два поменьше… Хоть до транспорта было еще кабельтовых десять, он так удобно ложился на прицел, что я решил не терять времени — атаковал. Тут же погрузились и произвели послезалповое маневрирование. Через полторы минуты грохнул взрыв. Характерный, с лязгом рвущегося железа. Потом — пара глухих разрывов глубинных бомб. И тишина. Фашисты, думаю, не поняли, откуда их атаковали… В общем-то, действовать в этот раз нам было куда проще и спокойнее, чем обычно. Цель, можно сказать, на блюдечке поднесли.

— Ну а на кого транспорт будем записывать? — спросил я. — На вас или на Колышкина?

— Думаю, что справедливее всего разделить пополам, — улыбнулся Стариков.

Это, конечно, шутка. Потопленный транспорт, разумеется, записали на счет «М-71». Но радовала не столько очередная прибавка в боевом счете «малютки», сколько то, что прошел первую проверку новый и очень перспективный метод ведения боевых действий. Все убедились, что наведение лодки на цель по данным другой лодки — дело вполне реальное. После этого при постановке боевых задач на поход командирам подводных лодок стало даваться конкретное указание: доносить обо всех обнаруженных конвоях, идущих ночью на восток. Со временем атаки по наведению стали получаться у нас чаще.

Принимались на флоте и меры для улучшения взаимодействия подводных лодок с авиацией. И хоть возможности у авиаторов вести разведку в интересах подводников были по-прежнему крайне ограниченными, тем не менее командующий ВВС флота генерал-майор авиации А. А. Кузнецов, представители штаба ВВС приезжали к нам в бригаду, всесторонне обсуждали этот вопрос. Было проведено несколько тренировок по отработке связи подводных лодок с самолетами. И это уже вскоре принесло плоды. В апреле «М-176» И. Л. Бондаревича первой на флоте выполнила успешную атаку по цели, данные о которой ей были переданы с самолета-разведчика. Ну, а к концу войны такие атаки стали обычным делом, о чем, впрочем, речь пойдет впереди.

Закончить рассказ о «жарком» январе хочется тем, как в последний день его, 31 января, бригада встречала возвращающуюся из боевого похода «Щ-422». Это была необычная встреча. И дело не только в том, что «щука», после того как «выложила на блюдечко» транспорт Старикову, сама тоже потопила еще один, уже третий по счету. Дело в том, что в этот раз мы встречали из похода первого в бригаде кавалера Золотой Звезды. 17 января из Москвы пришла телеграмма, в которой сообщалось, что высокое звание Героя Советского Союза присвоено Ивану Александровичу Колышкину.

Ставший привычным торжественный ритуал встречи лодки по такому поводу нам хотелось сделать еще торжественнее. Кто-то предложил построить на причале всех командиров-орденоносцев — своего рода почетный караул. Потом был митинг, на котором Иван Александрович Колышкин, очень смущенный и взволнованный оказываемыми ему почестями, сказал: