Куриная Лапка собралась с духом, подперла щеку кулаком и собиралась уже по привычке завыть: «Ой, беда стучится в наши двери… прямо хоть бери топор и вешайся», как вдруг поняла, что не может произнести ни звука.

Пока гадалка молча раскрывала рот, как вытащенная из воды рыба, кто-то другой начал говорить за нее. Слова опускались сверху, словно падали с потолка, и проговаривал их голос, настолько похожий на голос Куриной Лапки, что бедная гадалка засомневалась – в своем ли она уме?

– Ой, беда стучится в двери… прямо хоть бери топор и вешайся. Плохи дела, пан Наместник, вижу погибель, жертвы, мор…

Когда невидимый помощник закончил перечислять несчастья, грозящие городу, Куриная Лапка помертвела: подобный прогноз мог убить кого угодно.

Ошарашенный Наместник кивнул. Его лицо, казалось, состоящее из одних морщин, на миг разгладилось – так высоко он поднял брови. Повертев в руках пару выпавших карт, старик пристально уставился в глаза Черной смерти, словно картинка могла дать более понятный ответ, и недоверчиво уточнил:

– Сегодняшний день станет началом стольких бед?

– Именно сегодняшний,– подтвердил голос Куриной Лапки.– С Черной смертью шутки плохи. Нужно немедленно принимать меры.

– А вторая карта? – уже ни на что не надеясь, прошептал Наместник.– Вот этот юноша с розой в волосах что значит?

Голос промолчал, и в воздухе явственно повисло недоумение. Куриная Лапка с облегчением поняла, что может теперь закрыть рот, открыть его вновь и вообще распоряжаться своей речью по собственному усмотрению.

– Юный любовник,– поспешно пояснила она,– обычно означает взаимное чувство, но в нашем случае… думаю, это… да, я не сомневаюсь – надежда на победу!

Наместник с явным облегчением выдохнул, незаметно перекрестившись.

– В вечерней сводке новые данные об агрессивных животных,– грустно поделился он с Куриной Лапкой.– Появляются с наступлением темноты, нападают на одиноких прохожих и бесследно исчезают. Ксендз окропил одного святой водой – заверещала и пропала проклятая тварь. А еще герцогскую Плащаницу кто-то с флагштока снял. Ума не приложу, кому и на что старая тряпка понадобилась?

– Колдовство,– уверенно сказала гадалка.– Говорю же вам – надо принимать меры. Пока не поздно.

– Пся крев,– расстроено пробормотал Наместник.– Какие меры? Если я прикажу горожанам запасаться святой водой, паника только разгорится.

– Ищите мага,– посоветовала Куриная Лапка.– Когда выпадает Черная смерть, действительно не до шуток.

Кровь прилила к морщинистым щекам Наместника. Умом он понимал, что беды, предсказанные гадалкой, грозят скорее городу в целом, чем лично ему. Но все же старик не мог отделаться от неприятного ощущения, что карты на этот раз говорят не иносказательно, а прямым текстом: загостился ты на этом свете, ясновельможный пан, хватит. Жди саму Смерть по свою душу.

Пожевав кончик седого уса, Наместник все же решился задать мучивший его вопрос:

– Скажи, а это не может быть что-то личное? Ведь я как человек, стоящий над городом… немолодой уже человек… далеко не праведник… – Тут он окончательно смешался и умолк, пристально глядя гадалке в глаза.

– Все возможно,– согласилась Куриная Лапка, не моргая.– Но, учитывая, что сегодня аккурат день осеннего призыва на курсы, шо-то не верится.

– Не верится? – уточнил Наместник.

– Шо-то нет,– твердо сказала Лапка.

Наместник первым отвел взгляд и нажал кнопку звонка.

– Тогда пошли в соседний кабинет, расскажешь всем.

Спавшие за столом вечерние посетители давно покинули трактир, а теплая беседа двух старых друзей, один из которых не подозревал, что первый раз в жизни видит второго, продолжалась.

Хендрик поначалу вежливо слушал, изображая заинтересованность. Потом у него в голове образовалась каша из имен многочисленных отпрысков плодовитого Солли, и он незаметно для себя тихо заснул на плече «дядюшки». А вот сам дядюшка…

Обычно спокойный и невозмутимый Оскар выглядел сейчас как гончая, учуявшая дичь. Внутри него все сильней шевелился неугомонный червячок совершенно отчетливого предчувствия. Им сегодня повезет.

Оскар отхлебывал из своего бокала и внимательно слушал. Солли подливал в его бокал и подробно рассказывал.

В очередной раз посланный за добавкой меланхоличный Кендрино вернулся из кладовой с полупустой бутылью и доложил:

– Пиво почти кончилось. Джин тоже. Крапивянка на дне.

– Вот как? Все кончилось? – удивился Солли.– Ну и ладно. Думаю, Тино не откажется от нашего фирменного коктейля. Аперитив.

Оскар с улыбкой пожал плечами, обозначая согласие, отчего с его плеча свалился и стукнулся лбом о стол Хендрик.

– Коктейль? – по-кошачьи потянулся он.– Я люблю коктейли! Сок, что-нибудь крепкое и вишенка, да?

– Сок? – с сомнением произнес трактирщик.

– Давай, что есть, Солли. Мы непривередливы,– поспешил высказаться за двоих Оскар.

Кендрино собрал со столов бутылки, стаканы и стопки, составил все это на поднос и медленно, чтобы не уронить хрупкую ношу, пошел к бару. Из-за стойки раздалось характерное бульканье, звон, звуки затрещин, и через несколько минут на свет божий вновь явился Солли. Повеселевший, с подносом, на котором рядком стояли три бокала темного стекла, горшок с печеными каштанами и мисочка с капустой.

Все еще сонный Хендрик сгоряча отхлебнул из своего бокала приличный глоток и закашлялся. Жидкий огонь, пробежав по горлу, стек в желудок и взорвался внутри маленьким вулканом.

– Что это было? – прохрипел он, обмахиваясь ладонью.

Трактирщик ловко закинул в его открытый рот потрескивающий каштан.

– Фирменный коктейль «Бубен». Кольпо гроссо.

– Э? О! – Хендрик выплюнул горячий каштан на пол и по-собачьи вывалил обожженный язык.

– «Дырявый бубен»? – уточнил Оскар, наблюдая за мухой, рискнувшей пролететь над стаканом с коктейлем и сейчас неподвижно лежащей на столе кверху лапками.

– Но, но! Для «Дырявого бубна» нужна предварительная тренировка. Я немного разбавил пивом. Попробуй, Тино! Видишь, как понравилось твоему племяннику?

Окосевший с одного глотка Хендрик подтвердил эти слова радостным кивком.

Оскар выдохнул, опрокинул в рот полбокала и прислушался к себе, чувствуя, как составные части коктейля немедленно вступают в жестокую битву друг с другом. Вместо ответа он округлил глаза и одобрительно крякнул. Солли, внимательно следивший за его реакцией, радостно захохотал.

– То-то же! Старина Солли знает толк в напитках! Это тебе не какая-нибудь басурманская дрянь! Никакого сока, только натуральные компоненты! Если бы не сегодняшние печальные события, я бы соорудил для нас такой обед, что сам король позавидовал бы! Бене! Бене, бене паста!

Оскар сочувственно покачал головой.

– Продолжай свой рассказ, Солли. Значит, ты говоришь – каждый седьмой сын седьмого сына? Без исключений?

– Каждый. Дисграциа, Тино! У канцлера в руках церковные записи. Повитухи под страхом смерти докладывают обо всех младенцах мужского пола, родившихся живыми. Два раза в год, осенью и весной, после совершеннолетия их забирают на учебу в Черную Башню под конвоем. «Ускоренные курсы теоретической магии». Шесть месяцев.

– Теоретическая магия? Звучит нелепее, чем теоретическая акробатика. К тому же всего на шесть месяцев. Смешно! Солли, я лично знавал одного мага. Так вот, чтобы научиться только доставать изо рта бусы и пучок лент, он ежедневно тренировался полтора года. Полтора!

– Ты путаешь цирковых магов с настоящими, Тино.

– А что, кто-нибудь лично видел настоящих? – хохотнул Оскар.– Солли, не считай меня ребенком, я уже вырос из сказок. Всем известно, что магов на свете осталось всего ничего, да и те в лучшем случае способны приворожить, отравить, навести порчу или устроить праздничный фейерверк. Потому что древние мастера своего дела давно умерли вместе с драконами, друидами, эльфами и гномами.

– Все не так просто, амиго,– вздохнул трактирщик.– Ничто на этом свете не исчезает бесследно. Надеюсь, ты не будешь убеждать меня, что никогда не слышал имя великого Мерлина? Так вот. Говорят, в детстве Мерлин был самым обычным пареньком. Отрывал крылья бабочкам, подглядывал за купающимися девчонками, курил втихаря за сараем и все такое. Но после совершеннолетия – бам! – в нем вдруг проснулись магические способности, доно. Пришло время, и магия сама нашла его! А все почему? Потому что он был седьмым сыном седьмого сына! Сеттимо фильо!