– Мне тоже ее очень не хватает. Очень. – Я обняла подругу. Но ответного объятия не дождалась. – Я скучаю и тоскую, так же как и ты.

– Не так! – Сбросив мои руки, Эона вырвалась и отступила на пару шагов, увязая в дорожной грязи. – Ни хмарного демона ты не понимаешь! И не надо тут меня утешать!

За спиной у меня присвистнул Верьян.

– Так объясни мне, – выдавила я из себя, буквально ошалев от кричащей вне себя, поминающей хмарь Эоны.

– Как можно кому–то объяснить, каково это, когда у тебя нет руки?! Или ноги! Ее просто нет! И никогда не вырастет. Нет – и все! Понятно?!

Ну что здесь ответишь… Девушка распалялась все больше:

– Почему ты не дала мне пойти за ней? – продолжала вопрошать Эона. – Это было моим предназначением! Утаны – половинки целого, им не жить друг без друга.

Это меня задело.

– Ах предназначение?! – Как же хорошо, когда тебе есть что проорать в ответ. – Посмотри на меня! Внимательно посмотри. Я должна была стать бессловесной племенной коровой! Потому что так было сказано в Пророчестве. Так вот знаешь что? К хмари его, это предназначение!

– Тут совсем другое, – произнесла Эона пусть с обидой, но спокойно, не повышая голоса.

Из чувства противоречия я хотела покричать еще, но передумала.

«Чего так?» Да глупо это все как–то…

– У каждого свое, родное. Наболевшее. – После крика мой голос стал сиплым.

Что–то кольнуло меня в грудь. Сунув руку за ворот, чтобы почесать укушенное место, я нашарила трехлепестковый амулет Кирины. С удивлением вытащила шнурок наружу.

– Откуда он у тебя? – Взгляд Эоны прикипел к амулету, она сделала шаг мне навстречу.

Медные лепестки тускло поблескивали в раскрытой ладони, и мне не хватало духа ее сжать.

– Кирина дала… Ну… почти дала… Во сне. – Путаные объяснения ситуацию не спасали. Эона мрачнела все больше.

– Сперла его с трупа, и все дела, – хмыкнул позади нас Верьян.

– Заткнись! – в один голос крикнули мы с Эоной, разворачиваясь к наемнику.

Переглянулись и расхохотались. Смеялись, пока не расплакались.

– Вот девки – дуры! Только повод дай сырость развести… – пробурчал Илиш, глядя на нас, плачущих на плече друг у дружки, и прикрикнул: – Эй, рены дур… достопочтенные! Давайте уже, двигайте тем, чем вас мать–природа не обделила!

Мы с Эоной синхронно плюнули в его сторону. И, конечно, не попали.

…Небольшая комнатка на четыре спальных места была откуплена нами полностью.

«Комнаты наивысшего комфорта–с. Нарочно для самых требовательных господ–с. Не хуже, чем в столице, уж поверьте–с», – разливался соловьем хозяин постоялого двора, втюхивая нам апартаменты. Еще бы ему не распинаться – гостиница находилась на столь захудалом тракте, который на картах–то редко когда упоминался – чаще оставался безымянным. Из постояльцев – вообще только мы. Основную прибыль трактирщику, похоже, приносили не заезжие клиенты, а местные мужики, забредавшие пропустить кружечку–другую эля да закусить выпитое.

Повышенный комфорт номера свелся к переоборудованной из чулана умывальне и неработающему звонку для вызова прислуги. Вот и все преимущества.

Муж, жена и великовозрастный племянник–приживала – именно таким составом мы и отрекомендовались. Для поддержания образа у нас имелись телега, лошадь и подорожная. Я старалась не думать, каким образом это богатство досталось Илишу. Просто одним ранним утром, когда мы с Эоной только–только продрали глаза, наемник уже деловито привязывал лошадь к дереву. Допрос с пристрастием результатов не дал: что–что, а уходить от ответов Проклятый Ублюдок умел мастерски.

К слову о последнем: он явно куда–то намылился из нашей душной полутемной комнатенки.

– Ты куда?

Перевязывая хвост из косичек покрепче и пряча его за воротник, Верьян указующе мотнул головой в сторону двери:

– Вниз.

– Вообще–то за нами гонятся, не помнишь? – Руки в боки – я встала напротив двери, наблюдая, как Илиш вновь повязывает голову неким подобием банданы.

Наемник зеркально отобразил мою позу.

– И что теперь? Голодным ходить?

Весомый аргумент, но у меня было чем парировать.

– Можно ужин наверх заказать, я узнавала.

– И переплачивать три талена за доставку?! – хмыкнул Илиш, технично, почти изящно огибая разъяренную меня. – Шикуешь, детка.

Надо же, какие мы экономные! Будто б из его кармана ворую! Между прочим, мы сейчас проживали деньги, которые оставались у нас с Эоной.

– За безопасность можно и доплатить! – Тон беседы явно повышался.

– Что у вас тут деется? – Из–за двери умывальни показалась обеспокоенная, уже отмытая мордашка светловолосой. Следом появились остальные части ее привлекательного тела.

– Верьян опять скупердяйничает, – не упустила случая пожаловаться я.

Наемник не остался в долгу:

– Да уж, не Вашему Императорскому Величеству задумываться о презренных деньгах!

Сказав это, Верьян вышел из комнаты, от души хлопнув дверью, которую я тут же открыла и крикнула вдогонку:

– Еды притащи, скряга!

Мы с Эоной переглянулись.

Да что это с ним такое в последнее время!

«Каждый из нас был на пределе, а это состояние не способствует собранности и выдержанности, надо проявить терпение и понимание», – я попыталась настроить себя на позитив. Не особо удачно, так как еды мы не дождались ни через час, ни даже через полтора.

– Ладно, пойду–ка гляну, как бы наш провожатый никуда не влез. У него сегодня настроение какое–то… для этого самое подходящее. Да и пожрать нам чего–нибудь поищу – живот скоро к спине прилипнет.

– Но…

Девушка попыталась увязаться со мной, но я жестко пресекла бунт:

– Эон, посиди лучше тут. Я недолго. Честно. Посмотрю, что к чему, захвачу еды – и сразу назад. Физиономия у меня, конечно, приметная, на всех углах означенная, но на твою хорошенькую мордашку пьяные мужики быстрее обратят внимание, чем на бесполое существо вроде меня…

Хотя трактир здесь был не из самых дешевых (то есть конкретно нам обошелся в приличную сумму), но на магическое освещение хозяин тратиться не спешил. Настенные лампы больше чадили, чем давали света. Оно, наверное, и на пользу заведению – в царившем полумраке обсчитывать клиента сподручнее. В зале воздух был – хоть ножом режь или, как там еще говорят, топор вешай. Непередаваемая смесь запахов перегара, человеческого пота и перебродившего эля кислотой въелась как в дерево столешниц, так и в сами стены. Вдобавок из кухни ощутимо тянуло сбежавшим молоком.

Стоило мне поставить ногу на первую ступеньку, ведущую вниз, как гул голосов притих. Тренькнули первые аккорды, и сочный баритон затянул крайне знакомую песню:

Как родная меня мать провожала,

Тут и вся моя родня набежала.

«Ах, куда же ты, браток, ах куда ты,

Не ходил бы ты, бастард, во солдаты!

Для того ль тебя растил наш папаша,

Чтобы ты ушел служить в чью–то стражу!

Ах над кем же нам теперь издеваться,

Не дури, бастард, давай оставайся».

Плюнул я в свою родню от порога,

Отвяжитесь от меня, ради бога!

Надоели вы мне все, лоботрясы,

Повернулся и пошел восвояси.

Неосознанно я спустилась еще на пару ступенек ниже и не поверила своим глазам. Переделанную незабываемой госпожой Ольхезой рю Яандер народную песню пел пьяный в дымину Верьян.

Когда он успел так набраться?!

«Долго ли, умеючи!» Вот уж точно.

Через пару лет из войск отпускали,

Все сержанты руку мне пожимали,

Говорили: «Ежли че, возвращайся,

Ты ж работой никакой ни гнушался.

Где ж еще найти того дурака–то,

Что с бастардов да пошел во солдаты!

Благородных–то гнобить любо–мило,

Веселуха нам с тобой привалила».

Из казармы я ушел, напевая,

До ворот дошел, гляжу, догорает.

Вот, ребята, вам моя благодарность,

И простите, если что, за гуманность.

Сшибая углы и запинаясь, я рванула назад в нашу комнату, чуть не затоптав попавшуюся навстречу служанку.