— Похоже, все-таки важны. Если они уже узнали про библиотеку, то, верно, взбесились.
— Библиотеку? — прервал его Ветер.
— Мы утащили почти весь архив стариков, там есть и документы о незаконных сделках и доказательства подкупа. Правда, слегка устаревшие, но все-таки…
Ветер-на-Вершине какое-то время пялился на Конца так, будто парень у него на глазах превратился в чудовище, а потом расхохотался. Он так долго смеялся, что даже выдохся и бессильно опустился на доски палубы.
Ветер дул все сильнее. Свернули последний парус. Пассажиров загнали под палубу, в сумрачные и душные каюты. Кораблик отважно карабкался на очередную волну, чтобы тут же тяжело свалиться в следующий за ней провал. Качка, которая еще в самом начале произвела скверное впечатление на Ветра-на-Вершине, теперь превратилась в рывки. Невозможно строить из себя героя, когда желудок упорно поднимается к горлу. Единственным утешением для бедного горца могло быть только то, что эта беда коснулась не его одного. Большинство беглецов, а среди них и его неблагодарная Звезда, страдали наравне с ним. Эту безумную болтанку хорошо выдерживали только Ночной Певец, все еще спавший под воздействием наркотика, Змеевик и, как ни странно, Мышка. Хотя последний был так испуган, что свернулся на койке в клубочек, закрыл глаза, заткнул уши ладонями, чтобы отгородиться от стонущего потрескивания шпангоутов под напором безумствующей стихии.
— И это называется чудесными морскими приключениями? Я всегда любил качели… но уже очень… очень хотел бы с них слезть!!! — не выдержал Стальной.
Но сойти он не мог. Буря мотала кораблик, он бешено подскакивал, точно норовистый конь, а его груз — как живой, так и неживой — одинаково бросало от переборки к переборке, точно камни в банке. Камушек в глубине души клялся себе, что, если выйдет из этой передряги целым, то уже больше никогда не поднимется ни на один корабль. Даже на борт лодки его нога не ступит, хоть бы вода была гладкой как стол, без единой морщинки. Он даже не представлял себе, что на расстоянии протянутой руки другой Ткач иллюзий давал себе точно такие же клятвы с той только разницей, что при случае обещал еще и весьма мучительную смерть всем Повелителям ветров из Замка магов. Новый зловещий звук пробился сквозь стоны пытаемого дерева и рык разъяренного океана. Стальной и Конец разом приподняли головы.
— Мачта! — с ужасом вскрикнул Творитель.
— Только повреждена! — чуть помедлив, крикнул в ответ Говорун, дотянувшись до мыслей капитана.
— Рей! — уточнил Гриф. — Та горизонтальная перекладина! Слетела!
Конец попробовал передать самые последние новости Камушку, но потом решил, что нет смысла: парень и так чуть не умирал от морской болезни. В следующий миг корпус корабля дико встряхнуло, точно из глубин поднялось какое-то гигантское морское чудовище, схватило судно в пасть и подбросило в воздух. У Говоруна край койки выскользнул из ладоней. Все встало дыбом. Пол ушел у него из-под ног, парень врезался головой в потолок, а потом всей своей немалой тяжестью рухнул на доски вместе с остальными путешественниками. При этом как минимум пара из них оказалась прямо на нем. Корабль взлетал еще раза два. Но с каждым разом все мягче и ниже, точно потерявшая размах колыбелька. Судно качалось все спокойнее, ленивее…
Все пребывали в неподвижности, понятия не имея, что, собственно, произошло. Наконец кто-то решился открыть дверь в узкий коридорчик, который шел вдоль всего корпуса судна, от кормы на нос. Везде стояла вода по щиколотку, но шторм явно резко прекратился, точно ножом отрезало. Общими усилиями удалось открыть люк, ведущий на палубу, едва его подняли, как привыкшие к темноте глаза ослепил блеск солнца, повеяло жаром, точно из печи. Корабль имел весьма жалкий вид. Буря сорвала все реи, хотя мачты каким-то чудом уцелели и теперь торчали голые с жуткими обрывками канатов. Все, что не было предусмотрительно прибито гвоздями или достаточно сильно привязано, оказалось за бортом. Изнуренная и вымокшая команда осматривала это побоище, пытаясь прикинуть потери. Последним на палубе появился Ветер-на-Вершине — истерзанный, с серо-зеленым лицом, он больше напоминал крысу, утопленную в помоях, чем мужественного воина.
Чудом спасшиеся были так измучены, что поначалу никто не сообразил даже, насколько происшедшее необычно. Спустя какое-то время вслед за Ветром появился Ночной Певец, все еще ошеломленный и не вполне пришедший в себя. Он огляделся по сторонам, тряся головой, точно мышцы отказывались его слушаться. Грязный, со сбившимися в колтуны волосами, он представлял собой просто жалкое и горестное зрелище, но, по крайней мере, передвигался своими силами, на собственных ногах.
— Я умер? — Вопрос, прозвучавший из его уст, был столь же своеобразен, как и обстоятельства, при которых Певец его задал.
— Нет, — ответил Гриф.
— Не знаю, — одновременно с ним отозвался Змеевик с некоторым сомнением в голосе, он тоже оглядывался по сторонам.
Певец некоторое время переваривал столь противоречащие сведения.
— Так решитесь же… хоть на что-то.
Потом осел на палубу, свернулся клубочком и замер. Камушек присел рядом с ним на корточки и недоверчиво потрогал друга.
«Он снова заснул, — сообщил он, успокоившись. — А что все-таки произошло?»
Хороший вопрос. Что-то было не так. Буря утихла чуть ли не мгновенно… Даже если б Повелители ветров из Круга прекратили свое воздействие, уже однажды призванный шторм наверняка еще продолжался бы по инерции. Между тем вокруг царила чудесная погода, с неба лился солнечный жар, быстро высушивший влагу на волосах и одежде. А в придачу… нигде не было видно ни краешка земли.
«И где мы находимся?»
Этот вопрос был еще лучше.
У Камушка вдруг возникло страшное подозрение, он обернулся к Мышке, который старался как можно меньше бросаться в глаза.
«МЫШКА!»
У маленького Бродяжника было неуверенное выражение ребенка, вполне справедливо обвиняемого в краже конфет.
— Мышенька, скажи нам, солнышко, что ты, собственно, сотворил? — поинтересовался Стальной зловеще сладким голосом, поскольку ему пришло в голову точно такое же подозрение, как и Камушку.
— Эттто тттак сса-а-амммо полллу-у-училллось, — пробормотал Мышка, заикаясь, стуча зубами и сжимаясь под грозными взглядами старших товарищей. — Этто нне ммоя ввина!..
У них уже не осталось ни малейших сомнений. У Мышки не выдержали нервы. Рискуя жизнью всех присутствующих, он вслепую перебросил весь корабль, даже не осознавая заранее места назначения.
— Это чудо, — сообщил Змеевик с запоздалым страхом. — Чудо, что мы вообще очутились хоть где-нибудь и не размазались в межпространстве. Нам остается только биться головой о землю и благодарить Богиню за милость, — кисло добавил он.
— Охотно, только дай мне хоть какую землю! — Дурное настроение Ветра-на-Вершине ничуть не улучшалось.
— А в горшочке сойдет? — огрызнулся Стальной.
— Мышь, зараза тебя побери, о чем ты только думал?! Мы теперь можем находиться буквально где угодно, в Западном океане, в море Драконов, на водах Сирен или в любом другом месте!
— Я привяжу этого засранца за ноги к канату и протащу под килем! — рыкнул капитан, прислушивавшийся к разговору со стороны.
— Не смей меня трогать! — завопил Мышка сквозь слезы. — Вы несправедливы! Свиньи вы! Мы бы все утонули, если б не я!
— Послушай-ка, Мышь… — грозно начал Луч, но маленький Бродяжник его прервал.
— Не смей так меня называть!! — завопил он, багровый от злости и сдерживаемых слез. — У меня есть имя! Ты… ты… песик ты императорский!!..
Луч обалдел, кажется, первый раз в жизни забыв, для чего служит язык. А Мышка-Ельник растолкал всех, попавшихся ему по дороге, и снова укрылся под палубой.
«Мышь, ругающий Луча… Если я теперь увижу летающую рыбу, то и это меня уже не удивит», — сообщил Конец, который поспешно передавал содержание всего скандала Камушку.
Но у них имелись более важные дела, чем забота о настроениях Мышки. Надо было починить все, что сломалось, заняться теми, кто пострадал во время шторма (несколько матросов были легко ранены), навести хоть бы какой-нибудь порядок на палубе. Но остался неприятный осадок из-за угрызений совести. Некоторые ребята только сейчас по-настоящему осознали досадную правду: Мышкой, самым младшим, самым тихим и покладистым из них, часто пренебрегали и даже помыкали. Нечего удивляться, что в конце концов он не выдержал. Даже странно, что он так долго терпел и только теперь взорвался.