— Я бы в другом случае за такое дал в морду, — сказал Железный обиженно и потянулся к бутылке. — Но ты сейчас прав, когда задал такой вопрос. Учти, Железный не погань. Я привык платить по своим счетам честно. Мне не платили. Было такое. Но вам я отдам все сполна. Слово чести.
Когда Ныым рассказал бóльшую часть из того, что знал о готовящемся похищении, Прасол взглянул на часы.
— Теперь скажи, кто работает на Железного в гарнизоне?
Уверенность, с которой был задан вопрос, показала Ныыму, что о существовании такого человека контрразведчик знает точно, и он даже не пытался что-либо отрицать.
— Точно не знаю, Железный его не называл.
— Как он его завербовал?
— Разве русские не любят деньги? — ответил вопросом Ныым. — Любят. И водку…
— И закуску, — добавил Прасол. — Связь вы как поддерживаете?
— Этот человек звонит нам по телефону.
— В город?
— Нет. В кабеле телефона несколько пар свободных проводов. От распределительной коробки в гарнизоне сделана отводка. Наш человек звонит оттуда по трехзначному номеру. Никуда этот звонок не идет, только на приемную муфту. Ту, что поставлена в лесу. Мы ждем только одно сообщение.
— Какое?
— Железный говорил, что наш человек сообщит ему, когда генерал поедет с важными документами. Тогда нам его брать выгодней. Генерала сдадим чеченам. На бумаги у Железного свой покупатель.
— На этом пока окончим, — сказал Прасол. — Тебе уже пора лечиться.
— Зачем? Я здоров.
— Нет, Ныым, у тебя приступ аппендицита.
— Не натто опперации. Я поюсь уколы.
— Надо, Ныым, надо. Мне важна твоя безопасность…
Шарков с машиной ждал Прасола на шоссе в условленном месте. Увидев Ныыма с руками, скованными наручниками, он удивленно вскинул брови.
— Это наш друг, — представил пленного Прасол. — Очень плохо себя чувствует. Его бы в больницу определить…
— Ты всерьез?
— Конечно. Ах, да. Наручники. Перед операцией снимем…
За обедом в тесной однокомнатной квартире Шаркова Прасол инструктировал хозяина:
— Сегодня вечером ты должен встретиться с Деевым. Его надо предупредить о готовящемся похищении. Сообщение сделай в самой общей форме при трех обязательных условиях. Первое, ни моей фамилии, ни о моем присутствии здесь упоминать нельзя.
— Почему?
— Обязательно объясню потом. Второе, ни в коем случае не говори, что генерала пасут на шоссе.
— Почему? Это ты можешь объяснить?
— Деев способен наломать дров. Вдруг он организует патрулирование трассы и вспугнет Железного? От покушения тот не откажется, но выяснять, где он проведет операцию, будет труднее.
— Аргумент веский. Что третье?
— Если Деев не придаст предупреждению значения, не нажимай. Я знаю, генералов словами пронять бывает трудно. Это надо учитывать.
— Логично. Поедим, я направлюсь к комдиву.
С генералом Деевым у майора Шаркова были сложные отношения. Человек властный, самоуверенный, противоречивый, Деев был о себе самого высокого мнения и для него майор, хотя тот и являлся офицером службы безопасности, был всего лишь майором. Однако положение Шаркова заставляло генерала при определенных обстоятельствах считаться с ним.
На «ты» они перешли в день первого знакомства. Возвращаясь с совещания в штабе армии, генерал-майор Деев подсадил в машину только что прикрепленного к дивизии майора Шаркова. Тронулись. Немного проехали молча. Потом невесть с чего Деев положил руку на колено майора и спросил: «Ну, как служба?» Обычно выдержанный, Шарков в этом случае совладать с собой не сумел. Он тут же положил руку генералу на колено и спросил: «А как у тебя служба?» Деев опешил от такой фамильярности: «Ты что это со мной так?» — «А ты?» — спросил Шарков.
Превращая стычку в шутку, Деев громко захохотал:
— Ну, майор, ну, молодец!
Когда они приехали в гарнизон, улучив момент, водитель генерала подошел к Шаркову и сказал:
— Спасибо, товарищ майор. Хоть вы нашего генерала на место поставили. Он у нас всем тычет, а ему скажи…
Несмотря на то, что инцидент закончился смехом, Деев принял непочтительность контрразведчика как вызов, и отношения их не сложились.
Деев встретил Шаркова, сидя за столом. Сделав вид, что они уже встречались, не поздоровался, не предложил сесть.
— Что там у тебя? Докладывай.
— Есть необходимость, мой дорогой генерал, предупредить тебя о том, что стало известно нашей службе.
В слова «мой дорогой генерал» Шарков вложил ровно столько иронии, чтобы Деев понял, сколь невежливо «дорогому» не предлагать своему почитателю присесть. И генерал понял.
— Да ты садись. И в другой раз давай без приглашений. Так что у тебя, дорогой майор, за новость?
— Готовится похищение. Тебе покажется невероятным…
— Уже показалось. У меня что-либо похитить трудно. Самое большое — могут ограбить склад с портянками. Однако и это потребует жертв. Ты знаешь о моем приказе стрелять на поражение при любом нападении на посты.
— Не думаю, что прицел взят на портянки.
— Тогда на что? Нападение на ракетно-пусковые комплексы мог задумать только сумасшедший…
Деев встал. Громыхнуло отъехавшее на колесиках кресло. Генерал прошелся по ковровой дорожке вдоль ряда стульев. Остановился, круто повернулся на каблуках.
— Не напускай на себя вид прорицателя. Что?
— Тебя, генерал. Персонально.
— Все, Шарков. На этом окончим. Испугать меня трудно. Особенно тем, что ты мне поведал. Могли бы в своей конторе придумать что-то получше.
— Не понял.
— Брось, все ты понял. Докладную о нашем разговоре пойдешь строчить сразу или отложишь на завтра? Смотри, не опоздай.
— Разве в докладной дело?
— Твое во многом в докладных. Писать — это твоя, так сказать, священная обязанность. Будто не знаю — писал ты на меня, и не раз. Кто из вашей конторы держит под рентгеном генерала Деева? Конечно, ты. Много мне анекдотов в строку вставил?
— Докладные не я придумал.
— Суть не в том, кто что придумал. Куда важнее знать, старался ты на меня накапать побольше или все же соблюдаешь меру?
— Если только так, то какая тебе разница?
— Разница в том, в какой мере я могу доверять твоим сообщениям. Пугаешь всерьез или так, для прощупывания?
— Все же объясни неразумному, что тебя смущает?
— Хорошо, только без обиды. Потом пиши по своим инстанциям. Я не боюсь.
— Договорились.
— Многие мои предшественники, Шарков, когда к ним приходил уполномоченный КГБ, а чуть раньше — НКВД, втягивали головы в плечи, как черепахи. В них жил врожденный инстинкт страха перед вашей конторой. Вроде бы мы все одному делу служим, одному государству, но до войны и во время ее старший лейтенант НКВД был равен армейскому майору или даже подполковнику. Каждый из ваших майоров мог сломать шею любому генералу. Стоило только капать на того повседневно. Теперь из вашей службы выпустили дух. Вы стали менее надутыми. Но, чтобы доказать свою нужность, утвердить прежнее значение, вы стараетесь нас, не посвященных в ваши дела, испугать. А в натуре твоя работа и сейчас сводится к составлению досье, к беседам с осведомителями и к писанию бумажек. На меня, на других офицеров.
— Тебя не заставляет задуматься о серьезности моего предупреждения судьба лейтенанта Доронина?
— Рука ЦРУ? Не смеши, Шарков. Следователь прокуратуры убежден — обычное уголовное дело. Так что для начала найди общий язык с ним. Что касается похищения, то страха на меня ты не нагнал. Меня не украдут. Как говорят, бог не выдаст, свинья не съест. И кончили. Все. Будут новости, заходи. Милости прошу…
Уже по виду Шаркова, вернувшегося домой и небрежно швырнувшего фуражку в угол, Прасол понял — разговор с Деевым оказался не из приятных. Это нетрудно было предвидеть.
— Три к носу, — посоветовал Прасол и улыбнулся. — Где наша не пропадала?
— Знал бы ты, как все надоело, — в сердцах признался Шарков. — Поговорил, будто дерьма нажрался. Брошу все к чертовой матери, уйду в пасечники…