– К чему это? Я только выполнил свой долг. Мне показалось, там кто-то стонал, вот я и…

– Не скромничай, – ответил Земба. – Понимаю, тебя это смущает, но для нас важно, чтобы люди знали… Я хочу, чтобы мои сотрудники пользовались уважением. А ты человек новый, и тебе надо с первых же шагов завоевать авторитет. Тем более что тебе предстоит расследование причин пожара. Осмотрись, опроси свидетелей, разработай план мероприятий.

За это первое свое самостоятельное дело Анджей взялся с энтузиазмом. Предварительные подсчеты, произведенные бухгалтерией стройуправления, показали, что потери от пожара только строительных материалов, не считая стоимости складских помещений, составили общую сумму около 20 миллионов злотых. Точным подсчетом потерь занялась специальная комиссия, составленная из представителей стройтреста и народного контроля. Этой комиссии предстояло также установить, не было ли на складе недостач. Результаты ее работы – Корч это знал – ожидались не раньше чем через две-три недели, так же как и результаты анализа грунта, взятого с мест предполагаемых источников пожара.

Пока же Корч опросил свидетелей, первыми увидевших огонь. Одним из них оказался проходивший мимо склада железнодорожник.

– Было, наверно, часов около восьми вечера, – показал тот. – В семь часов у меня конец смены. После работы я пошел к приятелю – он живет недалеко от этого склада. Проходя мимо ворот, со стороны площади, я увидел, что они открыты. Это меня удивило, и я остановился. Во дворе было пусто. Нигде ни одной живой души. Окна темные. Я хотел уж было идти дальше, но вдруг заметил, что над складом что-то сверкнуло. Присмотрелся внимательней: мать честная – огонь! Он мелькнул где-то в левом углу. Потом загорелся в середке и с правой стороны. Я тут же позвонил в милицию и в пожарную охрану.

Второй свидетель, житель одного из ближайших домов, заметил пожар из окна квартиры. И он обратил внимание, что огонь одновременно появился в трех местах.

Эти показания позволяли предполагать возможность поджога. Корчу показалось странным, что пожара не заметил сторож склада. На допросе он извивался как уж, пытаясь как-то объяснить свою оплошность.

– Плохо вижу, – уверял он, – последнее время у меня что-то глаза барахлят.

На вопрос, почему ворота в тот вечер оказались открытыми, найти убедительного ответа он не сумел. Бормотал что-то о машине, которая должна была якобы приехать со стройматериалами, но когда выяснилось, что никаких поступлений товара в тот день не ожидалось, замолчал, и ничего больше добиться от него не удалось. Не удалось также установить, въезжала ли какая-нибудь машина в тот вечер на территорию склада. Кладовщик на допросе показал, что работу он закончил в пятнадцать часов и в пятнадцать же часов, как обычно, оставил ключи от склада в проходной конторы, находящейся рядом. Сторож его показания подтвердил. Время ухода с работы было отбито и в контрольной карточке.

Кроме кладовщика, никто в этот день на территорию склада не входил. Помощник кладовщика болел. Лежал дома. Новые поступления стройматериалов были отменены в связи с предстоящей в ближайшие дни ревизией.

Ревизия планировалась на шестнадцатое июля, пожар возник пятнадцатого. Случайным ли было такое совпадение? В каком состоянии находились материальные ценности на складе в действительности? Книги учета сгорели. Правда, проверку можно провести по бухгалтерским счетам стройуправления, сопоставляя их с копиями накладных на получение материалов на стройках. Корч собирался сделать это еще до вызова на допрос кладовщика. Собирался он при этом побеседовать и с рабочими на стройках. Возможно, от них удастся что-нибудь узнать.

Намеревался он осмотреть район дач. До него уже доходили разные слухи о здешнем индивидуальном строительстве. Кто-то даже пустил в обиход прозвище этого района – «Украдино». Некоторые из случайных собеседников внезапно умолкали, как только речь заходила на эту тему. Начальнику Корч пока ничего не докладывал, поскольку не располагал конкретными фактами.

По логике вещей, индивидуальное строительство в широких масштабах могло открывать заманчивую возможность для сбыта ворованных стройматериалов. Именно здесь мог таиться источник недостач на складе.

Пройдя переулок, Корч сворачивает направо, потом налево и оказывается на окраине городка. Широкая, густо усаженная деревьями асфальтированная дорога. По одной стороне раскинулись луга, спускающиеся к озеру, с другой – ряд утопающих в зелени коттеджей. Все они старательно огорожены. На калитках таблички с фамилиями владельцев. Фамилии Корчу ничего не говорят. Он лишь фиксирует их в памяти. На минуту приостанавливается у роскошной двухэтажной виллы. Вилла? Скорее небольшой дворец. Владелец: Альбин Янишевский. «Ничего себе отгрохал, – невольно проносится мысль, – интересно, кто же это такой?»

Возле соседней, внешне более скромной дачи, копошатся двое рабочих. Подгоняют рамы к окнам подвала. На калитке нет фамилии владельца, Корч собрался было спросить у рабочих, но, подумав, отказался от этой мысли. Вопрос может вызвать ненужную настороженность. Настороженность, которая лишь повредит делу. Неторопливо, как на прогулке, он идет дальше, не оставляя без внимания ни одного дома. Кое-где – это видно сквозь ограды – закладывают уже сады.

В глубине улицы он замечает стоящий у одной из дач грузовик с открытыми бортами. Три человека сгружают с него плиты.

Корч переходит на другую сторону дороги, наблюдая за разгрузкой. Подходит ближе: плиты мраморные. Рабочие сгибаются под их тяжестью, через открытую калитку втаскивают на участок.

Корч замедляет шаг, краем глаза ловит фигуру высокого пухлолицего мужчины лет пятидесяти. Ясно слышится его бас:

– Осторожнее! Не поцарапайте! Складывайте вот сюда, в гараж!

Корч бросает взгляд в ту сторону. В глубине участка массивное каменное строение. Ворота распахнуты настежь. Внутри сверкает капот черного автомобиля. «Ситроен» новейшей марки. «Это тебе не фунт изюма: роскошный лимузин, мрамор!» Анджей фиксирует в памяти номерной знак грузовика и номер дачи. Таблички с фамилией владельца виллы прочитать не удается – далековато. «Но это можно без труда установить», – думает он, в общем-то довольный результатами своей «прогулки».

Корч быстро взбегает по дубовой лестнице ратуши. На часах – начало десятого. «Ах ты, опоздал». Совещание назначено на девять.

Он осторожно нажимает на ручку дубовой дверн с табличкой: «Конференц-зал». Садится с самого края. Осторожно осматривается. «Ого, посещаемость на уровне. Человек пятьдесят, не меньше», – прикидывает он на глаз и теперь уже пристальнее осматривает зал. На переднем плане большой транспарант с лозунгом: «Охрана социалистической собственности– долг каждого активиста!» От слова «охрана» отклеились две первые буквы. Осталось только: «рана». «Неужели никто этого не замечает? – улыбаясь про себя, думает Корч. – Или здесь вообще никто не обращает внимания на такие лозунги?»

На трибуне представительный пятидесятилетний оратор заканчивает выступление. Пухлыми пальцами собирает разложенные листки, неторопливо, солидно спускается со сцены, сохраняя на лице выражение торжественности.

Из-за стола президиума встает седовласый пожилой человек:

– Выступление председателя Янишевского было чрезвычайно интересным, спасибо. Слово предоставляется директору Голомбеку.

«Янишевский! – В памяти Корча всплывает увиденная вчера вилла. – Председатель?»

Низкий, полный, лысый человек с пачкой исписанных листков в руках направляется к трибуне. «Голомбек?» – снова ассоциация с роскошной дачей.

– Случаи хищений и присвоения государственной собственности, приводившиеся здесь прокурором, являются потрясающим свидетельством того, – доходят до Корча слова директора, – что не все руководители учреждений и предприятий строго соблюдают установленные требования. А почему? – хрипловатый голос набирает силу и звучит гневно. – А потому, что кое-кто из нас хочет быть добреньким дядей по отношению к своим коллективам! – Голос поднимается нотой выше, становится пискливым. – Проявляет чрезмерную терпимость. Так, к примеру, директор Якубяк, в хозяйстве которого, как отмечал прокурор, больше всего случаев хищений, не привлекает к ответственности виновных. Терпимость тем более опасна, что она разлагает людей. Не приходится удивляться, что именно у него произошел пожар, – заканчивает оратор.