В том же самом 1919 г. крайне не приспособленный к жизни поэт Велемир Хлебников бежит в далекую Астрахань, где, как оказалось, так же непросто найти дармовой хлеб, а надо работать, реально что-то делать, обслуживать хотя бы самого себя. Это, разумеется, настраивает даже Хлебникова на вполне реалистический подход к жизни. Отказавшись от заумного, невразумительно-загадочного способа изложения мыслей, Хлебников пишет вполне ясным, русским языком:

Мне мало надо:

Краюха хлеба

И капля молока.

И это небо,

И эти облака.

Как видно, голод действовал на поэтов отрезвляюще, а на их поэзию — благотворно. Ибо приходило осознание реальности. А ведь всего за три года до этого поэт бездумно баловался словом «голод», применяя его для рифмы, без смысла, без цели, забывая, какое страшное значение имеет это слово:

В золоте борона вечера ворон летел

И володы голода мечева долу свирел.

В 1920 г. на молодую Советскую республику, только-только отогнавшую Колчака за Урал и разбившую Юденича под Петроградом, а Деникина на юге России, обрушилось колоссальное стихийное бедствие: совершенно не уродился хлеб из-за неблагоприятных погодных условий во всех традиционных зернопроизводящих районах России. Больше других регионов пострадало Поволжье, за ним Украина и Юг России: Приазовье, Ставрополье, Новороссия, Крым.

1 апреля 1920 г. Совет народных комиссаров принял декрет «О введении трудового продовольственного пайка». Им устанавливалось распределение продуктов питания для городского населения, не имеющего земли и не занимающегося сельским хозяйством. Горожане стали получать бесплатные пайки в обмен за свою работу (трудовую деятельность). Однако, как и всегда в России, эти пайки распределялись в значительной степени бесконтрольно, под видом «трудовой деятельности» засчитывалось любое формальное пребывание на какой-либо службе, независимо от реального трудового вклада того или иного лица. В результате издержки государства стали резко возрастать, а денежные затраты населения на питание — резко сокращаться, ибо продукты выдавались бесплатно, причем доля бесплатных пайков все время возрастала с 1918 по 1921 г.

Так, академик С. Г. Струмилин приводит следующие данные об уровне и распределении зарплаты в 20-х годах: промышленные рабочие на питание тратили в 1918 г. 53% своего заработка, в 1919 г. — 21%, а в 1920 г. — лишь 7%.

Более того, Советская власть отменила для трудящихся в 1919—1920 гг. плату за почтовые и телеграфные отправления, за коммунальные услуги (освещение, отопление, водопровод и канализацию), за проезд на городском и железнодорожном транспорте, за топливо (дрова, керосин, уголь), за медицинскую помощь, за газеты (всю государственную периодику) и даже за учебники, специальную профессиональную и техническую литературу.

Одновременно, идя на беспрецедентные в мировой истории государственные затраты на все нужды населения, советское правительство призвало народ к строжайшей экономии продовольствия, к недопущению его разбазаривания, халатного хранения, к усилению дисциплины и организованности в тяжелое для страны время.

Интеллигенция, то есть педагоги, врачи, адвокаты, вольнонаемный персонал военных учреждений, несмотря на тяжелейшее положение в стране, продолжали снабжаться по прежним нормам продовольственным пайком до конца 1920 г., при этом многие старались найти службу с более высокой категорией пайка!

Вот как фиксирует в своем дневнике этот процесс Н. М. Дружинин:

« 29 июня 1920 г.Розенталь (начальник отдела в Военагитпропе) сделал мне выгодное предложение читать лекции за паек на военно-хозяйственных курсах.

13 июля 1920 г.Черемухина вступает в число лекторов военкомата. В. И. Сазонова ищет через меня работы в Военполитпросвете. Всех гонит надежда на хороший паек. Вчера было общее собрание сотрудников, оставленных при МГУ для подготовки к профессорскому званию. Я председательствовал. Обсуждали вопрос о пайке!

3 августа 1920 г.Я в „Филимонках“, имении военкомата в 20 км от Москвы, близ Никольского-Хованского. В большой столовой нас встречает чаепитие. По дороге лакомился сладкими яблоками. Меня ведут в номер, ставят самовар, дают молоко.

8 августа 1920 г.Вчера я уничтожил немало яблок — печеных и сырых. Вообще, яблок и огурцов мы поедаем немало.

9 августа 1920 г.Известие о засухе. Эта засуха будет роковой для нашей страны. Страшный неурожай хлебов.

25 августа 1920 г.Сокращение пайка и ожидание голодной зимы.

13 сентября 1920 г.Неурожай ужасный, и последствие его уже чувствуется.

20 сентября 1920 г. Как всегда, Е. П. угостила меня разнообразным и вкусным обедом. (Автор дневника обедает в семейной „домашней“ столовой — В. П.)».

В начале 1921 г. Дружинин переезжает на пару месяцев в Кострому и снимает там комнату в семье, то есть квартиру с полным пансионом.

« 20 февраля 1921 г.Я чувствую в квартире Вожинского спокойно и уютно, защищенным от бедствий нашего времени. Питали меня более чем достаточно „по-буржуйски“. А кругом — тихая провинциальная жизнь на фоне красивой костромской зимней природы. Зато Москва встретила меня угрюмо. Сокращение подвоза ( продовольствия — В. П.) из-за перерывов в железнодорожном движении».

Однако дело обстояло гораздо масштабнее. На той же неделе было объявлено об окончании социально-экономической политики военного коммунизма, при котором правительство скудно, но абсолютно бесплатно и в гарантированном порядке снабжало даже нетрудовую интеллигенцию продовольственными пайками. Как гром среди ясного неба прозвучало неожиданно для Дружинина одно из первых нововведений эпохи НЭПа: отмена пайков всем служащим.

«Небывалый ранее недостаток во всем необходимом. Цены страшно взвинтились», — панически записывает Дружинин в своем дневнике.

В результате полной дезорганизации денежной системы в стране, раздираемой несколькими фронтами Гражданской войны и иностранной интервенцией, советское правительство, чтобы предотвратить гигантскую инфляцию и учитывая недоверие населения к бумажным деньгам, порожденное еще пресловутыми «керенками», ввело с марта 1921 г. строгие нормы прямого обмена сельскохозяйственных продуктов на готовые промышленные товары:

1 пуд пшеницы

= 2 аршинам ситца

= 1 аршину бумазеи

= 3 катушкам ниток

= 30 иголкам

= 20 ложкам (металлическим)

= 6 стеклам к керосиновым лампам-трехлинейкам.

При обмене на пищевые товары:

пуд пшеницы = 10 фунтам соли, то есть 4—4,5 кг.

При обмене на горючее:

пуд пшеничной муки = 8 фунтам керосина, то есть 4,7 литра (на объем) или 3,6 кг (на вес!).

Это давало возможность рабочим, получавшим оплату за свой труд не бумажками, а реальными, производимыми ими товарами, приобретать путем прямого обмена с крестьянами разумный эквивалент своего труда пищевыми товарами. У интеллигенции подобных реальных результатов труда не существовало. И она растерялась.

Не понимая и не сознавая всероссийского масштаба этих исторических перемен, наш историк-преподаватель, будущий академик-историк бежит в Кострому! Надеясь пересидеть там временные трудности и наивно полагая, что это ему удастся!

« 13 мая 1921 г.Я снова в Костроме. Бедствия нашего времени не мешают Костроме оставаться укромным городом „доброго старого времени“, которого не сокрушат никакие революционные бури».

Дружинин настолько не разбирался в исторических событиях, что думал «обмануть» ход истории. Но действительность вскоре разбивает его иллюзии.