Занятия первого набора начались 1 февраля 1946 года. А я по­пал в академию лишь первого апреля этого года. К тому времени слушатели уже сдали семь экзаменов, и мне необходимо было в короткий срок выдержать испытания по всем этим дисциплинам, таким, например, как: тактико-технические данные танкового артиллерийского вооружения, военно-воздушных сил, инженер­ных, химических войск и т.п. Запомнить все (а на подготовку к каждому экзамену отводилось два-три дня) казалось делом не­возможным, но молодость и упорство победили, и я успешно, к удивлению многих, сдал экзамены. Некоторые преподаватели ко мне относились весьма критически. Слушатели (в академии учи­лось 90 человек) в основном пришли с командных или штабных должностей, а из разведчиков нас было всего трое: я и бывшие мои начальники И. Большаков и А. Хлопов, оба генерал-майоры. Звание генерала давало им известное преимущество. Мое же положение полковника, пришедшего из разведывательного ап­парата, не вызывало особого расположения у преподавателей, и время от времени они напоминали мне об этом.

Руководил академией тогда один из наиболее опытных и тео­ретически подготовленных военачальников — генерал армии М. В. Захаров, впоследствии Маршал Советского Союза. Мат­вей Васильевич долгое время оставался и начальником Гене­рального штаба.

Размещалась академия в те годы в здании, которое в дальней­шем, по решению Хрущева, отдали Университету дружбы наро­дов имени Патриса Лумумбы.

Учеба в академии была сложной и многообразной. Большин­ство занятий проводилось на картах, но нередко мы выезжали на местность или принимали участие в учениях, проводимых в том или ином военном округе. Нас знакомили с отдельными новей­шими образцами вооружений, в том числе авиационным и мор­ским. Довольно подробно изучали «противника». Основным врагом в то время считались вооруженные силы США. Правда, Соединенные Штаты в те годы обладали монополией на ядерное оружие, а Советский Союз был лишь на пороге его создания. По­этому изучению ядерного оружия в академии не придавалось ре­шающего значения, главное внимание уделялось обычным ви­дам вооружений. Да и военные операции изучались лишь с при­менением обычного оружия.

Два года учебы пролетели сравнительно быстро. Чтобы не от­стать от других , я много работал, в том числе вечерами и в вы­ходные дни, не зная покоя ни днем, ни ночью. Связи с ГРУ поч­ти не поддерживал, время от времени встречаясь лишь с некото­рыми работниками управления, так, по старой дружбе.

1 февраля 1948 года в академии начались государственные эк­замены, которые я сдал успешно, за что был награжден двумя ок­ладами. Все складывалось удачно. Семья переживала перипетии учебы вместе со мной.

Вскоре после экзаменов в академию прибыла комиссия Главного управления кадров Минобороны для распределения слушателей на работу. Первые же дни показали, что все, кто побывал на комиссии, остались довольны своими назначения­ми. Как правило, их назначали на ступень выше, чем до посту­пления в академию. Все поздравляли друг друга. Вокруг цари­ла атмосфера подъема и радости. Большаков уже побывал на комиссии и получил назначение военным атташе в США. Хло­пов был назначен начальником кафедры в Академии Генераль­ного штаба.

Наконец наступила и моя очередь. Меня дружелюбно прово­жали слушатели, уже получившие новые назначения.

Я вошел в кабинет. За столом сидел человек, представивший­ся «полковником Ивановым». В свою очередь я назвал свое имя и звание, и он предложил мне присесть.

- Итак, - начал полковник Иванов, глядя на меня с некото­рым высокомерием, - какую же работу вы хотели бы получить после окончания академии?

Вопрос для меня оказался совершенно неожиданным. Я ду­мал, что он сам сделает какие-то предложения, а вместо этого он спрашивал меня. Надо сказать, полковник Иванов сразу мне чем-то не понравился: то ли наглым поведением, то ли явно пре­небрежительным тоном. В общем, я осознал, что между нами не может возникнуть дружеский контакт.

- Мне не совсем понятен ваш вопрос, но, честно говоря, я предполагал после окончания академии вернуться в то учрежде­ние, которое посылало меня на учебу, - ответил я, не называя ГРУ и не указывая мою должность в этом учреждении.

- Управление, которое посылало вас на учебу, - не скрывая удовольствия, отпарировал Иванов, - отказалось от ваших услуг.

Полковник внимательно наблюдал за моей реакцией на его слова.

Я был, конечно, потрясен услышанным, и, вероятно, изме­нился в лице. Для меня заявление Иванова оказалось полной не­ожиданностью. Тем не менее, я быстро справился с волнением. «Главное сейчас, - подумал я, - не доставлять удовольствия это­му негодяю».

- Ну что же, - ответил я тихим голосом, - отказалось так от­казалось.

И замолчал.

Полковник тоже молчал, ожидая, что я заговорю первым. Ка­залось, время остановилось.

- Мы предлагаем вам, - наконец прервал он тягостное мол­чание, - должность начальника кафедры военной географии в Военном институте иностранных языков.

Это уже был прямой вызов, граничащий с оскорблением. До академии мне предлагали должность заместителя начальника Во­енно-дипломатической академии, теперь же, после окончания академии, лишь кафедру военной географии в Военном институте иностранных языков! К тому же ни по специальности, ни по опы­ту работы я никак не подходил на должность «главного географа»...

Нет, - ответил я без промедления. - Благодарю за оказан­ное доверие, но мне эта должность никак не подходит.

Ничего другого у нас для вас нет, - продолжал он своим иезуитским тоном. - Может, вы претендуете на должность на­чальника округа?

В его словах звучали нотки прямого издевательства.

- Я не давал вам никакого повода для такого заключения, -сказал я, поднимаясь со стула.

С этими словами, подавленный и грустный, я вышел, не по­прощавшись, из комнаты. Друзья, ожидавшие меня за дверью, посмотрели на меня и тактично не задали ни одного вопроса.

Я понятия не имел, куда идти, к кому обращаться, что делать дальше. Одно было ясно: с работой мне ничего не светит. Все мои надежды оказались беспочвенными. Я еще не знал, что к то­му времени все работники аппарата ГРУ еврейской националь­ности были уволены.

Надо было идти домой, где меня с нетерпением ждали и наде­ялись, что я приду и расскажу о том, какую интересную и важную работу мне сегодня предложили. Одним словом, настроение у ме­ня было близким к отчаянию. К тому же мне не давала покоя мысль, что этот полковник непременно доложит кому надо наш разговор в искаженном свете, и я окажусь в дурацком положении.

Я решил временно ни к кому не обращаться за помощью в трудоустройстве, считая, что мне обязаны предложить работу в соответствии с моей прошлой службой и приобретенными в ака­демии знаниями.

Шло время, но меня никто не спрашивал, никто мне не зво­нил. Я иногда посещал академию без причины, просто так, что­бы пообщаться с друзьями.

Наступил март, а я все еще оставался без работы. Однажды, бесцельно бродя по коридорам академии, я встретился с ее на­чальником, генералом армии М. В. Захаровым.

— Ты что тут делаешь? — спросил он меня.

Я решил ему все рассказать и, в частности, передал весь раз­говор с полковником Ивановым.

И тут мне несказанно повезло! Генерал армии пригласил меня в свой кабинет и потребовал повторить весь мой рассказ, как го­ворится, от «а» до «я». Он молча слушал меня, не проронив при этом ни слова.

— Ну ладно, - в конце концов прервал молчание Матвей Ва­сильевич, — пойди подожди за дверью. Я тебя скоро вызову.

Ждать пришлось недолго. Адъютант открыл передо мной дверь в кабинет Захарова. Не приглашая сесть, генерал начал го­ворить:

— Тебе предлагается работа в нашей академии на должности старшего преподавателя. Учти, не всякому выпадает такая честь. С управлением кадров все согласовано. Через неделю приступай к работе. Это тебе не в ГРУ работать. Здесь все сложнее.

Он даже не спросил моего согласия. Все было ясно и без слов. Действительно, назначение - более чем почетное. Около вось­мидесяти процентов преподавателей академии являлись участ­никами войны. Среди них были и командующие военными ок­ругами и армиями, и их заместители — начальники штабов, ко­мандиры корпусного и дивизионного звена. Средний возраст подавляющей части преподавателей - 45—55 лет.