— Да, но ведь…

Я не нашла, что возразить, и принялась разглядывать купе… Оно было очень тесным, однако чистым. И это меня порадовало. Свободного места было два дюйма на четыре, остальное пространство занимал шкаф, раковина и спальные места. В целом же довольно уютно.

— Вам нравится? — спросил Ахмед.

— Очень. Я буду спать как убитая.

Мы оба сели, и Ахмед закрыл дверь — стало тише.

— Мое купе находится рядом, но я останусь здесь, пока поезд не покинет пределы Каира и не проверят ваш билет. Возможно, кондуктор не знает английского. Затем пойду в свое купе, а вы запрете дверь. Вам понятно?

— Да, сэр.

— Если я вам понадоблюсь, постучите по этой стене, и я вас услышу. — Он постучал костяшками пальцев по стене у моего спального места. — Я сразу приду.

— Понятно.

— В Луксоре вы отправитесь в гостиницу. Не знаю, в какую — думаю, в «Нью Винтер Палас» может не оказаться свободных мест, но в «Винтер Палас» или «Луксор Отель» будут свободные номера. У меня нет времени звонить туда. Но это хорошие гостиницы.

— Мне все равно.

Он вежливо улыбнулся и искоса посмотрел на меня.

— Я так не думаю. Видно, вам моя страна не очень нравится. Не знаю, какова ваша страна, скорее всего, она очень богата и великолепна.

Я чуть не брякнула: «Так оно и есть», но поняла, что он иронизирует. Вместо этого я сказала:

— Я буду говорить с вами откровенно, мистер Рашид. До тех пор пока сестра не позвонила мне из Рима, я ни разу не покидала Соединенные Штаты. Меня поразило все, что я увидела в Риме. А вот теперь меня потряс Египет. Вы не можете винить меня за то, что я ошеломлена!

— Я вас ни в чем не виню…

— Нет, это неправда! Я всего лишь реагирую естественно. Если кто-то демонстрирует свою гордость и обиду, то это вы. Мне кажется, что вы стыдитесь Египта и хотите быть тем, кем на самом деле не являетесь. Вы обращаетесь с этими жалкими нищими так, будто они гораздо ниже вас, и с радостью бросаете им несколько монет. Мистер Рашид, не вините меня в том, в чем виноваты вы сами!

Он молча смотрел на меня. На улице раздавались приглушенные крики на арабском. Я сидела в купе вместе с этим человеком, которого я едва знала и во власти которого находилась. Зачем я на него напустилась? Какая муха меня укусила?

Я услышала голос Ахмеда Рашида:

— Наверное, вы правы, мисс Харрис. Не буду с вами спорить.

Я снова взглянула на него, увидела его влажные глаза и смуглую кожу. Если бы Ахмед надел белую куфию, завязал ее черным шнуром, он стал бы похожим на шейха в пустыне — таинственного и романтичного. Однако сейчас он был просто Ахмедом Рашидом, государственным чиновником, который выполняет свои обязанности.

— Извините. Я просто взвинчена. Послушайте… — У меня на коленях лежал сверток, приготовленный для нас Асмахан… — давайте заморим червячка, хорошо?

— Как вы сказали?

— Давайте перекусим. — Я сорвала веревку и уже хотела было содрать бумагу, но он остановил меня.

— Бумага очень ценна, мисс Харрис.

— Это правда. Что тут у нас такое…

— Буртукан. — Он вытащил апельсин. — Буртукан суккари[39]. А вот это — торта [40]. А вот хлеб, айш балади.

Я рассмеялась.

— А я проголодалась.

Когда поезд тронулся, я отодвинула занавеску, но в темноте ничего не удалось рассмотреть. В стекле я увидела отражение своего лица, а за ним наблюдавшего за мной Ахмеда Рашида.

Вошел молодой человек, похожий на кондуктора. Он тщательно изучил наши билеты, проштамповал их, надорвал, написал свои инициалы, прокомпостировал и вернул нам. За это время он с Ахмедом разговаривал на арабском, затем молодой человек вышел.

— Вам теперь придется идти в свое купе?

— Пока нет. Этот человек проверил лишь оплату за дорогу. Придет еще один проверить наши билеты.

— Там, где нет работы…

Он улыбнулся мне.

— Теперь вам понятно.

Когда пришел второй кондуктор, поболтал с Ахмедом и ушел, мой спутник сказал:

— Мисс Харрис, я пойду. Пожалуйста, заприте дверь. И не забудьте о стене… — Он снова постучал по ней. — Если я вам понадоблюсь.

— Не забуду. Спасибо. Шукран.

— Афуан, мисс Харрис. Тесбах алал хейр.

— Спокойной ночи.

Я тут же заперла дверь, свернулась калачиком на своем месте и укуталась одеялом. Конечно же, мои мысли вернулись к Адели.

Что меня ждет в Луксоре? Это был самый важный вопрос. Я понятия не имела, в какую историю угодила моя сестра. Не знала, чем она занималась все это время после того телефонного звонка из Рима. Неужели ее похитили? Может, она заодно с бандой преступников? Или же путешествует в одиночку? На все эти вопросы пока нет ответа.

Воображение рисовало разные картинки. Сначала я увидела свою сестру, связанную веревками, с кляпом во рту. Затем — как она совершенно беззаботно и игриво присматривает одежду в магазинах Луксора.

Я вспомнила фотографию. На ней, вне всякого сомнения, была моя сестра, но снимок казался каким-то нечетким, смазанным, по нему нельзя было определить, где она точно находится и чем занимается. Адель с озадаченным выражением лица, подбоченись, стояла среди местных жителей в шапочках и просторных рубахах, галабеях. На моей сестре были брюки цвета хаки, блузка и высокие черные сапоги. Волосы кое-как собраны в пучок на макушке.

Не совсем в духе Адели, но это еще ни о чем не говорило. Шутки ради она была готова на что угодно. Конечно, если все это действительно шутка. Или все начиналось как шутка, но сейчас дело обстоит немного серьезнее. Сейчас не до смеха.

Лежа в темноте и слушая стук колес, я мысленно вернулась к эпизоду на Муски. Все могло закончиться трагически, не появись в то мгновение Ахмед Рашид.

Я стала думать о своем спутнике. Кто же он? Куда везет меня? Что будет, когда мы приедем? Сейчас я верила ему, ведь он уже дважды спас мне жизнь, учитывая тот случай в гостинице «Шепард». Да, ему можно доверять, решила я.

Но у меня все еще не было ответа на вопрос… кто же он, этот Ахмед Рашид?

Ночью я несколько раз просыпалась. Слышался перестук колес, поезд ритмично покачивался, за окном мелькали неясные очертания. Когда я засыпала, мне снились странные сны. Едва прорезались первые слабые лучи поднимавшегося за рекой солнца, я встала и начала готовиться к предстоящему дню.

Надев брюки и блузку, я умылась и привела себя в порядок, закурила и стала ждать, когда окончательно взойдет солнце. Решив позавтракать, я съела несколько кусков ароматного пирога, который испекла Асмахан, и стала смотреть в окно. Зрелище было завораживающим: показалась долина Нила во всем своем величии.

Наш поезд мчался к югу по западному берегу Нила. В половине шестого солнце озарило окрестности. Поезд сделал короткую остановку на маленькой станции под названием «Грига», и снова тронулся. За окном мелькали небольшие деревушки. Волы и верблюды вращали огромные водяные колеса, поднимавшие воду Нила для орошения пастбищ. Потемневшие от солнца крестьяне в белых галабеях трудились, пока утро дарило прохладу. Я представила, что позднее, когда наступит самое жаркое время дня, все отправятся на полуденный отдых.

Мы проезжали мимо построек из простой глины с отверстиями, которые служили дверями и окнами. Они были запыленными, кособокими и лепились друг к другу почти вплотную.

Бескрайние поля сахарного тростника, которые постирались на многие мили, проносились за окном. Тянулись ряды финиковых пальм, хлопковые и пшеничные поля. Пыльные дороги расчертили поля на квадраты, каждый из которых, видимо, принадлежал работавшему на нем феллаху [41].

Пока поезд с грохотом мчался мимо, шумные толпы молодых людей и детей устремлялись к рельсам, размахивая руками и крича. Взрослые были одеты в длинные белые рубахи, а маленькие бегали голышом. Собаки лаяли на гудок поезда, одинокие коровы разворачивались и в испуге бежали подальше. Это был другой Египет, совсем не похожий на Каир. Провинциальный, но такой очаровательный…