То, что ныне появляется в печати под названием карикатуры, находится далеко за пределами этого искусства. Это большей частью — бездарные, примитивные и безграмотные поделки, не имеющие ничего общего с подлинной художественной карикатурой. И до чего это обидно, если оглянуться на славный и почетный творческий путь нашей сатирической графики, даже если не залезать глубоко в историю, а вспомнить хотя бы замечательные, яркие, меткие карикатуры 1905–1907 годов, вспомнить великолепную плеяду карикатуристов журнала «Сатирикон»: Николая Ремизова (Ре-ми), Алексея Радакова, Владимира Лебедева, Николая Радлова и целый ряд других замечательных художников-карикатуристов.

Вспомним сатирические плакаты гражданской войны Дмитрия Моора (Орлова), Виктора Дени (Денисова), Михаила Черемных. Вспомним знаменитые «Окна РОСТА» Владимира Маяковского и того же Черемных. Эти «Окна» возродились как «Окна ТАСС» в дни Великой Отечественной войны. И в те же грозные годы произошел подлинный расцвет боевой политической карикатуры в центральной и фронтовой печати. Политическая карикатура оставалась на своем посту на страницах «Правды», «Известий», «Красной звезды», «Труда», других органов печати, не позволяя себе снижать уровень своего художественного и сатирического качества и во все годы «холодной войны».

И любопытнейшая вещь! В интересе к карикатуре, я позволю себе сказать, в любви к этому веселому, умному, причудливому и… серьезному искусству сошлись и широкие круги читателей, и весьма высокие политические деятели.

Сотни и тысячи читательских писем занимают объемистые папки в моем архиве. И прежде всего я свято храню письма фронтовиков, полученные в суровые дни войны и являющиеся для меня самым неопровержимым и ценным доказательством, что веселый рисунок, меткая насмешка над врагом не менее нужны бойцу, чем боевые припасы, продпаек, а может быть, и «наркомовские сто грамм». Беру наугад одно из писем:

«Дорогой тов. Ефимов! Рисуйте побольше! Ваши карикатуры не только смешат, но усиливают ненависть и презрение к врагу. Бейте еще крепче фашистскую мразь оружием сатиры. Рисуйте их, чертей, еще смешливее! А мы будем веселее нажимать на спусковой крючок, еще лучше и прицельнее сбивать воздушных пиратов, сильнее драться и уничтожать проклятых гитлеровцев, приближать тот день, когда на немецкой елке увидим повешенными главарей гитлеровской Германии. С приветом и добрыми пожеланиями фронтовики Леонтьев, Евсеев, Телешов, Воробьев и др. П.П. 18868».

А вот письмо мирного времени — из Башкирской республики пишет работник совхоза:

«Ваши рисунки настолько глубоки по содержанию, что просматривая их, я «читаю» в этих «карандашных» телеграммах то, что напечатано в номере буквами».

Были письма и критические, и придирчивые, и ругательные, но какими бы они ни были по содержанию, все они свидетельствовали о том, что карикатура, если в ней, конечно, есть мысли и содержание, редко кого оставляет равнодушным. Вот, например, этот читатель недоволен содержанием карикатуры; рассматривая ее, как серьезное политическое выступление, он пишет:

«Товарищ Ефимов! Ваша карикатура в «Известиях» под названием «Усердие не по разуму» представляет собой пример непропорционального удара налево. Лишенные избирательных прав кулаки и подкулачники должны, видимо, вызывать у читателя слезы сочувствия, а рабочий у вас выглядит настоящим фашистом. На правильной ли политической платформе вы стоите? Привет! Ваш Л. Троцкий».

Любили карикатуру и дети, для которых она была не только забавным рисунком, но и в какой-то степени знакомством с событиями.

Юра Петров сообщает, что он «среди ребят в квартире, вырезывающих карикатуры Ефимова», самый маленький: «Мне только лет половина шестого, и поэтому у меня карикатур меньше всех». Он просит высылать ему газету.

Получив ответ, он заявляет, что «так благодарен, прямо спасибо вам с американский дом в 23 этажа». Он хочет сам научиться рисовать, но «мама говорит — надо родиться умным человеком. Я постараюсь…»

А вот отклик человека более взрослого, чем Юра Петров и, несомненно, не менее компетентного:

«Сборник ефимовских карикатур — своеобразный живой альбом первоклассного политико-художественного значения… Ефимов умеет обобщать. Но у него — не бледная немочь художественной схемы, не отвратительные мумии сухой и книжной абстракции, а живые “герои”».

Это писал в 1935 году в статье «Художник-боец» Николай Иванович Бухарин.

А вот еще небезынтересный отклик. Поздно вечером у меня в квартире зазвонил телефон:

— Говорят из редакции «Правды». С вами будет говорить товарищ Мехлис.

— Ефимов? — послышался знакомый резкий голос. — Вы можете сейчас приехать в «Правду»?

Несмотря на вопросительную форму, эта фраза звучала достаточно повелительно.

— Э-э… Конечно, Лев Захарович. Но я немного нездоров, простужен…

— Что-о? — безмерно удивился Мехлис. — Вы не можете приехать? Странно. А я хотел вам сообщить, что ОН сказал.

Нетрудно было догадаться, кто это — ОН.

— Что-нибудь неприятное, Лев Захарович? — вырвалось у меня.

— Когда ОН говорит, это всегда приятно, — строго-нравоучительно произнес Мехлис. — Приятно для дела. Понятно?

— Да, да, конечно, Лев Захарович, — заторопился я и усиленно закашлялся. — Я сейчас соберусь.

Но тут Мехлис недовольно сказал:

— Ну ладно. Приезжайте завтра утром.

На другое утро я входил в кабинет Мехлиса. Пригласив меня сесть, он сказал:

— Вот что. Хозяин обратил внимание, что когда вы рисуете в «Известиях» японских милитаристов-самураев, то обязательно изображаете их с огромными зубами, торчащими изо рта. Этого не надо делать. Это оскорбляет национальное достоинство каждого японца.

— Понятно, Лев Захарович. Хорошо. Зубов больше не будет.

И я поднялся, считая разговор законченным. Но Мехлис пустился в разглагольствования о значении в газете политической карикатуры как материала не менее важного, а иногда и более ответственного, чем любая статья, и что к политической карикатуре надо относиться с особым вниманием, чтобы не давать повода к нежелательным придиркам. Я выслушал эти наставления с видом величайшего внимания: нетрудно было догадаться, что он повторяет какое-то высказывание Сталина.

Надо ли доказывать, что многообразие этих откликов, начиная от Юры Петрова «лет половина шестого» до «Вождя и Учителя», единых в своем уважительном и серьезном отношении к искусству карикатуры, налагало на художника-карикатуриста обязанность оправдать это уважительное отношение качеством своей работы. И не только качеством отдельного рисунка, но и более широким масштабом всего жанра. Иными словами, наряду с повседневным выступлением на страницах печати с очередной злободневной работой становилось необходимым издание больших сборников карикатур, объединенных единой темой или единым периодом времени.

Одним из первых изданий этого ряда был альбом карикатур, объединенных военной тематикой. Он назывался «Карикатура на службе обороны СССР». На обложке, использовав известную строку Маяковского: «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо», я изобразил красноармейскую винтовку с примкнутым к ней в виде штыка острым сатирическим карандашом.

Титульный лист альбома занимал мой сатирический рисунок под названием: «Семь бед — один ответ». Слева были изображены: капиталист; гитлеровец в стальном шлеме; далее — немецкий социал-демократ (именовавшийся у нас социал-фашистом); Папа Римский, вдохновитель крестового похода против СССР; китайский генерал-милитарист; потом французский генерал и воинственный польский маршал. Этим «семи бедам» справа противостоял веселый и бодрый красноармеец с винтовкой в руке на фоне развевающегося знамени с лозунгом «Пятилетку в четыре года».

Под следующий тематический альбом карикатур я надумал подвести солидную теоретическую базу и нашел ее в следующем высказывании «Вождя и Учителя»:

«Пролетариат, борясь с капиталистической эксплуатацией и военной опасностью, будет искать выхода в революции».