Экзамен начинался в десять утра. А моя очередь подошла в семь вечера. Комиссия уже устала. На меня взглянули без энтузиазма. Поинтересовались:
— Что там о нас говорят за дверью?
Я честно ответила: Данелия придирается, Захариас задает много вопросов.
— А вы бы на какой вопрос хотели ответить?
Я растерялась, сраженная таким великодушием.
— Может, рассказать что-нибудь смешное?..
— Вот-вот! — обрадовались они. — Расскажите.
Я вспомнила, как мы с Кирой играли в «дочки-матери», только она была мамой, а я — дочкой. Я сочинила об этом стихи. От лица Кирюши.
Мы с мамой сегодня остались в квартире.
Мне в садик не надо, а ей в институт:
Мы обе больны! Тридцать семь и четыре!
Ангина и грипп! Что поделаешь тут?!
А можно поделать так много-премного…
На мамину быстро взобраться кровать —
И песни попеть, и гитару потрогать,
И в дочки-и-матери с мамой сыграть.
И мама согласна! Но чур — отвечает —
Себя назначаю я Дочкою быть,
А ты будешь Мамой — и ты одеваешь,
И кормишь, и поишь, и будешь любить…
И вот рано утром бужу дочку-маму:
— Малышка, вставай, уже солнце взошло!
А мама уткнулась в подушки упрямо,
К стене отвернулась и спит мне назло!
И вот я ее второпях одеваю —
Где руки, где ноги, где синий носок?!
А мама смеется, пищит и зевает…
И хочется мне ее стукнуть разок!
И вот я кормлю ее манною кашей:
— Две ложки за бабушку, две за меня…
А мама нарочно устроила кашель!
И кашу, конечно, пришлось отменять…
Я очень устала! Я руки сложила!
Я слезы сглотнула, обиду храня.
Ведь есть же на свете послушные дети!
Зачем моя мама играет в меня?!
Комиссия оживилась. Ведь это был набор режиссеров в ДЕТСКОЕ кино! Потом меня попросили сделать режиссерскую разработку по какому-нибудь рассказу. Я выбрала Горького — из «Сказок об Италии» — про мальчика Пепе: как богатая сеньора посылает его передать корзину яблок своей подруге. Пепе отправляется, но по пути закидывает яблоками дразнящих его мальчишек.
Кто-то из комиссии сказал:
— Предположим, я актриса, которая должна играть сеньору. Дайте мне задание.
Я понятия не имела, как общаться с актерами, но от растерянности обнаглела и пошла в атаку:
— Ну вы же умная актриса. А умной актрисе я не должна навязывать свое видение. Я должна выслушать вас и выбрать то, что не противоречит мне и вам!..
Все засмеялись. И начали разыгрывать предложенную мной сцену — серьезные люди, знаменитые режиссеры… Кто-то носил на голове воображаемую корзину, кто-то кидался яблоками…
Я поступила. А парень с Украины, который поступал одновременно со мной, — нет. В порыве откровенности он сказал: «Если б мне сейчас предложили убить тебя, чтоб поступить, — я бы не задумался…»
Но, слава Богу, ему этого никто не предложил.
Пробы пера
Мне дали комнату в общежитии Литературного института. Занимались мы в помещении Театра киноактера возле площади Восстания.
Смотрели фильмы. До изнеможения. Если показывали западную картину, в наш маленький зал набивалась толпа жаждущих.
Это были два года очень яркой жизни.
Не потому, что нас чему-то учили. (Я уверена, что научить режиссуре нельзя. Можно — ремеслу. А режиссура — это другое. Это то, что ты хочешь сказать людям, и то, как ты это говоришь. Именно ТЫ, а не с чужих слов.)
А потому — как и с кем мы общались… Курсы — это общение. Прекрасное — с удивительными яркими личностями, каковыми были наши постоянные и разовые педагоги, и умопомрачительное — друг с другом, — когда одни умы пытались помрачить другие, чтоб родилась истина… Я попала в мастерскую к Александру Алову и Владимиру Наумову.
Мысль одна пронзает как жало.
Мозг растревожен одной лишь думой —
Если учить меня будет Алов,
Что со мной будет делать Наумов?!
На курсах я сняла несколько маленьких киноработ.
Первая — три минуты — «Девочка и Солнечный зайчик», по мотивам пантомимы Леонида Енгибарова. В главной и единственной роли — моя дочь, пятилетняя Кирюша.
…Во дворе-колодце старого дома она стояла в окне высоченного четвертого этажа и, чтоб вернулось солнце, выбрасывала во двор пойманного ею «солнечного зайчика». Я стояла сзади и едва придерживала ее двумя пальцами за трусики.
Когда снимала — ничего особенного: мотор! Стоп! Когда посмотрела материал на экране — мне стало не по себе: чуть-чуть неверное движение ребенка, чуть сильнее порыв, и… Все обошлось. Но я тогда поняла про свою профессию нечто неформулируемое, близкое к тому, что режиссура — это диагноз…
И еще я сняла фильм по рассказу Носова «Живая шляпа». Это была моя курсовая работа. У меня играли два мальчика пяти лет. Я возила их на съемку в такси.
Один мальчик спрашивал меня:
— А у вас есть деньги?
А второй отвечал за меня:
— У режиссеров всегда есть деньги. У режиссера всегда должно быть сто рублей в кармане.
Его уроки не прошли зря. Я всегда во время съемок ношу сто у.е. в кармане. И к сожалению, пригождаются чаще, чем хотелось бы.
В конце второго года обучения начались мучительные поиски сценарного материала для дипломного фильма. Диплом — это очень ответственно. Это — быть или не быть. Вот в чем был вопрос.
Ералаш с «фитильком»
Инга Петкевич, моя сокурсница, писатель, подарила мне книжечку стихов питерского поэта Олега Григорьева «Чудаки». Я в них влюбилась. Но для диплома они не годились — не складывались в единый сюжет.
Тогда-то и пришла в мою не замутненную кинобиографией голову мысль — а почему бы не создать детский юмористический киножурнал, наподобие взрослого «Фитиля», из коротких смешных миниатюр. Именно тогда и именно мне. Я это подчеркиваю ради торжества справедливости — а не потому, что не люблю нынешних правителей «Ералаша». Отнюдь. Я испытываю к ним самые теплые чувства неизменной благодарности за то, что журнал живет и нравится.
Со своим предложением я обратилась в Союз кинематографистов, в ЦК партии, в Госкино. Ходила, доказывала. Меня очень поддержали Ролан Быков и Кира Парамонова. В ЦК поддержала Нина Косарева — завсектором детского кино. В Госкино — зампредседателя Борис Павленок. Как ни странно, против этой идеи был Сергей Владимирович Михалков. Не очень рвались осуществлять производство журнала директора студий: деньги маленькие — заботы большие…
Но в итоге справедливость восторжествовала — журнал поселился на Студии им. Горького. Меня вызвал Б. Павленок:
— Ну что ж, поздравляем. Вашу идею утвердили. Что вы сами хотите получить от журнала?
А чего я могла тогда хотеть…
Павленок напутствовал меня так: езжайте, снимайте хороший дипломный фильм, чтоб въехать в Москву «на белом коне».
Главным редактором назначили Александра Хмелика. А директором журнала стал худенький Боря Грачевский.
Иногда я слышу: «У тебя взяли, тебе не вернули, на твоих идеях другие «гребут лопатой»… Что же ты молчишь? Неужели не обидно?»
