– Выпьем, полковник. А потом поедем в кассу твою. Я человек добрый, оставлю тебе на лошадок немного. Пей. – А если я тебя шлепну? – улыбнулся Чечель. Сабан посмотрел на него и понял, что этот человек может все.

– А зачем? За деньги? Нет, не шлепнешь меня. Не успеешь просто. – Сабан поставил бокал. – Пошли! Краем глаза Чечель увидел появившегося Литвина. – Легавый, – крикнул один из бандитов. Раздался выстрел. Потом еще. В комнату ворвался Бахтин с чекистами. – Бросай оружие! ЧК!

Сабан рванул из кармана гранату-лимонку. Но сорвать кольцо не успел. Нина вывернула из муфты руку с браунингом, всадила ему пулю точно в лоб. Рухнул со стула Сабан, покатилась по полу граната. Чекисты обыскивали бандитов. Чечель оглянулся и увидел Бахтина, сидящего прямо на полу рядом с лежащим Литвиным. Орест умер сразу. Бандитская пуля пробила висок, и из черной дырочки, пульсируя, вырывалась кровь. Бахтин не видел комнаты, не видел бандитов и чекистов. Он смотрел только на лежащего перед ним товарища, нашла пуля доброго, смелого, нежного Ореста, с которым было пережито столько горя и радостей. Ради того, чтобы спокойно жили в этом городе большевики, положил свою жизнь честный человек, хороший сыщик.

– Александр Петрович, – над ним склонился Мартынов, – взяли мы их. Бахтин молчал.

– Александр Петрович! – Мартынов затряс его за плечо. – Очнись.

Той же ночью Манцев по прямому проводу связался с находящимся в Воронеже Дзержинским. – Банда Сабана ликвидирована. – Значит, план Бахтина удался? – Да. – Вторая половина архива найдена? – Бахтин сказал, что это дело дней. – Поблагодарите его. И пусть ищет.

Литвина похоронили на Ваганьковском. Сначала, как водится, отпели в церкви Обновления Воскресения Христова. Потом понесли по заснеженным аллейкам к могиле.

– Ушел из жизни наш боевой товарищ, – сказал над гробом Мартынов, – погиб в расцвете сил от подлой, бандитской пули, защищая завоевания революции. Спи спокойно, дорогой Орест, мы отомстим за тебя. Опустили гроб, засыпали землей. Нестройно рванул тишину залп из наганов. С криком взлетело к небу воронье. Бахтин стоял над могилой и думал о страшной закономерности жизни. Он думал о невозвратных потерях, приносящих горе и душевную пустоту. Когда они уходили с кладбища, Чечель спросил его: – А где же Женя Кузьмин? – А разве его не было? – удивился Бахтин. – Нет. Вечером в кабинет Мартынова вошел Алфимов. – Тебе чего, Миша? – Дело скверное, Федор Яковлевич. – Что за дело?

– Я с полчаса назад случайно подслушал разговор Рослевой и Заварзина. Так они толковали о том, что на той неделе какой-то офицерик, вроде как агент Заварзина, даст показания, что шел от белых на связь с Бахтиным.

– Вот сволочи, – ахнул Мартынов, – что им неймется? За что они человека губят?

– Сам понять не могу. Только Заварзин, друг Бахтина, литератора Кузьмина уже арестовал, показания из него выбивает. Что делать будем? – Иди, Миша.

Алфимов застал Бахтина сидящим у окна в кабинете их группы.

– Вы совсем с лица спали, Александр Петрович, может, чайку? – Спасибо, Миша. – Бахтин встал.

– Александр Петрович, я понимаю, погиб ваш друг. Но вы подумайте, голодные люди сделали революцию…

– Не обольщайтесь, Миша, – перебил его Бахтин, – революции обычно делают сытые, чтобы жрать еще лучше. – А наши вожди…

– Миша, не сердитесь, но все вы, как сказано в священной книге, слепые, поводыри слепых.

– Александр Петрович, – заглянул в комнату Мартынов, – можно вас на минутку. В кабинете Мартынов запер дверь. И сказал тихо: – Уходить вам надо, Александр Петрович. – Куда?

– Скройтесь на время, против вас Заварзин дело шьет. Я всем скажу, что вы остатки архива методом личного сыска ищете. Пять дней хватит? – Вполне. – А приедет Дзержинский, мы с ним разберемся.

– Спасибо, Федор Яковлевич, – Бахтин пожал Мартынову руку, – хороший вы человек. Трудно вам будет работать в этом гадюшнике.

– Ничего. Сдюжим. И знайте, вашего соседа Кузьмина Заварзин арестовал. В Бутырке он. Хотят из него показания на вас выбить. – Так…

Ах, Митя, Митя. Дорогой наш агент Сибиряк, ты теперь мне за все заплатишь.

– Прощайте, Федор Яковлевич, дай вам Бог выжить в это страшное время.

Бахтин шел по заснеженному Кузнецкому и думал о том, что порядочные люди будут всегда. В любое время и при любой власти. Он был благодарен Мартынову. Этот веселый, отважный, красивый человек сегодня спас ему жизнь. Возможно, если бы его арестовали, то Манцев с Мартыновым сумели бы доказать его невиновность. Но, зная Заварзина, Бахтин понимал, что живым бы его не оставили. Да и сам бы он не дался чекистам без боя.

Ну все. Вчера Фролов дал ему адрес Рубина. И его люди караулят Лимона. Значит, нынче он закончит свои московские счеты. А предъявить ему есть что. Поруганную Лену Глебову, погибшего Литвина, свою разбитую и растоптанную жизнь.

Бахтин остановился и закурил. Внезапно из облаков вырвалась огромная, тревожно-желтая луна. Она словно осветила город магическим светом. Это было преддверие ночи. Страшной ночи, когда слабому нечего делать на этой земле.

Заварзин приехал домой в десять. Квартира стала для него островком покоя в бушующем море войны и разрухи.

Сегодня днем ему удалось попасть в кремлевский кооператив «Коммунист», где он купил десять плиток любимого шоколада «Эйнем», два круга хорошей колбасы и три фунта телятины. Жаль, что не удалось купить фруктов, но ничего. Другим разом. Сегодня у него был длинный и весьма приятный разговор с зампредом ВЧК Петерсом, который прямо сказал, что ему надо собираться на работу в полпредство РСФСР в Стокгольме. Необходимо наладить в Европе дееспособную агентурную сеть. И ему, Заварзину, как человеку с богатым опытом политэмиграции эта работа по силам. Пока все шло нормально. Бахтин, отпущенный из тюрьмы, ловил своих уголовников и не лез никуда. Правда, ему не доверяли, и Заварзин нашел себе союзника, политсыскную амазонку Рослеву. Ему легко удалось убедить ее, что если бывший полицейский сегодня не опасен революции, то завтра он непременно станет врагом. А к врагам, даже потенциальным, эта фанатичка была непримирима.

Иногда по ночам Заварзин просыпался, сидел на кровати и перелистывал страницы прожитой жизни. Но думая о прошедшем, он не корил себя и не раскаивался. Он находил оправдание всему. Предательству, подлости, жестокости. Он давно уже разделил бытие на две части. В одной жил он, а в другой все остальные. И поступки свои сверял только с собственным мироощущением.

И вернувшись сегодня домой, он не думал о сидящем в тюрьме Кузьмине, из которого завтра он будет выбивать признание о том страшном, что ожидает его бывшего друга. Ему это было совершенно безразлично. Эти две судьбы стали каплей в море крови, которую лили он и его сослуживцы. В коридоре зазвонил телефон. – Заварзин.

– Товарищ комиссар, это дежурный Лукин. К вам отправлен посыльный с секретным пакетом. – Спасибо.

Заварзин положил трубку, крутанул рычажок отбоя. Ну что за служба поганая, даже дома покоя нет. Заварзин только заварил чай, как в дверь позвонили. – Кто? – Товарищ комиссар, посыльный.

Заварзин открыл дверь и отлетел на середину прихожей, отброшенный мощным ударом.

В квартиру вошел Бахтин с наганом в руке и человек в офицерской бекеше.

– Ну что, Сибиряк, – Бахтин пнул его ногой, – вставай.

Но Заварзин не мог встать, ужас словно сковал его. Значит, Бахтин все знает.

– Вставай, вставай. – Бахтин поднял его и кинул на стул. – Что тебе надо? – прохрипел Заварзин.

– Немного. – Бахтин достал из внутреннего кармана сложенную пополам папку. – Ты мне Кузьмина, я тебе папку. – Сейчас я позвоню, поезжай и забери его.

– Слышишь, Василий Борисович, – засмеялся Бахтин, – мой однокашник меня за фраера держит. Нет, Митя, ты сейчас позвонишь, вызовешь свой мотор. Только прикажи его заправить, и бидон с газолином чтобы был про запас. Потом мы поедем с тобой в Бутырку и заберем Кузьмина. Телефонируй.

Минут через сорок в конце Остоженки появился свет фар.