— Я не потерплю торговли в этом доме, сэр! Вы либо продаете свою жену, либо нет!

— Вы имеете в виду прямо сейчас? Отпустить ее? — лицо Бонни побледнело, — боже, да ведь она прикончит меня!

— Если она сделает это, — спокойно отреагировал Роджерс, — ее повесят за убийство. — Легкая усмешка появилась на его лице, — неужели Вы так сильно ее боитесь?

Ответ был очевиден. Бонни молча отвернулся. Губернатор презрительно произнес:

— Вы можете идти, лейтенант, Вы мне больше не нужны.

Бонни выскочил из комнаты, его спица была прямой, но руки тряслись. Губернатор вернулся к своду законов и во второй раз просмотрел его, все еще не зная, что предпринять. Несколько долгих мгновений он был погружен в чтение, затем оторвал взгляд от книги:

— Есть еще одна возможность. Определенная статья закона позволяет мне вынести вам приговор с отсрочкой исполнения. Это значит, что я объявлю вам приговор, он не будет приведен в исполнение, если только вы вновь не предстанете предо мной с повторным обвинением такого же рода.

Он подошел к Анне и Джеку, стоявшим плечом к плечу:

— Слушайте Вы, мадам! Слушайте Вы, милорд! Отныне вы должны отказаться от того непристойного сожительства, которое вели до сих пор. Если вам удастся уговорить лейтенанта Бонни на развод по продаже, так тому и быть! Тогда вы можете пожениться и жить, как захотите. Однако, если он не согласится на это, а Вы еще раз попытаетесь спать вместе, Вы будете в тот же час арестованы и приговор будет приведен в исполнение. А теперь оба убирайтесь отсюда. Суд окончен!

Анна открыла рот, чтобы протестовать, но солдаты стали толкать ее к двери. Оказавшись за дверью, они сняли с них наручники.

— Чертов ублюдок! — Анна задыхалась от гнева, — я думала, что все эти лицемерные свиньи остались в Чарльзтауне!

Рэкхэм схватил ее за руки:

— Пойдем, любовь моя. Надо поскорее убраться отсюда, пока он не передумал!

— Ну и пусть! — крикнула она. — Уж лучше быть в аду, чем в скучном приторном чистилище!

Джек быстро увлек ее прочь от дома губернатора, чтобы поменьше жителей города стало свидетелями спектакля, который она закатила. Он оставил ее в их доме, а сам отправился спать в хижину Дженнингса. Очутившись дома, Анна бросилась на кровать, опустошенная и униженная. Она спала допоздна, а когда проснулась, весь ее гнев улетучился, осталась лишь тупая боль в голове.

Джеймс предал ее. Предал еще более жестоко и бессовестно, чем отец, потому что Джеймс клялся быть рядом с ней и в счастье, и в беде. Хотя она знала, что и сама она нарушила эту клятву. Да и любили ли они друг друга? Куда подевался тот молодой человек, который пожирал ее взглядом в «Зеленой Чайке»? И куда подевалась та юная девушка, которая отказалась от столь многого во имя любви? Почему же она вышла за него? Потому что он был тем, чем не был ее отец. Она встала и, подойдя к зеркалу, потрогала свои груди. Она родила ребенка. В ее объятиях побывали шесть мужчин и несколько парней. Анна внимательно осмотрела свою кожу, выискивая следы пережитых ею тревог. «Красота налагает столько же обязанностей, сколько предоставляет преимуществ, — подумала она, — если бы у меня было лицо, как мясной пудинг, то никто не обращал бы на меня внимания, не приставал ко мне. Или, если бы я была глупой, недалекой, как окрестные девушки, похожие на коров. Но Господь наградил меня, или наоборот возложил тяжелое бремя — острый ум. Хотя теперь мой разум кажется больше помехой, чем наградой».

Анна стала вспоминать женщин, которых знала. Ей пришло в голову, что чем меньше интеллекта у женщины, чем меньше ее запросы, тем легче ей быть счастливой в этом мире. В то время как она и ей подобные борются против кого-то или чего-то, изматывая себя тем, что им не по силам, или стараются разрушить стены, за которые им нет ходу. Она вспомнила, насколько свободней чувствовала себя, когда была одета как мужчина: могла ходить где угодно, не боясь ничьих приставаний, движения ее не сковывали вес эти подвязки, корсеты и капоры. Она даже заметила, что чувствует себя в мужской одежде менее скованно, даже уверенно и самонадеянно, как обычно ведут себя мужчины. И Анна на мгновение поразилась тому, как свобода разума влияет даже на состояние плоти.

Женщина отошла от зеркала и приблизилась к окну, устремив взор на море. Она уже чувствовала, что ей не хватает Джека. Он наверняка отправился сейчас в «Палату Лордов» — в свое излюбленное место, где мог забыться. Конечно, уже весь город знает об ее аресте. Она поежилась, представив, как о ней и о Джеке судачат сейчас их друзья и знакомые. Бесстыжие глаза Джеймса Бонни! Такого дурного обращения она не заслуживает. К тому же на виду у всех! «Он называл меня мегерой, — вспомнила Анна, — Ну тогда я и буду мегерой. Джеймс Бонни проклянет тот день, когда вытащил меня из постели и оторвал от Джека Рэкхэма».

Она оделась и отправилась в «Палату Лордов» на поиски Джека. Там уже собралась толпа их знакомых. Некоторые засмеялись, но большинство сочувствовали ей. После нескольких рюмок рома ей захотелось вскочить на стол, размахивая шпагой, и во всеуслышание выкрикивая угрозы в адрес Джеймса Бонни. Но она сдержала свой порыв. Она знала, что Бонни и так достаточно хитер, чтобы попасться ей на пути. Более насущной, проблемой было положение дел с Джеком.

Ясно, что они не смогут оставаться на острове и держаться на расстоянии друг от друга. При мысли о том, что Джеймсу Бонни нужно вручить деньги за ее освобождение, во рту у нее собиралась слюна, как от недозрелого инжира. Ее нельзя покупать или продавать., если только не будет другого выхода. Даже, если Джеймс и согласиться, то обязательно заломит непомерную цену! А она знала, что от последнего улова у них осталась совсем крохотная сумма.

Когда Джек отвозил ее домой; она тяжело опиралась на— его руку:

— Ну что нам делать, Джек? Ты придешь ко мне сегодня ночью?

Рэкхэм уставился на нее:

— Но, Анна, ты же слышали Роджерса, так же как и я. Как мы сможем спать вместе?

Она сжала его руку:

— Конечно, только в море. В любом случае, мы там — свои, а в этом раю лицемеров… И мне не надо указывать, где и с кем спать!

Такого огня Джек не видел в Анне с того времени, когда она потеряла ребенка, и он проникся ее духом.

— Да, но как? «Морской Конек» на берегу, и у нас нет команды.

— Мы возьмем шлюп Джона Хамана «Кингстон», это самый быстроходный корабль в Карибском бассейне. Ему не требуется большой команды, и он стоит на рейде, готовый к отплытию, и имеет на борту провиант.

Джон Хаман был плантатором с одного из близлежащих островов. Он привез свою жену и детей в Нью-Провиденс, опасаясь нападения испанцев. Он приплыл в гавань два дня назад, и все на острове знали, что его шлюп может уйти от любого корабля на море. Джон с семьей жил на берегу, оставив «Кингстон» под охраной нескольких человек, так как совершенно не боялся местных пиратов.

— Если ты соберешь команду, — сказала Анна, — я захвачу судно.

Джек вернулся назад в таверну, чтобы шепнуть слово-другое надежным людям, а Анна поспешила домой. Она перевязала груди плотнее, чем обычно, подоткнула волосы под старую шляпу, и при помощи танина сделала кожу более смуглой. В зеркале она была похожа на мулата, только что прибывшего с какого-нибудь дальнего, островка. Джек оставил ялик на берегу, и теперь она столкнула его в воду и начала бесшумно грести, направляясь к «Кингстону».

Луна поднялась в небе, освещая гавань.

Женщина подплыла уже к самому борту корабля, когда часовой заметил ее приближение. Он склонился над бортом, увидел в лодке цветного мужчину и помог ему подняться на корабль.

— Капитан приказал съездить и посмотреть, все, ли с вами в порядке на шхуне. — Анна опустила глаза и говорила, подражая манере респектабельного освобожденного раба.

— Эй, парень, — часовой звучно хлопнул ее по спине, — да ты недавно на службе у хозяина, не так ли?

— Да, сэр. Госпожа взяла мою бабу присматривать за детьми, а капитан так добр, что и меня тоже приставил к делу, — Анна осмотрела палубу и сделала вид, что изумлена, — боже мой, такой огромный корабль, да?