Глава двадцать первая

— Это мог быть просто несчастный случай, — произнесла Кастин, хотя в голос ее вплеталась слабая нотка сомнения. — Вы сами говорили, что они совершенно истощены, и СПО никогда не были самыми лучшими солдатами в Галактике, если уж на то пошло.

Броклау кивнул и передал мне чашку с танной, которую я принял, благодаря свои аугметические пальцы, которые позволили мне держать ее достаточно крепко, чтобы пить не проливая. Этим утром мне наконец стало муторно от всех уколов и дурного обращения наших медиков — несмотря на очевидно привлекательные моменты моего недомогания, такие как возможность валяться на койке в то время, когда полк сражается с последними из вторгшихся тиранидов без моего участия, — и мне все-таки удалось подняться на ноги, стараясь не обращать внимания на волны тошноты, которые продолжали одолевать меня каждый раз, когда я слишком резко поворачивал голову. Мою врожденную паранойю терзала мысль, что тираниды могут наступать на наш гарнизон, пока я валяюсь в лазарете, ни о чем не подозревая и страдая лишь от того, что было не хуже обычного жестокого похмелья. Подозрение это разрослось до такой степени, что ничто уже не могло успокоить моего предчувствия надвигающейся беды, кроме короткого путешествия на командный пункт, где я мог лично проверить тактическую обстановку.

— Я бы не советовал, — сказал мне тогда хирург, держа перед моим лицом пальцы, которых было слишком много, и расплывчатых. — Сотрясение — непростая штука. — Он кивнул на пару аугметических пальцев на моей руке. — Мозг вы не замените так же легко, как вот их.

— Постараюсь не забывать о такой возможности, — коротко отозвался я и улыбнулся, чтобы сгладить невольную резкость ответа. — По крайней мере, пока мозги мои остаются в сохранности.

— Ну что же, если вы так решительно настроены… — сказал хирург, пожимая плечами.

Я, честно говоря, ожидал, что споров будет больше; лишь позже на меня снизошло озарение: благодаря моей незаслуженной репутации он должен был принимать как должное, что мне до зуда хочется попасть на передовую так быстро, как только возможно, и что я должен быть не в настроении принимать «нет» в качестве ответа. Либо это, либо он не мог упустить представившуюся наконец-то возможность избавиться от угрозы уже своему здоровью, каковую представлял собой Юрген, самочинно разбивший бивуак в коридоре возле моей палаты. Через секунду или две после того, как мой нос отметил присутствие моего помощника, явившегося с чистой одеждой и моим верным оружием, я уже скинул ноги с койки и начал ощущать все большее удовлетворение от собственного решения.

Но после того как мы покинули госпиталь, я начал сомневаться в мудрости оного, когда первый заряд холодного ветра, весьма умеренного по стандартам Хоарфелла, заставил меня покачнуться, едва только внешние двери закрылись за нашими спинами. Юрген протянул мне руку для опоры, которую, с простительным колебанием, я принял — поразмыслив, что по меньшей мере нахожусь от него выше по ветру, да и для боевого духа полка, не говоря уже о моем статусе Героя Империума, будет совсем не полезно, если я хлопнусь на задницу прямо перед окнами госпитального здания, развлекая скучающую там солдатню.

— Теперь уже не очень далеко, — заверил меня Юрген и отвел к уютно обустроенной представительской машине, которую он где-то раздобыл, заранее предположив — и очень верно, — что я не в состоянии (и настроении, если уж на то пошло) болтаться в кузове очередной «Саламандры».

Я устроился на мягком сиденье и невольно вспомнил о памятном путешествии в лимузине Киша, хотя, конечно же, данная машина ни в какое сравнение не шла с почившим персональным транспортом арбитра.

Когда Юрген выруливал от края тротуара, я понял, что в мельчайших деталях вспоминаю ту поездку как первую попытку покушения на меня. По крайней мере в тот раз мотивы моих неудавшихся убийц были вполне прозрачны. В действительности именно Киш был той целью, которую они преследовали, а я оказался просто жертвой неудачного стечения обстоятельств и путаницы.

Другие попытки отнять мою жизнь, конечно же, были совершенно иными, с очевидным намерением убить именно меня, в чем не оставалось и тени сомнения, но, как ни старался, я все еще не мог представить себе причины, почему техножрец-отступник мог бы сговориться с культистами Хаоса.

Или, если уж на то пошло, почему кто-то из них дает себе труд устранить меня, не представляющего для них никакой существенной угрозы. Ну что ж, по крайней мере, никто из них не предпринял второй попытки.

И тут ладони мои начали зудеть. Солдаты СПО с ракетной установкой, конечно же, могли просто переволноваться в боевой обстановке или просто слажать, но они все равно были на волосок от того, чтобы убить меня, и таким способом, в котором никто не заподозрил бы преднамеренности, если, конечно, не обладал разумом столь же параноидальным, как мой.

Я озвучил свои подозрения, едва оказался наедине с Кастин и Броклау, теми двумя людьми в полку, которые были настолько по-дружески близки мне, насколько это было вообще возможно, учитывая занимаемые нами должности; только им двоим я был склонен доверять.

Офицеры молча выслушали мои предположения и, как только мой монолог закончился и я откинулся на стуле, всем видом показывая, что я ожидаю их реакции, реакция последовала.

— Если вы правы, — сказал майор, возвращаясь на свое место и наполняя чашку танной, — то вам придется потратить Хорус знает сколько времени, чтобы доказать это. Если они действительно хотели убить вас там, на поле боя, то почему бы просто не прихлопнуть вас крак-гранатой — и дело с концом?

Кастин согласно кивнула.

— Они могли легко уничтожить вашу «Саламандру», — указала она. — Фраг-боеголовки практически бесполезны против бронированной техники. Это была просто редкостная неудача, что ваши гусеницы вот так заклинило.

— В обычном случае мне пришлось бы согласиться, — сказал я, с благодарностью отпивая благоуханного напитка, — но нужно учесть открытое пассажирское отделение, в котором я находился около болтера на турели. Если бы они ударили чуть ближе, меня бы убило шрапнелью так же легко, как и тиранидов.

— И не забывайте к тому же, что большая часть четвертого отряда могла наблюдать происходящее, — добавил в мою пользу Броклау, видимо осененный свежей мыслью. — Если это действительно было еще одно покушение, то, возьмись они стрелять крак-ракетой по тиранидам, нашим солдатам это должно было показаться совершенно неестественным.

— В то время как фраг-ракета была именно тем, что все участники боя могли ожидать в тех обстоятельствах. Если бы меня разорвало на кусочки, никто ничего не заподозрил бы. — Я с сожалением пожал плечами. — Будем смотреть правде в глаза: вряд ли мне суждено стать первым комиссаром, погибшим от руки своих же союзников.

— Это так, — признала полковник, кинув многозначительный взгляд на Броклау. Было бы не совсем справедливо сказать, что от рук их соратников и сослуживцев погибло столько же моих коллег, сколько и от действий врага, но гораздо больше, чем это всеми признается, что, учитывая специфику моей работы, вряд ли удивительно. Между прочим, именно по этой причине я пытаюсь заставить молодых птенцов-кадетов, за которых ныне в ответе, осознать, что для них же самих будет гораздо лучше опираться на тактичность и здравый смысл более, чем на букву Устава (по крайней мере, так они дольше протянут). — Но зачем бы им желать вашей смерти? Вы же не расстреливали никого из их друзей, не правда ли?

— Понятия не имею, — признал я. Затем вздохнул, уже сожалея о том порыве, что выдернул меня из постели. Голова моя снова начинала легонько пульсировать, как будто я выпил амасека на три бокала больше, чем было надо, и без утешения в виде весело проведенного времени, которое обычно поддерживало меня в похмелье. — Но зачем бы и культу Хаоса заодно с техножрецом-отступником, о которых я до сих пор и слыхом не слыхивал, пытаться меня застрелить?