Светлана, упархивая на кухню, мечтательно прищурилась:

– Живи мы в Чикаго, да не будь папочка столь правильным, попросила бы я его устроить тебе автокатастрофу за то, что бросил бедную девчонку…

– Живи мы в Чикаго, бедная девчоночка, я бы тебя раньше пристрелил… – пробормотал Данил ей вслед.

И задумчиво воззрился на большую цветную фотографию упомянутого папочки. Папочка, этакая моложавая нордическая бестия (хотя и чистых славянских кровей по родословной), стоял себе, уперев кулаки в бока, на фоне немецкой готической церквушки из темно-красного кирпича – верзила в зелено-буро-пятнистом комбинезоне неизвестной армии, без погон, нашивок и знаков различия, вроде бы даже и не военный, а так, нынче этот камуфляж таскают, пожалуй, даже бабульки-дворничихи.

Только папочка и в самом деле мог бы оформить нехилую автокатастрофу, если не десять. И устроить еще много приятного. Для посторонних, то бишь всего окружающего мира, папочка в генерал-майорском чине корпел себе тишайшей штабной крысой в Берлинской бригаде. Данил сам так поначалу и считал – только вот когда он вышел в отставку, именно папочка Глаголев звал его в армию, к себе, и, хотя многого не сказал, намекнул столько, что для посвященного человека достаточно. И нетрудно догадаться, что папсик есть пиранья из Аквариума – с большой буквы. Очень даже возможно, что сей скромный генерал-майор был причастен и к операции «Ольха», про которую в свое время писали в обзорах для узкого круга…

Американский сержант из расквартированных в Западном Берлине частей однажды решил подкалымить. Забросил в кузов грузовика новейшую управляемую противотанковую ракету, преспокойно приехал на этом самом грузовике в Восточный Берлин и стал нахально расспрашивать народно-демократических полицаев, где здесь КГБ. Между прочим, это в свое время было не так уж и трудно – переехать из Западного Берлина в Восточный с ракетой в кузове, ибо разложившаяся западная демократия к своей безопасности относилась, как деревенская дурочка к трипперу. Вот в обратном направлении подобные грузоперевозки осуществить оказалось бы потруднее, хотя бывало по-всякому…

Полицаи сержанта, ясный день, тормознули и передали старшим братьям по лагерю. Те, убедившись, что ракета и в самом деле новейшая, честно заплатили сержанту твердой валютой и попросили заходить еще. Сержант заезжал еще раза три – а потом все-таки погорел, когда, оборзев от безнаказанности, принялся грузить в кузов какой-то секретный агрегат вовсе уж неподъемных габаритов.

А может, такая версия была для общественности. И заложила хозяйственного янки какая-нибудь перебежавшая сука, вроде Резуна или Гордиевского.

Ну, это дело десятое. И даже если папочка Глаголев не причастен был к гешефту под кодом «Ольха», то замешан неминуемо в другие, столь же «приятные» забавы. Когда бывшая советская армия учинила «поход» из бывшей ГДР, Глаголев оказался здесь, в Шантарске, при штабе Восточно-Сибирского военного округа, где воссоединился со старшей непутевой доченькой. Черт его там знает, опала для него Шантарск или, наоборот, повышение, рыбка плавает по дну, и пиранья тоже… Во всяком случае, Лара, его младшая дочка, разъезжала по городу Шантарску на подержанном, но приличном «Опеле», имея в кармане надлежащим образом оформленные права, которые, как известно, шестнадцатилетним не особенно-то и выдают. Так что папочка, вполне вероятно, был по-прежнему на коне…

Вернулась Светка с подносом, преобразившаяся самым решительным образом – в простеньком платьице и огромных модных очках с простыми стеклами, волосы тщательно зачесаны в конский хвостик. Ни дать ни взять – тихая учительница младших классов, томящаяся старая дева. На такой вот облик бедный Вадька, как он по пьянке пожаловался, в свое время и клюнул и даже принял фейерверк постельных экспериментов за всплеск эмоций истомившейся без мужика робкой учителки. Ну, а потом засосало…

Светка подала Данилу чашку и села, сдвинув ноги, положив ладони на колени. Оценила быстрым взглядом произведенное впечатление.

– Верю, – проворчал Данил. – Семиклассница, втайне мечтающая о физруке… Похоже. Тебе хоть сказать, как его замочили?

– Ну?

– Со всеми признаками заказного. Но у него, радость моя, в кармане была германская боевая пушка с патроном в стволе, и я верю ментам, что – не подброшенная. Совершенно ни к чему им такое выдумывать… Он у тебя в свое время ни о чем таком не мечтал?

– Не припомню что-то, – сказала Светлана. – Тюфяки, сам знаешь, бывают двух видов – одни комплексуют, набивают карманы стволами-кастетиками, а другие и на это не способны. И наш Ваденька был из последних.

– А позволь-ка, я у тебя спрошу форменное идиотство… – сказал Данил. – Мог он оказаться «внедренкой»? Нашей, понятно, не штатовской… Что бы ты про такую версию сказала?

– Что тебе лечиться пора, – она рассмеялась. – Нет, Данил, это уж и впрямь шизофрения с выкрутасами… Чтобы так играть, нужно быть лучшим опером всех времен и народов – только кто бы такого уникума внедрял в вашу паршивую контору? Этаких суперменов к какой-нибудь Хиллари подкладывают, не ниже… Или мажордомом к британской королеве.

– Да я и сам так думаю, – сказал Данил. – Просто приходится крутить на пустом месте откровенную шизофрению… Ничего такого не замечала? Ну, знаешь ведь, детективы читала, да и с папулей до семнадцати жила…

– Еще бы. Тебе «Устав противодиверсионных мероприятий» процитировать?

– Сам наизусть знал когда-то, – сказал Данил. – Я про Вадьку.

– Ну откуда мне знать? У нас ведь в последние полгода отношения были кафкианские и редкие. Приползет раз в месяц на рогах, поплачется, возжелает нежной любви – вот и любишь его из жалости, если никого другого в постели нет. Потом, проспавшись, выскальзывает в дверь, воротя от меня стыдливо мордашку… Вот и все отношения. Ну, набивался обратно, конечно, только я им сыта выше ушей. Мне, Данила-мастер, волк нужен, чтобы по воскресеньям или там по пятницам еще и колотил по почкам, когда подниму хвост, – вот тогда я буду почти примерная супруга… Знаешь, когда меня в девятом классе папсик отмудохал приемчиками за одного прапора, я, как путняя, три недели не трахалась. В таком вот ключе.

Данил оглядел «скромную учительницу младших классов» и тяжко вздохнул:

– Как, по-твоему, есть такое место, где нет блядей?

– А как же. Северный полюс. Южный-то обитаемый…

– Значит, ничего?

– Ничегошеньки. Что-то такое он пытался нести по пьянке – будто бы его ожидают свершения и великие дела. Но я тебя заверяю – старые песенки, обычный пьяный бред тюфяка-интеллигента, за пять лет наслушалась так, что рехнуться можно. Честное слово, ничего конкретного. Что-то я не помню, чтобы пластинка за пять лет менялась.

– Он к тебе один приходил?

– Почти всегда. Только в марте притащил с собой писателя. Лев Костерин – не слышал про такого?

– Что-то вертится…

– Ну, кропает детективы про благородных оперов. И потому на Черского, в областное, весьма даже вхож.

– А-а, – сказал Данил. – Листал что-то такое, про иконы. Там еще инспектор читал Достоевского…

– Ну да, это у него целый цикл. Наш отечественный Мегрэ в ответ на западные происки. Один роман, кстати, так и называется – «Инспектор, который читал Достоевского». Цикл длиннющий, а отечественный детектив нынче в моде, так что этот Левушка не бедствует. Полная противоположность Вадьке. Во всех смыслах. Обещал списать с меня контрабандистку, один в один, да я ему сказала, что, если попробует, больше в жизни не дам. Ну какая из меня контрабандистка? Вот если бы сексбомба из ЦРУ. Но про шпионов он не пишет. Что бы тебе еще повспоминать…

– Давай-давай, – сказал Данил. – Отворяй поток сознания. Ты у нас по диплому психолог, вот и изощрись…

Светка старательно думала, прикусив нижнюю губу. Глаголев-папсик презрительно поглядывал с фото, задрав подбородок с таким видом, словно ему и танк «Центурион» прикупить по случаю – плевое дело. Возможно, так оно и было в этой суматошной жизни…