Беспомощно ковыляя на своих слабых лапках, лисята продолжали охотиться за пушистой метелочкой, которая так упорно издевалась над ними, щекоча им нос. Они падали и снова поднимались. Новая игра им явно нравилась. Слепые малыши все ближе и ближе подкатывались к Дундертаку. Быстро протянув вперед руку, он схватил одного из них и сунул в самодельный мешок. Лисенок не успел даже пикнуть. В следующее мгновение он был в плену уже не один. Но вот Дундертаку удалось схватить и Белый Чулок. Этот был буян. Он сопротивлялся изо всех сил и пробовал даже кусаться. Но все напрасно. Хочешь не хочешь, а полезай в мешок к братишкам.

Рыжая лиса, меж тем, в погоне за своим хвостом спустилась от опушки леса до самой воды и вдруг неожиданно прыгнула прямо в стайку любопытных уток. Утки закричали, закрякали, захлопали крыльями. Но лиса уже схватила одну птицу за горло. Ничего, что пришлось искупаться и подмокла рыжая шубка, — зато и на этот раз она вышла победительницей. Лиса повернулась и побрела по воде к берегу. В пасти у нее висела загрызенная утка. Завтрак был обеспечен. Делая длинные прыжки, лиса побежала к скрытой под корнями упавшей сосны норе.

А Дундертак уже мчался через лес домой, волоча за собой в самодельном мешке четырех крошечных лисят.

— Ловко, дружище! — похвалил его Большой Сундстрем, когда увидел, что притащил Дундертак. — Устроим их в пустом сарае для сена, что за моим двором. Первое время корми их молоком — они ведь еще совсем маленькие. А потом будут есть все, что угодно. Больше всего они любят рыбу. Ты поручи это дело Христофору — пусть ловит. И все пойдет как по маслу.

Так оно и случилось. Несмотря на заточение в полутемном сарае, лисята росли не по дням, а по часам. Дундертака огорчало лишь одно — лисята никак не желали приручаться. Каждый раз, как он входил в сарай, они забивались в угол. Он подманивал их, ласково разговаривал с ними, но ничего не помогало. Дундертак приносил рыбу, делил ее на четыре порции и уходил. Однажды случилось так, что, выходя из сарая, он внезапно обернулся — и тогда он увидел, как Белый Чулок вылез из угла и стал посередине сарая, раскрыв пасть и высунув язык. Дундертаку почудилось, что лисенок показал ему язык. Он совсем расстроился и пошел жаловаться Большому Сундстрему:

— Им здесь плохо! Может быть, лучше отпустить их обратно в лес?

— Нет, не надо, — сказал Сундстрем. — Они не умеют добывать себе пищу. Если ты их сейчас выпустишь, они в конце концов подохнут с голоду.

— Значит, напрасно я их поймал?

— Совсем нет! — вступил в разговор Вальтер. — От этих хищниц одни только неприятности.

— Одна-две лисицы в каждом лесу — это бы только хорошо, — заметил Сундстрем. — Когда подыхает какое-нибудь больное или изувеченное животное, они тут как тут. Лисы, если можно так выразиться, лесные санитары. Но, когда их разводится слишком много, — это бич для всех других четвероногих…

И Дундертак продолжал кормить своих пленников. Но каждый раз, когда он поворачивался и шел к дверям, у него возникало неприятное ощущение, что лисы показывают ему за спиной язык.

А однажды утром Дундертак вошел в сарай и увидел, что Белый Чулок исчез. Он как-то ухитрился пролезть между двумя неплотно прилегавшими друг к другу досками. Лисенок убежал в лес, предоставив братьям одним сидеть в темном сарае.

— Э, так не пойдет, — сказал Сундстрем. — Он не привык к воле и погибнет в лесу от голода. Надо вернуть его — и чем скорее, тем лучше!

— Но как это сделать?

— Нет ничего проще. Пустим по следу Фрейю. Стоит лисенку учуять, что за ним по пятам идет собака, как он сразу же повернет обратно к сараю. Это ведь единственное надежное убежище, которое он знает. Фрейя, конечно, немного стара, но такую неопытную лису она без труда загонит домой.

Фрейя была испытанная охотничья собака. Бедняга, правда, совсем поседела от старости, но, учуяв свежий лисий след, оживилась и радовалась не хуже молодой. Залившись хриплым лаем, она покружила немного на месте и помчалась прямиком к лесу.

— Ну вот, скоро наш беглец будет дома, — сказал Сундстрем. — Нам останется только открыть дверь и впустить его в сарай.

Но на этот раз старый охотник ошибся. Фрейя скрылась в лесу. Ее отрывистый лай становился все тише и, наконец, замер в отдалении. Лиса и собака словно провалились в пустоту. Дундертак и Сундстрем прождали без толку несколько часов.

— Не может быть, чтобы Фрейя вцепилась ему в горло. Этого за ней не водится. По крайней мере, не водилось.

Наступил вечер, стало темнеть. Ничего не оставалось, как разойтись по домам. Наутро, вместо того чтобы идти на работу — возить известь к обжигательным печам на острове Оаксен, — Дундертак отправился прямой дорогой к сараю. За ночь не произошло ничего нового. Все было тихо и спокойно. С безоблачного неба ярко светило солнце. Дундертак улегся на траву и стал ждать. Он думал о Фрейе. Заблудилась она, потеряв след, или же случилось какое-нибудь несчастье? И куда отправился Белый Чулок? Устав ждать, Дундертак незаметно заснул.

Когда он проснулся, солнце начало уже клониться на запад, дело шло к вечеру. Ни Фрейи, ни Белого Чулка все еще не было. Через некоторое время к сараю явились Сундстрем и Вальтер. Старый охотник в раздумье расправил свои длинные усы.

— Удивительное дело! Будто сквозь землю провалились, — сказал он.

— Может, они проголодались и съели друг друга? — предположил Вальтер.

— Ничего другого не придумаешь!

Но вдруг Дундертак оживился и, схватив Сундстрема за рукав, показал в сторону леса:

— Глядите! Вон они!

Так оно и было. Из лесу вышел беглец лисенок. Не выбежал, а именно вышел, шаг за шагом продвигаясь вперед. В открытой пасти красной тряпкой болтался язык.

Метрах в десяти за ним шла Фрейя. Тоже шла. Оба казались смертельно усталыми.

— Видать, не одну милю сделали этой ночью, — сказал Вальтер.

Лисенок доплелся все-таки до сарая. И в изнеможении опустился прямо в траву. Дальше он идти не мог.

Подошла Фрейя и, увидев лежавшего лисенка, попыталась залаять. Но из горла у нее вырвалось только хриплое бульканье. Тогда она легла на траву рядом с лисенком и положила лапу ему на спину.

Когда Сундстрем подошел к Фрейе и почесал у нее между ушами, у бедняги едва хватило сил слабо махнуть в ответ коротким пушистым хвостом.

Дундертак взял рыжего беглеца за загривок, положил на мешковину, отнес в сарай и осторожно водворил между братьями.

Снаружи послышался голос Сундстрема, ласково разговаривавшего с измученной Фрейей:

— Ах ты, маленькая моя! Не могла его поймать, да? Бедняжка, ты стала настоящей старой, седой дворнягой!

Но тут вмешался Вальтер:

— Это несправедливо. Она ведь пригнала его обратно! Фрейя ни в чем не виновата. Она молодчина! Ее подвели ноги. Видели, до чего она вымоталась? Шла и то с трудом. И все-таки не сдалась.

— Пожалуй, твоя правда! — пробурчал Сундстрем, в глубине души очень довольный похвалами, которые поляк расточал старой Фрейе.

— У нее все лапы в крови. Бедняга бежала, пока не разодрала всю кожу.

Тем временем Дундертак как только мог ублажал вернувшегося беглеца. И лисенок, казалось, понял, что мальчик не хочет ему зла. Во всяком случае, с этого дня Белый Чулок стал совсем другим. Когда Дундертак приносил пищу, Белый Чулок, случалось, даже шел ему навстречу, с любопытством принюхиваясь к еде. Раньше это было не в его привычках. А так как Белый Чулок был самый старший и самый сильный, то остальные очень скоро последовали его примеру. Прежняя враждебность исчезла. Дундертак очень подружился с рыжеволосыми пленниками и целыми днями торчал в сарае, забросив даже свою лодку. Но Христофору эта дружба пришлась не по душе. Он предпочитал быть поближе к морю.

Незаметно пронеслись длинные теплые летние дни. Наступил август. Потом сентябрь. По утрам на траве уже лежал иней.

В свободное время, когда не надо было идти на работу в известняковый карьер или везти рыбу в Стокгольм, Дундертак бродил с Вальтером по лесам и полям. Вольготная жизнь на природе устраивала их обоих. Вальтер был мастер стрелять ворон. А вороны считались в шхерах не последней едой. Чаще всего они устраивали засаду в маленьком еловом шалаше на одном из островков Уттерхольмарна. Здесь было излюбленное место ворон со всей округи.