Гиг сперва изумился от сих слов, а потом просил ее, чтоб она не понуждала его к таковому выбору, однако не убедил ее. И тогда, видя поистине предстоящую необходимость или государя погубить, или самому от других погибнуть, избирает Гиг остаться в живых и вопрошает ее так: «Поелику ты принуждаешь меня убить государя моего против моей воли, то научи меня, каким образом сделать это?» Она же сказала ему в ответ: «В том самом месте, где показал он тебе меня нагою, там и должно напасть на него, когда он уснет».
12. Согласясь таким образом в заговоре, более она не отпускала Гига, и ему никак не можно было уйти, но надлежало или самому погибнуть, или Кандавлу. С наступлением же ночи последовал Гиг за царицею в опочивальню, и она, дав ему кинжал, сокрыла его за тою же самою дверью; а потом, когда Кандавл уснул, то Гиг подкрался к нему и убил его. Так он овладел и женою его и державою. О сем Гиге и Архилох Паросский,7 живший в одно с ним время, упомянул в троемерном ямбе.
13. Получивши лидийское царство, утвержден был Гиг на нем и дельфийским прорицалищем: ибо когда лидяне, негодуя о бедствии Кандавловом, подняли оружие, то соглашено было между Гиговыми соумышленниками и прочими лидянами, чтобы, если прорицалище изберет его царем лидийским, то царствовать ему, в противном же случае отдать царство обратно Гераклидам. Прорицалище избрало, и он остался царем: однако же купно с тем пифия изрекла, что мщение Гераклидов постигнет пятого потомка Гигова. Но сие предсказание ни во что почитали как лидяне, так и цари их, доколе оно не сбылося.
14. Вот каковым образом Мермиады завладели лидийским царством, отняв оное у Гераклидов. Гиг же, воцарившись, послал в Дельфы немалые дары: сколько ни сделано им серебряных приношений, большая часть их в Дельфах, а кроме серебра, несметное множество принес он и золотых вещей, из коих наипаче достойны примечания золотые чаши, числом шесть, — весу в них тридцать талантов, а лежат они в сокровищнице коринфян, сокровищница же сия по истинной правде не коринфская всенародная, а Кипселова,8 сына Эетиона. Названный Гиг первый из варваров, нам известных, посвятил приношения в Дельфы, после Мидаса, сына Гордиева, царя фригийского; от Мидаса же принесен в дар царский престол, достойный посмотрения, на коем он, председя, творил суд, и престол сей стоит там же, где и чаши Гиговы. Сии золото и серебро, Гигом пожертвованные, доселе называются у дельфийцев по его имени.
По приобретении же царской власти обратил и Гиг оружие против Милета и Смирны и взял город Колофон. Но как другого важного ничего в его царствование не случилось, а царствовал он сорок лет без двух, то мы, сказав о сем, оставим его. 15. Но упомяну об Ардисе, сыне Гиговом, царствовавшем после отца своего: он покорил приенян и вторгнулся в Милет. Во время властвования его в Сардах киммерияне, изгнанные из обычных мест своих кочевыми скифами, пришли в Азию и взяли Сарды, кроме крепости. 16. Царствовал он пятьдесят лет без года, и преемником его был Садиатт, сын его, царствовавший двенадцать лет. После же Садиатта царствовал Алиатт: сей государь воевал с Киаксаром, внуком Деиока, и с мидянами, он изгнал киммериян из Азии, взял Смирну, заселенную от колофонян, и вторгнулся в Клазомены, которые, однако, оставил не подобру, но с великим поражением. Предпринимал он в царствование свое и другие дела, из коих достопримечательнейшее есть следующее.
17. Была у него война с милетянами, унаследованная им от отца, и в походах своих он разорял Милет вот каким образом. В пору, когда земные плоды созревали, он вводил в страну сию войско, и шло оно при звуке свирелей, арф и дудок женских и мужеских.9 А пришедши к милетянам, он жилищ в полях не разрушал, не сожигал и дверей не взламывал, но оставлял оные неприкосновенными, а истреблял деревья и земные плоды и возвращался назад. Ибо как милетяне обладали морем, то и не для чего было осаждать город войском; а жилищ не разрушал сей лидийский государь для того, чтобы милетяне могли, живучи в них, снова засевать и возделывать свои нивы, а ему в свое нашествие было бы что истреблять. 18. Таким образом вел он войну одиннадцать лет, в продолжение коих милетяне двукратно претерпели великие поражения — на своей же земле в Лимении и в равнине, орошаемой Меандром. Из сих одиннадцати лет первые шесть лет над лидянами царствовал еще Садиатт, сын Ардисов, делая с войском своим набеги на милетян, ибо он-то и устроил войну сию; следующие же за сими пять лет воевал Алиатт, сын Садиаттов, который, как прежде мною сказано, наследовал сию войну от отца и продолжал оную тщательно. Милетянам же в той войне не помогал ни один из ионийских народов, кроме хиян, кои тем воздали им долг свой, — ибо и милетяне помогали хиянам на войне против эрифреян.
19. На двенадцатом же году, когда войско зажгло ниву, случилось вот какое происшествие. Как скоро загорелся на ниве хлеб, пламя, раздуваемое ветром, коснулось храма Афины, проименованной Ассисийскою, и храм на сем пожаре сгорел. Дело сие поначалу показалось ничего не значащим; но как войско возвратилось в Сарды, Алиатт занемог. Болезнь его все более и более затягивалась, и вот, по совету ли других, по собственному ли усмотрению, посылает он в Дельфы вопросить бога о своем недуге. Но по прибытии посланных к дельфийцам пифия отреклася дать им ответ, доколе не восстановят храма Афины, сожженного в Ассисе в земле милетян.
20. Что было сие так, слышал я от самих дельфийцев. Милетяне же к сему присовокупляют, что Периандр, сын Кипселов, узнавши об ответе, сказанном пифиею Алиатту, тотчас послал сказать другу и гостеприимцу своему Фрасибулу, властвовавшему тогда в Милете, дабы он, предузнав о сем, поступал бы сообразно сказанному. Так милетяне рассказывают сие событие.
21. Алиатт, как скоро о том известился, немедленно послал в Милет глашатая, желая с Фрасибулом и милетянамн заключить перемирие на все то время, пока будет строиться храм. Посланный прибыл в Милет, а Фрасибул, предуведомленный о всем обстоятельно и зная, чего хочет Алиатт, придумал вот такую хитрость. Сколько было в городе хлеба, царского ли, частного ли, он велел снести на торжище, а милетянам приказал, как скоро даст он знак, всем пить и потчевать друг друга. 22. Сие сделал и повелел Фрасибул для того, чтобы сардинский посланный, увидев припасы в великой куче и граждан, предающихся пиршеству, известил о том Алиатта. Так и сбылося: глашатай, увидев сие, по объявлении Фрасибулу предложений лидийского царя, возвратился в Сарды, и засим был заключен мир, — не иначе, я полагаю, как потому, что Алиатт дотоле думал, что в Милете сильный голод и народ доведен до самой крайности, а от возвратившегося из Милета гонца услышал известие, тому противное. Мир же заключен был на том условии, чтобы оказывать друг другу гостеприимство и вспоможение в войне; Афине же Алиатт вместо одного соорудил два храма в Ассисе и от болезни исцелился. Так ведена была Алиаттова война с милетянами и Фрасибулом.
23. А тот Периандр, который известил Фрасибула об ответе прорицалища, был сыном Кипсела и владычествовал в Коринфе. Коринфяне и согласно с ними лесбийцы говорят, что это при нем случилось величайшее чудо: Арион мефимнянин на спине дельфина выплыл к Тенару. Был он кифарный певец, не превосходимый никем из современников, и он первый, сколько нам известно, изобрел, наименовал и пел дифирамб10 в Коринфе.
24. Сей-то Арион, сказывают, пробыв много времени при Пернандре, пожелал отплыть в Италию и Сицилию, а стяжавши там великое богатство, захотел возвратиться в Коринф. Отправляясь же из Таранта, нанял он корабль у коринфян, никому более не доверяя, как им; но они, отплыв от берега подалее, злоумыслили бросить Ариона в море, а имущество его захватить. Арион, узнав о сем, прибегнул к просьбам, предлагая им все богатство свое, только пощадили бы жизнь его. Но просьбами его корабельщики не убедились, а требовали, чтобы Арион или сам себя умертвил, если хочет быть погребенным в земле, или немедленно бросился бы в море. Приведенный в сомнение Арион просил, коли так им угодно, позволить ему выйти во всем наряде на палубу корабля и пропеть песню, а пропевши, обещал наложить на себя руки. Корабельщикам пришла охота послушать превосходнейшего певца, и они с кормы пошли на средину корабля; и вот Арион, надев на себя все свои наряды, взяв кифару и ставши на палубе, запел под звук кифары высокую песнь,11 а окончив петь, бросился в море, как был, со всем своим нарядом. Корабельщики отправились далее в Коринф, Ариона же, как сказывают, принял на себя дельфин и принес на Тенарский мыс. Вышедши там на берег, пошел он в Коринф во всем своем наряде и, пришед, рассказал все, с ним случившееся. Периандр, не веря тому, заключил его под стражу, чтобы никуда не ушел, и нетерпеливо дожидался корабельщиков. Как скоро они прибыли в Коринф, Периандр призвал их к себе и спросил, не знают ли они чего об Арионе. Когда же сказали они, что Арион здравствует в Италии и что они оставили его в Таранте в совершенном благополучии, то вдруг явился пред ними Арион в том самом наряде, в котором бросился в море, — и корабельщики, изумленные сим и уличенные, не могли уже отрицаться от своего преступления. Так повествуют о сем коринфяне и лесбийцы; а на Тенаре и ныне еще находится невеликое медное изваяние, пожертвованное Арионом, представляющее человека, сидящего на дельфине.
