11. «Пелопоннесцы и союзники! И отцы наши совершили много походов как в самом Пелопоннесе, так и за его пределами, да и старшие из нас самих не лишены военного опыта. Но никогда еще мы не выступали в поход с большими силами: мы идем теперь против самого мощного врага, и войска у нас огромные и отборные. Поэтому наш долг показать себя не хуже отцов наших и не ниже нашей собственной славы. Ибо вся Эллада возбуждена нашим движением, следит за ним и по ненависти к афинянам сочувствует исполнению наших замыслов. Но хотя и может показаться, что громада наших войск безопасна от попыток неприятеля вступить в открытый бой, однако это не причина ослаблять готовность: нет, и вождь и воин каждого государства постоянно должны всяк себе ждать опасности. Ход войны неведом, и большею частью нападения совершаются внезапно и в порыве чувства: часто войско меньшее, но осмотрительное с успехом отражало неприятеля более многочисленного, но по самонадеянности неприготовленного. На войне всегда следует в душе быть отважным, на деле же осмотрительным: тогда и наступать на врагов можно вдохновеннее, и нападать на них безопаснее. А мы идем на государство не беззащитное, государство, прекрасно и всячески готовое к войне, — будем же твердо надеяться, что афиняне выйдут с нами на бой. Пусть они и не двигаются, пока нас нет, — не то будет, когда они увидят нас в своей земле опустошителями и истребителями. Ибо все ведь приходят в ярость, когда на глазах и внезапно постигает их что-то необычное; и кто меньше всего следует рассудку, те горячей всего кидаются в дело. От афинян этого можно ждать вернее, чем от всякого: притязая владычествовать над остальными, они скорей готовы нападать и опустошать чужие земли, чем видеть это на своей. Итак, коль скоро вы идете против такого государства и борьба эта исходом своим принесет вашим предкам и вам самим величайшую славу или же позор, — следуйте всюду, куда бы ни повели вас, блюдите пуще всего порядок и бдительность н быстро исполняйте приказания. Ибо лучше всего и безопаснее всего, когда мужей много, а порядок в них един».
12. После этой краткой речи Архидам распустил собрание. Прежде всего он отправляет в Афины спартиата Мелесиппа, сына Диакрита, — не пойдут ли афиняне на какие-либо уступки теперь, видя неприятеля уже в пути. Но афиняне не пропустили Мелесиппа ни в город, ни к властям, ибо уже одержало верх предложение Перикла: не принимать ни глашатая, ни посольства от лакедемонян, раз те выступят в поход. Поэтому афиняне отсылают Мелесиппа обратно, не выслушав его, и приказывают ему покинуть границы Аттики в тот же день; а если впредь лакедемоняне еще пожелают прислать посольство, пусть сперва отступят в свои владения. Афиняне даже послали провожатых, чтобы Мелесипп ни с кем не вступал в сношения. Уже на границе, собираясь проститься с провожатыми, он сказал только: «День этот будет для эллинов началом великих бедствий», и продолжал путь. Когда же он прибыл в свой лагерь и Архидам узнал, что афиняне ни в чем не согласны уступить, царь снялся со стоянки и двинул войско дальше в их землю. А беотяне доставили в помощь пелопоннесцам часть своей пехоты и конницу, с остальным же войском подошли к Платее и стали опустошать ее поля.
13. Пелопоннесцы собирались еще на Истм и были в пути перед вторжением в Аттику, когда Перикл, сын Ксанфиппа, один из десяти афинских стратегов, узпал о предстоящем вторжении. Перикл подозревал, что Архидам, связанный с ним дружбой гостеприимца, пожалуй, не тронет и не опустошит его полей или по собственному желанию угодить ему, или даже по внушению от лакедемонян, с целью возбудить против Перикла подозрение сограждан, подобно тому как прежде из-за него же предложено было изгнать лиц, причастных скверне. Поэтому Перикл объявил афинянам в народном собрании, что хотя Архидам ему и друг, но от этого не последует для государства вреда; если же неприятель не станет разорять его полей и домов так же, как и прочих граждан, то он сам уступает их государству и тем снимает с себя всякое подозрение. О положении дел советы его были прежние: готовиться к войне, все добро свезти с полей в город, не выходить на битву, но запереться и охранять город, снаряжать флот, в котором сила афинян, а союзников держать в руках; сила, говорил он, зиждется на приливе денег от союзников, а в войне обычно побеждают рассудительность и обилие денег. Поэтому он призывал мужаться: ведь обыкновенно государство получает от союзников шестьсот талантов подати в год, не считая прочих доходов, да еще на Акрополе хранится чеканной монеты шесть тысяч талантов (было их даже до девяти тысяч семисот талантов, но из них произведены были расходы на Пропилеи в Акрополе, на другие постройки и на Потидейский поход); да нечеканенного золота и серебра в виде частных и общественных вкладов, да священной утвари для процессий и состязаний, да персидской добычи и прочего не меньше, как на пятьсот талантов. Он причислял сюда еще немалые деньги из остальных святилищ, которыми можно воспользоваться, если больше будет неоткуда взять, равно как и золотым облачением самой богини, статуя которой имеет на себе сорок талантов чистого золота, и все оно может быть снято; но, употребивши это золото на спасение государства, необходимо будет (прибавлял Перикл) возвратить его без убыли. Так ободрял он афинян перечислением денежных средств. Далее он напомнил, что у них есть тринадцать тысяч латников, не считая стоявших в гарнизонах и шестнадцати тысяч на охране стен, — ибо именно столько их охраняло город в пору первого вторжения неприятеля, а были это граждане самого старшего и самого младшего возрастов и метеки,154 служившие в латниках: от Фалерской стены до обводной городской считалось тридцать пять стадиев, из этой последней охранялись сорок три стадия (остальная часть ее, между Длинной и Фалерской стенами, не охранялась), «Длинные стены» до Пирея охранялись снаружи на сорок стадиев, а в Пирее с Мунихией из шестидесяти стадиев охвата охранялась половина. Наконец, конницы вместе с конными стрелками имелось тысяча двести человек, стрелков тысяча шестьсот и трехрядных, годных к плаванию, судов триста. Таковы, ничуть ни меньшие, средства были у афинян в то время, когда предстояло первое вторжение пелопоннесцев и афиняне начинали войну. Все это и многое другое говорил, по обыкновению, Перикл с целью доказать, что перевес в войне останется за афинянами.
14. Афиняне выслушали Перикла и приняли его предложение: стали переправлять с полей в город женщин, детей и хозяйственное добро, уничтожали даже деревянные части самих жилищ; а мелкий и вьючный скот перевезли на Евбею и ближние острова.
Тяжело было для афинян сниматься с места, потому что большинство их привыкло постоянно жить на своих полях. 15. Дело в том, что так издревле жили афиняне даже больше, чем другие эллины. Ибо лишь при Кекропе и первых царях до Фесея население Аттики жило постоянно отдельными городами, со своими властями и правителями, и если ничто не грозило, то они не сходились и на советы к царю, но управлялись и совещались по отдельности. Некоторые города по временам даже воевали между собою, как при Евмолпе элевсиняне против Эрехфея. Но когда воцарился Фесей, соединив в себе силу с умом, он повсюду навел порядок и при этом упразднил советы и правления прочих городов, всех объединил вокруг нынешнего города, учредивши один совет и одно правление. Каждый продолжал возделывать свои земли как и прежде, но город теперь пришлось иметь один; и собрав вокруг себя всех, город стал велик, и таким передан был от Фесея его потомкам. С тех пор и по сие время афиняне на народный счет совершают в честь богини празднество «Сселения». А дотоле город занимал лишь нынешний Акрополь и южный перед ним склон. Доказательство этого: святыни [Афины] и других божеств находятся на самом Акрополе, а если вне его, то по большей части с этой стороны — это святыни и Зевса Олимпийского, и Аполлона Пифийского, и Геи, и Диониса Болотного, в честь которого справляются двенадцатого анфестериона древнейшие Дионисии155 (как до сих пор и у ионян, происходящих от афинян). Здесь лежат другие древние святыни, здесь же и источник, обстроенный при тиранах и названный Эннеакрунами, а прежде, в открытом виде, звавшийся Каллироей; из этого источника, как из ближнего, брали воду для большей части торжественных обрядов, да и теперь берут по давнему обычаю для свадеб и других священнодействий. А сам Акрополь по древности своего заселения и доселе у афинян называется «городом».
