Выходит, Примаков тоже чувствует, что тучи над его головой сгущаются, что «семья» плетет вокруг него паутину, которая, того гляди, задушит премьера…

Я уехал на работу, а заявление, написанное на имя председателя Совета Федерации Строева, осталось лежать на столе у президента, как некий горячий лоскуток бумаги, вызывающий ощущение горечи, одиночества, боли – словно бы некий знак беды, которая накатилась на меня, будто лавина с крутого склона…

Со стола президента заявление перекочевало в сейф.

Президент сказал:

– Пусть оно полежит у меня в сейфе. Здесь не пропадет.

Через две недели заявление вынырнет оттуда.

…У себя на Большой Дмитровке я постарался как ни в чем не бывало начать обычный трудовой день. Я старался держаться, старался не подавать виду, что мне тяжело. Но чего мне это стоило!

Единственные, кто меня поддерживал в те дни, были моя семья – жена, сын с дочкой, теща – и еще несколько близких друзей.

Кое-кто из высокопоставленных особ, которые раньше первыми стремились поздороваться, подобострастно улыбнуться (знают жирные коты, чье мясо съели), сейчас стали проходить в пятидесяти сантиметрах от меня, совершенно не замечая, – похоже, действовали по примеру Якушкина. Видимо, считали – со мною покончено.

Ну что ж, вполне возможно, в этом есть доля истины, но до того, как это произойдет, я еще скажу несколько громких слов, и ворам обязательно скажу, что они воры. И уж потом громко хлопну дверью. Трудно мне было тогда, гораздо труднее, чем сейчас.

В прокуратуре меня поддерживали в основном рядовые сотрудники, с которыми я и знаком-то толком не был, подбадривали, угощали, когда я заходил в кабинеты, – кто чаем, кто тортом, кто бутербродом, – кто чем, словом, и это было очень трогательно. А вот замы мои – те самые, которых я собственными руками сделал замами, повесил на погоны большие генеральские звезды, – все усилия направили на спасение собственных должностей, забыв, как выяснилось позднее, и о чести, и о совести.

Но живем-то мы в одном мире, находимся на одной профессиональной площадке, как же они завтра будут смотреть в глаза своим коллегам?

Исключение составлял только Михаил Борисович Катышев, один из лучших следователей России, принципиальнейший, хотя и жесткий человек, но его вскоре постарались отстранить от командования важнейшим прокурорским хозяйством.

Но пока не отстранили, работа в прокуратуре кипела…

Когда я еще только пришел в Генпрокуратуру, то понял – если буду разбрасываться, хвататься за одно, другое, третье, как это довольно часто делает начальство, работа просто-напросто съест меня, надо выбрать что-то главное, все остальное этому главному подчинить, распределить: это второй ряд, это – третий, это – четвертый и так далее…

Главными направлениями в борьбе с преступностью я выбрал два: коррупцию и заказные убийства.

«Коррупцио» в переводе с латинского – подкуп, разложение государственного аппарата, продажа чиновниками своих полномочий преступному миру.

Коррупция необходима нелегальному и полулегальному бизнесу, распространению наркотиков, контрабанде, торговле оружием, игорному бизнесу, – необходима как воздух, как вода. Без коррупции эти виды «деятельности», – за редким исключением, – не могут существовать.

Россия оказалась в этом смысле страной чрезвычайно уязвимой – как, собственно, и любая другая страна с экономической системой переходного типа. Если возможна сверхприбыль в сто – сто пятьдесят – двести процентов, то эту сверхприбыль надо получать. Для получения ее все средства хороши: и подкуп, и шантаж, и убийства. Прибылью нормальной, общепринятой в развитых капиталистических странах в три – пять – семь процентов уже не довольствуются. Вот такие в России «капиталисты».

Чиновников в России примерно один миллион. Один миллион человек, которые могут что-то разрушить, а могут и не разрушить – этакое социальное зло, которое криминальные элементы обязательно стараются использовать в своих интересах…

Я знал, что для борьбы с коррупцией нужна серьезная подготовка. И не только нравственная или техническая – нужны специальные подразделения в правоохранительных органах. Да и сотрудники не должны сидеть впроголодь на нищенской зарплате и при этом допрашивать сытого вальяжного чиновника, вызванного в прокуратуру по факту взятки в несколько тысяч долларов. Более того, надо, чтобы следователь был обеспечен не только нормальной зарплатой, но и квартирой, иначе получается нонсенс: молодой человек с женой и ребенком или даже двумя детьми расследует дело о миллионах долларов и не имеет квартиры… Ведь однажды он может не устоять.

Но особенно «ценными» для преступников являются чиновники высокого ранга, это именно их «деятельность» выдвинула Россию в десятку самых коррумпированных стран мира. Криминологические исследования выявили страшную цифру – семьдесят процентов российских чиновников коррумпированы, именно на их подкуп коммерческие структуры выделяют до пятидесяти процентов своей прибыли.

Самые «дорогие» чиновники – те, которые работают в банковско-финансовой сфере и распоряжаются предоставлением кредитов на льготных условиях. Иногда до сорока процентов этого кредита возвращается в карман «благодетелей» в виде «хрустиков», «шуршиков» и т. д. – «живыми» деньгами, наличностью.

Ну а те, которые «высокого полета», те не стесняются – за продажу лицензий на нефть, газ, цветные металлы и другое ценное сырье берут, уже не стесняясь, – счетами в зарубежных банках на сотни тысяч долларов, подарками в виде особняков либо в виде теплого местечка на будущее в прибыльной структуре.

Иногда этих чиновников, что называется, «делают», проталкивая наверх, причем подчас это обычные уголовники, имеющие судимость.

Массовая приватизация «по-чубайсовски», обернувшаяся глобальным воровством государственных ценностей, сплела такой густой клубок, в котором слились воры, взяточники, хозяева «грязных» капиталов, спекулянты, что разбирать его прокуратура будет еще долго-долго.

Коррупция и организованная преступность уже образовали уродливую, опасную для государства структуру. Некоторые идеологи воровского капитализма говорят, что насытившиеся бандиты, устав от грабежей, воровства и убийств, превратятся в добропорядочных буржуа. Как бы не так! Эдит Пиаф однажды сказала, что у поэта никогда не может быть лица подонка и подлеца, так и у убийцы никогда не может быть лица поэта: бандиту не дано стать порядочным человеком.

В прокуратуре мы подготовили специальную антикоррупционную программу, о которой я доложил Борису Николаевичу Ельцину. В программе был намечен целый комплекс мер борьбы с этим злом. Ельцин одобрил программу. Чубайс же в бытность руководства администрацией президента ее благополучно похоронил.

Тогда мы подготовили проект указа по борьбе с коррупцией. До закона, похоже, еще далеко, пусть будет хоть указ. В проекте мы предлагали создать комиссию, в которую вошли бы все правоохранительные и силовые органы, – от службы охраны президента до налоговой полиции, – и передавали бы ей материалы, имеющие признаки преступления, именно по части коррупции.

Ведь руководители министерств часто поступают так: пожурят отечески взяточника у себя и все, этим и ограничатся, тогда как людей этих надо судить, взыскивать с них ущерб, принесенный в результате их коррупционных действий. Нужно было также создавать межведомственную следственно-оперативную группу, которая проверяла бы все факты коррупционных нарушений…

Проект указа, к сожалению, также был похоронен. Думаю – той же командой.

Мы подготовили и серию поправок в законы – например, в законы о выборах и государственной службе, препятствующие проникновению криминала во власть. Они были поддержаны Думой и Советом Федерации. В этом же пакете был и закон о доверительном управлении долями (акциями), принадлежащими государственным служащим. Как известно, закон в России запрещает совмещать госслужбу с коммерческой деятельностью. У нас же к этому относятся непоследовательно, одни выполняют этот закон, другие нет. Причем большинство, конечно же, не выполняют и, находясь на службе в каком-нибудь близком по профилю министерстве, работают на свои личные структуры, обогащаются, как могут. Таких примеров – воз и маленькая тележка.