— Описание набросал?
— Так точно, — расплылся тот в ответ.
— Молодец, — похвалил Перс. — Ну-ка, посмотрим. — Взяв лист, испещренный мелкими, как крысиные зубки, буковками, пробежал написанное глазами, кивнул уважительно: — Дельно. Ладно, почитаю позже.
Он сунул описание в карман, где уже лежала доверенность, и направился было к двери, но, вспомнив что-то, остановился и, вновь повернувшись к капитану, поинтересовался:
— Скажи-ка, братец, а сколько человек приходило в «Палладу» за последние четверть часа?
— Так никто не приходил, — почти не раздумывая, ответил тот. — Вы да еще этот, — постовой кивнул на карман, — который в списке.
— А больше, значит, никого? — уточнил Перс.
— Никого, — подтвердил постовой.
— А этот, который приходил, он из старших или из команды?
— Так из команды же! — удивился еще большей неосведомленности постовой.
— Ага. Хорошо. Сообщу твоему начальству, чтобы поощрило. Ну, бывай, братец.
— До свидания.
Перс вышел на улицу и тут же ускорил шаг. Он миновал ворота и свернул налево, к банковской стоянке.
Как только за ним захлопнулась дверь, человек, стоявший на втором этаже и внимательно слушавший разговор, повернулся и бесшумно зашагал по коридору в другое крыло. Там он спустился по лестнице и оказался у магазинчика, торгующего пылесосами. Неторопливо, напевая модный мотивчик, человек совершил еще одно путешествие по коридору и, на секунду замешкавшись, кивнул церемонно постовому:
— Всего доброго.
— До свидания, — рассеянно ответил капитан покупателю. Он был занят своими мыслями.
Постовой вел бы себя совершенно иначе, если бы знал, что под дорогим пальто у высокого, атлетически сложенного незнакомца спрятан девятимиллиметровый «глок» с глушителем.
Строго говоря, стоянки-то и не было. Машины просто парковались рядком, перегораживая тротуар и треть проезжей части. Прохожие чертыхались и лезли в лужи, чтобы миновать сверкающую импортно-хвастливую колонну. Молчун топтался рядом с темно-синей «Вольво». Заметив Перса, кивнул:
— Видал?
Тот обогнул стальной, с серебристым отливом «Мерседес» и остановился. «Вольво» действительно стояла на четырех кирпичах. Колеса у нее отсутствовали. Но левое заднее крыло было помято, как и у той машины, что они видели у подъезда Жукута.
— Это не та машина, — сообщил Молчун напарнику. — Я проверил днище. Сухое, как лист.
— Знаю, — кивнул Перс. — Ты вот лучше скажи, где этот парень?
— Хрен его знает, — пожал плечами Молчун. — Как в воду канул. Я выбежал, а его нет. Ни у метро, нигде. Машина наверняка ждала.
— Поехали отсюда, — серьезно сказал Перс. — Через десять минут здесь будет столпотворение.
— Ты уже что-то просек, да? — поинтересовался партнер, пока они торопливо шли к «девятке». — Просек?
— Просек, — ответил Перс. — Несколько минут назад мы с тобой имели честь лицезреть лже-Одинцова. Он тоже не из нашей пятерки. Остался последний вариант: в момент ограбления помимо основной группы в коттедже находился кто-то еще. Кто-то, кто открыл дверь, сейф и забрал матрицу.
— Допустим. И что дальше?
— А дальше съездим к этому Георгию Георгиевичу, поговорим с домочадцами. Там видно будет.
Они забрались в машину, запустили двигатель. «Девятка» покатила в сторону «Олимпийского». Машина не успела проехать и сотни метров, когда с улицы Дурова на Гиляровского, завывая сиреной, свернул милицейский «рафик». Микроавтобус остановился прямо возле ворот. Из него выскочили несколько человек в штатском и двое в форме.
— Для моего подопечного что-то рановато, — протянул Перс, поглядывая в зеркальце заднего вида. — Не иначе как сам убийца вызвал. Молодец, мужик. Головастый. Если бы мы приехали на четверть часа позже, нам бы не дали даже в здание войти.
— Думаешь, это он? — усомнился Молчун.
— Он, он. Никаких сомнений.
— На хрена ему милицию-то вызывать?
— Два варианта, — объяснил Перс. — Скорее всего он заметил нас и рассчитывал, что милиция «повяжет убийц», то бишь, опять же, нас, прямо на «месте преступления». Много — не много, а часика четыре пришлось бы на Петровке проторчать. Он бы за это время успел за собой «прибрать». Мы бы вышли… а все «хвосты» уже обрублены. Ну, а если и не заметил, то просто подстраховался. На всякий пожарный. Этот Георгий Георгиевич — единственная ниточка, которая могла навести на след похитителя. Не зря же убийца все финансовые бумаги прихватил. Что-то в них, значит, было. Какая-то зацепочка. Да и опознать этот Георгий Георгиевич кого-нибудь мог.
— Не он, так капитан опознал бы, — хмыкнул Молчун. — Делов-то.
Перс внимательно посмотрел на него, усмехнулся:
— Знаешь, ты бы лучше пошел пострелял, а? Скажи честно, тебе бы в голову пришло, что грабители собирались здесь, в «Палладе»? А? Молчишь? А молчишь потому, что ответить нечего. Капитан сам случайно проболтался. Не столкнись мы с этим парнем в дверях, ни тебе, ни мне и в голову не пришло бы поинтересоваться: «А не тут ли эти ребятки теплое гнездышко себе свили?» Вероятность такого совпадения — фиг целых и столько же примерно десятых. Зачем же рисковать, еще одного жмурика на душу брать? Ты прав в одном: сама по себе «Паллада» никакой роли не играла. Их использовали в качестве прикрытия, щита. Это — подстава. Есть вторая машина. С такой же вмятиной и с такими же номерами. Очень удобно. Даже если и увидят, кто запомнит, какие именно вмятины-царапины на крыле? Никто. Они, кстати, наверняка вовсе и не одинаковые. Просто такие мелочи в памяти, как правило, не откладываются. Очкарика использовали втемную, пока в этом была насущная необходимость, а как только дело выгорело — прикончили как ненужного свидетеля. А теперь скажи, какие выводы ты делаешь из всего вышесказанного?
Молчун, крутя баранку, призадумался, пожал плечами.
— Какие, какие… разные. Хитер этот сукин сын, вот что я скажу.
— Ну, это само собой. А еще?
— А еще… — Молчун снова задумался. Неожиданно лицо его ожило. — Он «сворачивается»! Твою мать, точно! Он «сворачивается»! Этот урод уже знает, как достать документы, и уверен в том, что все получится. Потому-то и убирает помощников. Всех! Они ему больше не нужны. Этот парень чужими руками стирает собственные следы!
— Умница, — похвалил Перс. — Можешь ведь, когда захочешь. Скорее всего он намерен убрать всех, кто участвовал в деле. Сперва тех, что помельче, потом выше и выше, и так до тех пор, пока не останется вообще никого. Понимаешь?
— Ага, понимаю, — закивал необычайно оживленно Молчун. — Мы должны опередить его. Найти кого-нибудь из этих ребят прежде, чем он перестреляет всех.
— Верно. Потому-то мы и едем к покойному Георгию Георгиевичу домой. — Перс усмехнулся. — У нас все еще неплохие шансы, братец.
* * *
Руденко вышел из ГУМа и быстро зашагал к переходу, то и дело оглядываясь через плечо. Лысый держался чуть поодаль, шагах в пяти, выбирая момент для выстрела. Арбалетчик понимал это и старался лавировать в толпе, держаться так, чтобы между ним и убийцей все время кто-то был. Он полагал, что лысый не станет стрелять, не имея стопроцентной гарантии попадания. Все просто. Выстрел так или иначе породит сперва недоумение, а затем и панику. Пальба на улице, да еще в многочисленной толпе, — штука очень серьезная, даже по нынешним сумасшедшим временам. Начнется кутерьма, а лысый, как и его напарник, не станет рисковать понапрасну. У них ведь наверняка конкретное задание: убить того-то и того-то, а вовсе не кого попало. Значит, лысый постарается подобраться поближе. Вот этого и нельзя допускать.
Руденко ускорил шаг. Бателли сделал то же самое. Он плотно сжимал рукоять пистолета, прищуривался, оценивая возможность выстрела. Ближе к метро, у подземных магазинчиков, толпа совершала круговорот. Народу здесь было основательно много. Выпрашивали мелочь старушки с голодными собачьими глазами, готовые каждую секунду вцепиться друг в друга «за место» с отчаянием и злобой бультерьеров; «прикинутая» развязно пацанва младшего пионерского возраста гужевалась у «Денди»; те, которые постарше, ерундой не занимались, потягивали пивко и на просительное: «Сыночек, помоги на хлебушек», отвечали с залихватской молодецкой удалью: «Отва-али». Шустрили бомжи, скучали, поеживаясь на густом, словно мед, сквозняке, продавщицы витрин-киосков: народ хоть и шел, но покупать не торопился, приценивался. Прохаживался неспешно, помахивая дубинкой, одинокий милиционер. Гонял «чужих» и не обращал внимания на «здешних». Вне толпы суровый бог, способный покарать любого в своем «беспросветном» царстве.