— А мы уже пришли. Я ж говорила! — известил он самолично и нас и низкую избушку, втиснутую меж двух берез с самого овражного края. Упомянутая ранее огорожа (плетень из трех поперечных прожилин) здесь тоже имелась. Правда, лишь с обеих сторон от калитки и, скорее, обозначала место входа для сильно воспитанных, чем несла охранную роль. Что же до самого жилья, то оно вполне вписывалось в ночной антураж. Дрожащим огоньком на окошке. Как робким приглашеньем для тех, кого ждут.

— Благословен сей дом и его обитатели, — осенив себя крестом, переступил порог Ванн вслед за спущенной на пол Варварой.

Я вошла третьей, прикрыв обитую тряпьем дверь. Дитя в это самое время, подтянувшись через лавку, уже разжигало от лучины на подоконнике еще одну. Потом умело воткнуло ее в рогатину на столе:

— Садитесь, гости. Сейчас чай пить будем. Или шиповниковый квас.

— Благодарствуем, хозяюшка, — бухнувшись сбоку на лавку, с удовольствием вытянул ноги Ванн. Видно он, как раз, «расслабиться» не поленился. Натуралист на отдыхе. — Агата, мы, наверное, квас с вами будем?

— Ага-а… — оторвала я изучающий взгляд от углов. Хотя, на что тут смотреть? Явно, живут вдвоем с мамой. По развешенным пучкам и горшкам видно, травницей. А вот мужиком, даже «приходящим» не «пахнет» еще от былого плетня. И живут, мягко сказать, небогато. — А вообще, я б воды просто выпила. Есть в доме вода, Варвара?

— Вода? Есть. Так за стол-то садись. Я сейчас в кружку налью, — и важной поступью обогнула меня. — У нас вода хорошая. Из ручья, — и, брякнув крышкой кадушки, запустила туда ковш. — А еще мама от охотниц приносит. Там у них ревун есть целебный. Только мутный и с пузырями. А так, целебный. Меня мама ту воду заставляет всегда пить. И сама пьет. И травы на ней заваривает. Те, что себе.

— Значит, мама у тебя — травница? — села и я рядом с Ванном, пристроив под рукой меч.

Девочка, уже от стола откликнулась:

— Конечно. И хоро-шая. Ее все ближайшие ценят.

— Ну, надо же. А ты в травах толк знаешь?

— Конечно. Мы ж с ней вместе их собираем.

— Ага… А по названиям? Вот какие, например, твоя мама готовит себе?

Варвара от такой простоты даже хмыкнула и, продвинув Ванну по столу кружку, огласила:

— Хвощ. Тот, что на лугу растет, не лесной. Копыт-корень, тимьян и росянница. Мы их уже собрали. Много заготовили.

— Ага, — скосилась я на соседа по лавке: травки сии — сильнейший легочный сбор. — Молодец ты, Варвара. А «ближайших» своих тоже всех знаешь?

— Ближайших?.. — задумалась она на мгновение. — Так в двух милях отсюда Зубатов… ой, нет, уже Харитонов угол. Они тоже к нам ходят. Женщин своих засылают. А мужчины боятся.

— Чего? — выдали мы на пару с соседом.

Дитя хмыкнуло снова:

— Так, охотниц. Они ж этот лес под охраной держат. И сами в нем охотятся. На птиц, косуль, зайцев и их.

— Кого, «их»? — уточнила теперь я сама.

— Мужчин. У охотниц мужчин-то нет. Зачем они им? Лишний расход в хозяйстве. А так: побалуются и отпустят. Наверное.

— Наверное, «отпустят»?

— Агата! Ребенку и такие вопросы.

— Я — не ребенок, Батюшка.

— И мы это уже прояснили. Так что, не вмешивайтесь… Варвара?

— Угу… Говорят, не всегда отпускают. Вот тамошние и боятся.

— Понятно… Точно, дриады.

— А кто это?

— Духи лесные. Бывшие.

— Как это?

— Ну-у… они…

— Варвара, квас очень хорош, — прервал мое «красноречие» Ванн. И внезапно обернулся к двери. — А вот, кажется, и твоя… — в следующий миг подскочили мы с лавки на пару. — мама. Доброго… доброй ночи, хозяйка.

Я же, словно язык проглотила, глядя на женщину, вошедшую в собственный дом. И мне, вдруг, вспомнился совершенно другой дом. В другом мире. В далекой Бередне. Светлый. Богатый. И женщина эта. Такая же стройная, с черной косой на плече. Только, моложе. И без провалов-кругов под огромными дерзкими глазами.

— Здравствуйте, Стэнка.

— Варвара! — вскинув в сторону руку, огласилась она. Девочка от неожиданности вздрогнула и метнулась под материнское крыло. — Что вам здесь надо? Зачем вы пришли?

— Мы… — взглянула я на ребенка. — Мы просто искали приют на ночь. И сейчас уйдем. Святой отец?

— Да, конечно, — выдохнул Ванн. — Простите нас, — и первым качнулся на выход. Мимо отпрянувших в сторону матери и дитя.

Я прошла следом. Даже не найдя в себе сил обернуться. И зачем? Моя единственная в Грязных землях «клиентка», по моей же вине оказавшаяся здесь… Тысь моя майка. Косые дорожки, кривые пути…

— Агата! — и застыла столбом уже с рукой над калиткой. — Агата, постойте! — Стэнка, нагнавшая нас, замерла между мной и мужчиной. Еще словно что-то решая. Что-то мучительно важное. — Надолго вы в Грязных землях? — произнесла, переведя взгляд с меня на Ванна. Тот ответил:

— Уповаем на скорое возвращенье… Мы можем вам чем-то помочь?

— Помочь?.. Я так поняла, вам нужна помощь? Или нет?

— Да. Нужна, — посмотрела я Стэнке в глаза. — Нам нужна информация о здешних местах.

— Ну что ж…Добро. Остальное — у меня в доме, — сказала и быстро развернулась назад.

Туда, где в распахнутом дверном створе застыла маленькая фигурка. Мы с Ванном лишь переглянулись. И пошли за женщиной вслед…

В доме было сумрачно и тепло. Большая беленая печь отдавала его бережно, оставив после утренней готовки и на спокойный ночной сон. Однако давить подушку из нас четверых не торопился никто. Варвара, свесившая с печных полатей свои растрепавшиеся за день косички, развлекалась с сидящим под ней Ванном. Дергала перед носом веревочкой с привязанным на конце тряпичным бантом. Будто перед котом. Тот лениво подыгрывал, вытянув с низенькой скамейки свои длинные ноги. И в правду, кот. Сказочный, неземной кот. Дремлет, но бдит. За нами со Стэнкой, сидящими за столом. Друг против друга. Женщина тоже устала и сейчас, борясь с подступающей дремой, стучала худыми пальцами по доске столешницы. Выбивала незнакомый мне такт. Та-тата. Та-тата. Та-тата-тата-тата…

— Варвара, не пора ли тебе… кхе, спать? — за замершей женской спиной игры «с котом» вмиг затихли. Стэнка вздохнула. — Так значит, ищете вы своего… человека?

— Да, ищем, — оторвала я глаза от глиняной кружки, зажатой в ладонях. Вода в ней давно нагрелась. И пить мне тоже давно расхотелось. — Поэтому и…

— Я вам помогу, — и взглядом метнулась в ночь за окном. Потом, будто с трудом, выдавила. — Если ты, Агата, мне тоже… пообещаешь.

Я взглянула на женщину напротив себя. Что в ней осталось от прежней? Лишь глаза да еще волосы. Черные, как смоль. А у Варвары — словно спелый орех с серыми прожилками-прядками. Значит, в отца. И сколько ж она себе отмерила?..

— Хорошо, — Ванн в полной тишине, шеркнул по полу, подбирая под себя ноги. — Когда мне сюда вернуться?

— А ты… — Стэнка скривилась, пытаясь улыбнуться. Вышло плохо. Невесело. — А ты смелая. До сих пор жизнь не обваляла. Как ты тогда, в Стожках, тому борову из своей грозной канцелярии. Я до сих пор помню. Хоть меня это и не спасло.

— О-о. Смелость не всегда признак ума. Да и обещаю я с оглядкой. На то, что останусь к тому времени живой.

— Я знаю. Но, главное, что пообещала. Значит, вернешься и ее отсюда…

— Хорошо. Но, ты не сказала, когда?

— Через месяц, — взглянула она мне в глаза. — Через месяц. По первым заморозкам… Теперь — моя очередь… Кхе-кхе… — и, выдержав паузу, заговорила ровным спокойным голосом. — Места у нас тут глухие. Самая восточная окраина. Одно добро — лудов мало.

— Лудов? — опустился к нам за стол Ванн. Стэнка скосилась на него со вниманием. — Лудов. Тех, кого только закинули после приговора. Я их так зову, потому как они…

— «Бешеные», — непроизвольно перевела я с береднянского.

— Бешеные и есть. Что до охотниц, они к себе только своих берут. Да и то не всех. И живут замкнуто. Лишь мужиков местных таскают… побаловаться. Варвара, ты спишь? Кхе.

— Угу, мама. Почти, — изобразило дитя из-за занавески сонливость.