— Чирк!.. Чирк-чирк!
И я распахнула глаза. Уже в Ладмении.
— Чирк-чирк! — ярко оранжевая, маленькая пичуга, похожая на канарейку, но с хвостом гораздо скромней, совсем по-хозяйски запрыгала по краю моего покрывала.
— Ну, ты и наглая. Брысь! Нагадишь еще.
— Ч-чирк! — птица, вспорхнув, приземлилась в ярде. — Чирк-чирк-чирк!
— Кыш! — новый замах — прежний результат и еще на ярд в сторону гор. — Кыш!.. Ага-а…
Ага. Вот была б я обычной женщиной. Без боевого прошлого и тесного общения с «неясной» природой… Да, тысь моя майка! Какая из меня «обычная женщина»?! И, бросив на ближайший куст покрывало, подхватилась вслед за сорвавшейся в воздух пичугой. Лишь обуться успела, и одернуть свой сарафан…
Так мы и неслись. Сначала вверх по предгорному склону, маневрируя между камней и широких стволов елей. Потом резко взяли направо. Птица, ярким всполохом пламени, скользила по воздуху чуть впереди. Лишь иногда замирая, словно контролируя мой маршрут. Потом вновь подхватывалась. Пока я, на всем скаку не влетела в высокую дозревающую бузину. Огневушка, огласившись, понеслась прямиком над зарослями. Я проследила за ней прищуренным взглядом и, на другом краю поляны разглядела старую крышу с косой кирпичной трубой. Большее с этой точки обозреть было сложно. Поэтому, пришлось пробираться…
Высокие заросли закончились неожиданно: я просто запнулась за обломленный у самой земли ствол. А потом… Сначала я увидела шлем. Справа в траве… У самой двери, под перекинутым через нее поперек засовом, я увидела и его обладателя. Рыцарь Прокурата, элитный боец из пятой комтурии, полулежал, прижавшись к двери спиной и с выгнутой вбок шеей. Тут, даже на свечение не щурься — мертв. И причины ясны — глубокие борозды наискось через грудь. Сквозь надежную прокуратскую кольчугу. Глубокие борозды. Как от когтей. А в открытых глазах — ужас. И пустота.
— Ч-чирк!
— Пожалуйста, выпустите меня!
— Тысь моя майка.
Птичка, выпорхнув из мизерного квадрата оконца, села на верхушку куста бузины. Я, оторвав от нее взгляд, вновь прищурилась: заклятие, растворив стену сруба, явило молодого мужчину, терпеливо стоящего с той его стороны. Мужчина, подняв к потолку лицо, вздохнул и вновь огласился:
— Вы меня слышите?!
— Я вас слышу, — заскользила я дальше по его силуэту, удивленно отметив на шее и руках моанитовые «украшения» (ничего себе, перестраховка). — Что здесь было? Ночью.
Мужчина снова вздохнул и на секунду задумался:
— Зверь.
А то я сама… не догадалась:
— Ждите здесь. Я скоро! — и пошла за угол по примятому бузинному «следу».
След вывел меня к целой истоптанной «просеке». С находкой в виде растерзанного до костей грифона. Его иссиня черные перья были здесь повсюду: висели на крайних, нетронутых кустах, в траве и… и на ней. Потому что последней я увидела ее. Женщину… Вот что за блажь такая у нас? Не любят рыцари-женщины кольчуг. Сковывают они «грациозность движений» и затрудняют «полоопределение». Хотя, помогла эта часть доспехов ее коллеге?..
На первый взгляд тело было нетронутым, хоть и распластанным на спине. И пафосный шлем — на месте. Лишь свитер распорот. Чуть выше груди. И не похоже, чтоб зверь. Я склонилась над телом… Потом ниже… И уже через секунду рухнула на колени… Сквозь прорезь, на коже нежно-персикового оттенка проглядывали слова. В тонкой рамочке… «Навеки твоя»…
Глава 4
— Ну, уж нет… Ну, уж нет. Нет же. Нет!
Безмолвное женское тело отозвалось мне: «Да».
Да, рыцарь Вешковская, да. Это — Ладмения. Не глухая Бередня. И по Ладмении этой гуляет «зверь». Причем, безнаказанно бодро гуляет.
— Эй, ну где же вы?!
— А вот про тебя-то я…и забыла, — подняла я нахмуренный взгляд от Ксю.
— Ч-чирк!
— Оба заткнитесь. Оба! Мне надо… подумать, — и подскочила с колен.
Выпустить узника из избушки — пойти против собственной же конторы. Это как раз понятно. Неясно другое: зачем он ей сдался? Пятой комтурии? Преступник «против Короны»?.. Думай, рыцарь Вешковская. На то тебе голова и хваленая семейная интуиция. Которая сейчас, кстати, кричит. Правда, пока на «незнакомом» мне языке. Так… По контуру избушки — следы сдвоенной прокуратской защиты. Две трети резервов на ней. Себе почти не оставили. Охраняли его. Хотя, приняли меры — моанитовые наручники и ошейник. Последний — вообще интересно, поскольку применяется лишь для алантов. Решили подстраховаться? Значит, сами не знали, кого повязали. А вот «зверь» рвался точно к нему… Думай, рыцарь Вешковская. Думай…Зачем он так лез вовнутрь? Освободить?.. Убить? И то и другое — вполне. Тогда, почему не доделал? Кто помешал? Или что?
— Ч-чирк, — почти просительно все с того же оконца.
— И ты тоже- «неизвестная птица», — прищурилась на пичугу. Та, склонив голову, смолкла. Лишь продолжила ответно за мной следить.
Ага… Значит, доделать не получилось. И вот — новый вопрос: «Что с моей-то конторой? Отчего такой „легкий“ подход?» Демонов с третьего уровня — всей комтурией по буеракам. Так, что те сами со страху — обратно, а здесь… Слова Глеба в Либряне в ответ на мои: «И такие персоны просто так не вылазят. Мне вообще кажется, его к нам наружу вызвали».
— А вот об этом, Агата… молчи, — повторила и задрала лицо к небу. В общем-то, все понятно. Хотя, отвратительно и недопустимо. Только лишь интуиция… И понеслась назад к распростертому телу. — Так. Проверяем еще раз… Свечение — отсутствует. Дыхание… — осторожно стянула шлем… Знакомое красивое лицо, как вспышка из прошлого, как новый удар под дых. Я на секунду зажмурилась и шумно выдохнула. — Дыхание… отсутствует… Проверяем еще раз, — и занесла над третьей, горловой чакрой ладонь… Тысь моя майка! — ну, Ксю. Ты во второй раз осложняешь мне жизнь… — «Тетя Гортензия… Тетя Гортензия!»
— «… со всеми своими хобьими погремушками. Агаточка, ты чего?»
— «Тетя Гортензия, вы — одна?»
— «Ну да», — весьма недоуменно в ответ. — «Этот бадукский прохвост только что укатил. И опять меня надул. Представляешь!»
— «Тетя Гортензия, у меня тут — свое представленье. Водевиль с танцами. Мне нужна ваша помощь. Срочно нужна!»
— «Агаточка, что случилось то? Ты где?»
— «У старой избушки. Вы ее помните?»
— «О-ой… Это где бывшие охотничьи угодья этого, как его…»
— «Где полно бузины! Вы еще хвастались, что варенье из нее…»
— «Агаточка, вспомнила!»
— «Отлично. Цепляйте колпак и незримой — ко мне. Но сначала, прихватите мою рабочую сумку с вещами, ботинки и деньги. Кошель — на столе. Вы меня поняли?»
— «Это что ж ты удумала? Мы с твоей матерью только отношенья наладили. И как я ей…»
— «Тетя Гортензия!» — прихлопнула я ладошки к вискам. — «Здесь маг умирает, пока я ваши лекции слушаю! Я вас жду! Доскачите до бузины и зовите меня!.. Тетя Гортензия?»
— «… Агаточка, я — в твоей комнате на пороге!»
— Уф-ф… Одно получилось, — и снова подорвалась с колен.
Мужчина меня терпеливо ждал. Я — еще раз вгляделась. Сквозь наложенное на сруб «заклятье стекла». Высокий. Лопоухий. В длинной белой рубахе навыпуск. Волосы темные и торчком. А во взгляде — покорность судьбе. Тоже мне…
— Ч-чирк!
И вмиг оживился:
— Вы вернулись?
— А как же, — зло хмыкнула я. — Зовут как?
— Меня? Ванни. Ванн. Первым именем меня мама звала. А как вас величают?
— Агата.
— Агата, — повторил нараспев и, вдруг, улыбнулся. — Агата, вы меня выпустите?
— А что, очень надо?
— Очень, Агата. Я и так задержался.
— Неужели? И куда же вы шли?
— Еще не решил. Зависит не от меня.
— От «зверя».
— Вы что-то сказали?
— Сказала: дальше вместе пойдем.
— Чирк-чирк!
— А ты — попорхаешь… Вы меня слышали?
— Слышал. А путь наш с вами куда пролегает?
— В надежное место. Если такое еще существует.
— Агаточка! — истошный крик моей тетки подорвал пичугу с окна. — Агаточка, я пришла!
