Эва тоже наклонилась вперед.

– Да, открывай, папа.

Эндикотт развязал шнурок и высыпал на ладонь содержимое мешочка. Не веря своим глазам, он смотрел на сверкающие драгоценности. Все они были разной величины, но большинство – размером с ноготь большого пальца. Впервые за всю свою жизнь Эстер Эберхарт лишилась дара речи.

– Ой, мамочки, – выдохнула Эва.

– Я могу это повторить, – раздался из темноты низкий скрипучий голос Орвила.

Эва посмотрела на Чейза.

– И ты все это время знал, что спрятано внутри Честера?

– С того самого дня, как я снял эти бинты. Это случилось за день до того, как я приехал в город, чтобы уговорить тебя вернуться домой. Именно поэтому я тогда задавал столько вопросов о Честере. Я никак не мог в толк взять, чего ради ты решила наняться на работу экономкой, если у тебя есть такое богатство. Тогда я подумал, что ты, может быть… – Он вдруг запнулся и нахмурился.

– Ты подумал, что они достались мне нечестным путем, так?

Даже если он при этом рисковал навлечь на себя ее неудовольствие, он вынужден был ей сказать правду:

– Поначалу я решил, что ты их украла. Но потом, расспросив тебя, я выяснил, что ты наверняка ничего о них не знаешь. И я решил выждать время, пока не подвернется случай вернуть это вам всем. – Его следующий вопрос был обращен к одной Эве: – Ты простишь меня?

Эва долго молча смотрела на него. Все остальные тоже хранили молчание. Эндикотт продолжал рассматривать камни. Эва протянула руку и ласковым жестом убрала прядь волос со лба Чейза, а потом наклонилась и нежно поцеловала его в губы.

Снова выпрямившись, Эва сказала ему:

– Если бы я была на твоем месте и тоже обнаружила что-то вроде этого, так надежно припрятанное, то я, скорее всего, сама заподозрила бы тебя в воровстве.

Ее признание разрядило обстановку. Теперь все начали смеяться. Эстер встала и затянула припев из «Военного гимна Республики», завопив во все горло: «Слава, слава, аллилуйя! «. Тихонько переговариваясь между собой, Джетро и Рамон повели Орвила на кухню пить кофе.

Наконец Эндикотт не выдержал и утихомирил жену:

– Эстер, на пару тонов пониже, уж будь так любезна. Подумай об окружающих. – Он повернулся к Эве, которая продолжала стоять на коленях возле Чейза, на самом краю крыльца. – Дай руку, Эви. И ты тоже, сынок.

– Ой, папа, не надо…

Эндикотт выпрямился. Эва тысячу раз видела, как он делал это, готовясь произносить какой-нибудь монолог. Он вытянул вперед руку, в которой сжимал драгоценности, и торжественно произнес:

– Это фамильные сокровища, принадлежавшие прадедушке Эллисону Эберхарту. Раз мой отец их так и не нашел, права наследства по закону перешли к нам, в виде Честера, конечно. – Он поклонился кукле, которая удобно устроилась на коленях Чейза. – Я не сомневаюсь, что он хотел бы, чтобы ты, – Эва, и ты, Чейз, получили свою долю.

Чейз покачал головой. Он не мог позволить, чтобы они думали, что он женился на Эве, потому что знал, что она не просто танцовщица без гроша за душой, какой сама себя считала.

– Сэр, мне ничего не нужно от…

– Довольно церемоний, сынок. Теперь ты полноправный член нашей семьи. Ты же поклялся любить Эву в достатке и в бедности, в радости и печали?

– Да, сэр.

– Ну вот и хорошо. – Эндикотт отделил примерно четвертую часть драгоценных камней и вложил их в руку дочери. – Вот это ваш «достаток». По моему опыту, всегда очень приятно, когда он у тебя есть. Вспомните прадедушку. Он умер нищим. Спрятал свои сокровища, а когда они ему понадобились, не смог даже вспомнить, где находится тайник.

Он отмерил равное количество камней и для Чейза. А оставшиеся драгоценности снова спрятал в мешочек и протянул его жене, которая судорожно прижала черный бархат к груди.

– Эндикотт, – захлебываясь от восторга, простонала она. – Мы же отметим это сегодня?

– Конечно, дорогая. – Он подмигнул ей. Когда он подставил ей локоть, она продела сквозь него свою руку. – Спокойной ночи, дети, – величественно произнес Эндикотт. – Мы идем спать.

Они одновременно поклонились и удалились в дом. Чейз наблюдал, как они проплывают через гостиную, где на каминной полке стояла лампа, зажженная Эвой. Он улыбнулся. В течение этих двух недель она никогда не забывала оставлять для него свет, когда солнце начинало садиться. Он знал, что она никогда не изменит своему обещанию, сколько бы лет им ни суждено было прожить вместе.

Теперь они были одни, если не считать Кудлатого, который вообще постоянно болтался рядом с Эвой, если не был занят на работе вместе с мужчинами.

Чейз чувствовал, как драгоценные камни холодят его ладонь. Но от тепла его тела они постепенно нагревались. Он посадил Честера в кресло и взял Эву за руку. А потом высыпал в ее ладошку разноцветные камушки, где они перемешались с ее собственными.

– Если бы я могла, я бы их все отдала, чтобы только вернуть Лейна домой.

Чейз вздохнул. Не было такого дня, чтобы он не думал о Лейне.

– Он сам должен найти свой путь, Эва. Может, когда он это сделает, он и вернется.

Она снова посмотрела на камни, любуясь их сиянием.

– А что мы с ними будем делать?

– Все, что пожелаешь, – пообещал он. Он смотрел на обращенное к нему личико, на ее зеленые глаза, сверкавшие ярче любых изумрудов, и думал, как же так получилось, что бандит и отщепенец вдруг стал счастливейшим человеком на свете.

– У меня уже есть все, о чем я мечтала. И это сейчас находится рядом со мной, – прошептала она. – Я люблю тебя, Чейз Кэссиди.

– Я тоже люблю тебя, Эва. Всем сердцем. Она потянулась к нему и покрутила пуговку на вороте его рубашки.

– Как ты думаешь, а не устроить ли нам собственный маленький праздник?

– Думаю, отметить это в узком кругу было бы совсем неплохо.

Чейз помог своей жене подняться на ноги. Она расправила юбку одной рукой, а в другой сжимала драгоценности. Он погасил лампу на столике и ждал Эву на пороге.

Сладковатый аромат сирени поплыл в ночном воздухе, когда Эва подошла к мужу. Открывая дверь, Чейз подмигнул кукле, сидевшей в кресле.

Честер растягивал губы в широченной улыбке.

Чейз готов был поклясться, что кукла подмигнула ему в ответ.