С Артуром мы подружились. Ведь его артистизм проявлялся не только под душем. Однажды, сидя на скамейке Летнего сада, мы придумывали, как нам заработать, и решили, раз мы артисты – будем зарабатывать на искусстве. Пусть хотя бы и на улице. Мы вспомнили все песни о траве, которых в репертуаре певцов прошедшего времени было до жути, и сделали из них «наркоманское попурри». Сшили себе костюмы, чтобы публика при одном взгляде на нас тормозила, видела, что это настоящие бродячие музыканты, и вышли в подземный переход. Он – с гитарой. Я – с бубном.

«Музыка Союза композиторов, слова Союза писателей!» – громко объявлял я. И мы начинали: «На дальней станции сойду/ Трава по пояс… Трава налево, трава – направо, трава – на счастье, трава – на славу…» Нам особенно нравилась одна песня, она совершенно всех потрясала: «Вот идет журавель-журавель. На бабушкину конопель-конопель. Анаша, анаша, до чего ж ты хороша! Травушка-муравушка зелененькая…»

Публика сбегалась моментально. Бывало, что за полчаса мы зарабатывали шестьдесят рублей, а стипендия была сорок пять.

Заработок позволял нам с Артуром чувствовать себя полноценными мужиками и спокойненько крутить романчики с теми, кто нам нравился. Правда, при этом у меня была Лена, которую я любил, и поэтому старался ходить по этажам общежития культуры так, чтобы не оказаться разоблаченным. Благо оно было для этого достаточно большим. У Артура тоже была девочка, с которой он не просто встречался, но даже жил вместе в одной комнате. Причем он плевать хотел на то, что о его выходках думает она. Или не плевать, но у него все равно существовала уверенность, что его простят. И вправду, хотя такого бабника и алкоголика было еще поискать, «любимая» его всегда прощала. И всем рассказывала, как его любит, и какая он сволочь, и как делала от него аборты, и все-все-все. Она называла его Луною. Я как-то спросил, почему Луной, а не Солнцем или звездой. И девица популярно объяснила, что ее «Солнышко» похоже только на Луну: вечером приходит, а утром уходит.

Но и это лунное расписание не являлось постоянным. Когда его начинало что-то раздражать, он вел себя еще более нагло и цинично. Например, говорил своей подруге, что сходит за спичками, а то они как-то неожиданно закончились. И исчезал дня на три. На четвертый день какие-нибудь студентки стучались к ней в дверь, держа под руки чуть теплого Артура.

– Это ваше?

– Мое.

– Ну так заберите.

– Вы оставьте пока в коридорчике. Пускай оно полежит, проблюется, а потом затащу к себе. Чтоб в комнате не воняло.

Когда музыкант счастливо облегчал желудок, его возлюбленная затаскивала тело в комнату, после чего затирала вонючие полы в коридоре. Был случай, когда Артур ушел к двум девчонкам, напился у них, натрахался, а потом облевал простыни. Обе девочки с утра пришли к подружке Артура и предъявили ей претензии: «Что это такое! Ну-ка убери за своим! И простыни постирай. Чего это он у нас в комнате нагадил». Она послушно забрала его, а утром они вдвоем пошли стирать белье.

Это была какая-то жертвенная любовь, всепрощающая. Она его даже кормила на свои скудные гроши, на стипендию. Хотя он сам умел зарабатывать и к тому же имел обеспеченных родителей. Они присылали ему одежду, деньги. Одежду он носил, деньги пропивал. А девочка одевалась непонятно во что.

Но поставить ему это на вид было невозможно. У него была практически патологическая жадность, лобовая хитрость и убежденность, что он всегда прав. Однако, в общем и целом, Артур был человек очень яркий, талантливый и веселый. Настоящая душа компании. И отказать ему не могла ни одна девочка. Повелась даже Тыква, которая тогда встречалась со мной. Я не простил ей этой измены с Артуром. Ведь у них не было даже мимолетного романа. Он просто заглянул к ней по дороге от одной девчонки к другой. Неужели бабам так нравятся врожденные юмористы?

Иногда, впрочем, он мог достать своей шуткой. Как-то я с Леной решил слиться в экстазе и попросил ключи от свободной комнаты. Мне дали. Только мы разделись, легли. Как… раздался стук в дверь.

– Кто там?

– Это я.

– Кто, твою мать, я?

– Твой друг, Артур.

– Че надо?

– Я спросить хотел. Это… У вас веник есть?

– Нет, – говорю, – Артур, у нас веника! И иди отсюда, пожалуйста, на х…!

Решив, что моя вежливая просьба не останется без внимания, я снова полез под одеяло к теплому девичьему телу. Мы почти приступили, как… снова раздался стук в дверь.

– Кто там?!…

Молчание.

– Да кто там?!…мать так… растак!..

Опять молчание.

Пришлось встать, натянуть трусы и, прикрывая рукой рвущуюся на волю сквозь ткань душу, идти открывать дверь.

За ней стоял Артур.

– Ты чего?

– Я вам веник принес.

– !!!

Веселый, короче, парень.

Но жена мне после этого естественно не дала. Все молодые, «необстрелянные», романтические: в слезах.

Кстати, о молодости и неопытности.

Самым показательным примером сексуального невежества и идиотизма стала у нас одна молдаванка. Спокойная, тихая, полноватая девушка. И вот однажды ночью она стучится в комнату к моей Лене и, удивляясь происходящему, говорит: «Вызови скорую помощь. Я, кажется, рожаю».

– Чего? – спросонья опешила Лена. – Ты напилась, что ли?

– Нет. Рожаю я.

Вызвали «скорую», хотя в роддом отвезти уже не успели. Родила девушка прямо в комнате.

Общежитие трясло, как негра в сугробе! Как могла она ходить беременной, и никто ничего не заметил?! Как? Да она и сама-то поздно поняла, что с ней. В институте, конечно, случился скандал и встал вопрос: «Кто виноват?» Виновных не нашли. Хотели ее выгнать, но потом смирились и оставили. А перед ней встал вопрос: «Что делать?» Вернуться домой – одинокой и с внезапным ребенком – она не могла. Семья ее была из Приднестровья, а там так не принято.

Потому родители девушки настойчиво предлагали ей авантюру: «Привези хоть какого-нибудь, самого завалящего мужика, – писали они в письмах. – Пройдешься с ним и с колясочкой по селу, чтоб все видели. Потом вы уедете. А мы скажем, что вы развелись. И все в порядке…»

Однако авантюру проиграть было не с кем. Настоящий отец ребенка предпочел оставаться инкогнито, а с другими девушка даже и не общалась. И снова она стала стучаться в дверь к Лене.

– Слушай, а может, дашь своего мужика-то. Я его только покажу, да и все. Родители могут денег дать немного. Ну и отдохнет хорошо. У нас природа, река, шашлыки.

– Даже не знаю, – честно удивилась Лена, – он не поедет, наверное.

Но все же она рассказала мне об этом, и я решил откликнуться. Дорогу обещали оплатить, так чего ж не съездить. Девочка взяла с собой для смелости подружку, и втроем мы поехали на село.

Ехали поездом. Не долго, не коротко. Но мне показалось скучно, и уже по дороге я, как неизвестный герой, влез на верхнюю полку к смуглянке-молдаванке, где под унылый стук колес она отдалась мне ритмично и спокойно.

Родственники встретили нас хорошо. Действительно были и природа, и шашлыки, но… постелили нам в разных комнатах. Мне досталась кровать в комнате ее брата, а она с подружкой спала в другой. Ночью я пролез к ним в комнату, наивно полагая, что подруга небольшая помеха для небольшого, но славного Романа, и мы здесь также сможем… как меня жестоко выставили за дверь.

Зато уже утром одна из ее младших сестер вдруг заявила: «Мама, а если они муж и жена, то почему они спят в разных комнатах?»

Хороший ребенок. Умненький.

И я тоже сказал: «Да! Почему?»

Обеспокоенные репутацией дочери, родители постелили нам в одной. Малина.

…Мешала жизни только сильная жара. По ночам я выходил в сад подышать воздухом и как-то увидел, что в летнем душе, закрытом лишь полупрозрачной клеенкой, кто-то моется. Оказалось, это наша подружка. Наличие «законной» жены мне, разумеется, не помешало запустить руку за занавес и схватить девицу за ягодицу.

– Рома! – строго и возмущенно зашептала она. – Прекрати немедленно и уйди. Я еще невинная девушка.