Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Ей при этом казалось, что не все потеряно. Она понимала: скорее всего там, в больнице, куда попал на работу молодой новоиспеченный хирург, что-то отмечали, как это водится в трудовых коллективах. Он не смог отказаться, ему показалось неудобным, некомпанейским сказать «нет».

Она понимала…

Ляля тщательно продумала стратегию. Как вести себя с ним утром. Надо быть строгой. Надо почти не разговаривать. Надо, чтоб на этот раз он окончательно пообещал никогда не пить. Надо сказать:

«Да, я вхожу в твое положение, да, ответить «нет» трудно. Но выбирай: или ты отказываешься от протянутой тебе рюмки, или ты отказываешься от меня. И от будущего нашего ребенка».

Вот, как она скажет!

Ляля была твердо уверена, что придумала красиво, логично, убедительно. И конечно, легче отказаться от рюмки, чем от любимой жены и будущего ребенка.

Рюмка – что? Пшик! Гадость!

А тут – любовь, семья, уют дома, вся будущая жизнь. И сравнивать нечего, каждый понятно что выберет.

Еще Ляля вдруг осознала, что боится за будущего ребенка: а вдруг ему (или ей) передастся этот ужас, этот алкоголизм? Что тогда? Наверное, надо как-то сразу воспитывать его, неустанно, с раннего возраста говорить о вреде, о том, что пить нельзя, показывать пример трезвости.

Много роилось мыслей в ее бедной голове. Она думала, уверена была, что от нее все зависит, что все можно поправить, изменить.

На этой молодой уверенности и держится, наверное, мир человеков.

Утром Артем со слезами на глазах каялся, просил прощения. Он предлагал ей придумать любое наказание: он готов из окна выброситься, на полу в прихожей спать, готов… на все… Вот что скажет, на все то и готов.

– Только поклянись, что не будешь пить! – улыбалась уже Ляля. – Твердо-твердо, в последний раз. Иначе потом мы расстанемся. Ты не видишь себя в эти моменты. Это ужасно.

– Да! Я понимаю! Это чудовищно! Я клянусь, Лялечка, любимая! Клянусь! Жизнью своей клянусь. Прости меня, пожалуйста.

Разве можно тут не простить?

Конечно, она простила.

8. И снова – счастье…

И снова началось счастье, любовь. Тем более подтвердилось, что они уже не просто муж с женой, а будущие счастливые родители.

Оба парили на седьмом небе от счастья.

Месяц прошел в образцовой любви, согласии, обоюдной заботе, мечтах, планах, трудах.

Ляле повезло с работой. Ей, молодой переводчице, доверили трудиться над книгой знаменитого и популярного американского автора. Так удачно сложились обстоятельства, иначе в жизни бы ей такого заказа не видать. Труд ее прекрасно оплачивался. Никому дела не было, беременна ли переводчица или нет, хоть рожай одного за другим. Главное: делай свое дело, сроки соблюдай.

Идеальное стечение обстоятельств.

Артем старался в своей больнице, набирался опыта, набивал руку на не очень сложных операциях.

Хорошая, осмысленная жизнь. Что еще надо?

Но не бывает же, чтобы все шло хорошо бесконечно. Это Ляля уже начала осознавать. И даже слегка побаивалась. Ведь если опять случится с Артемом то самое, ужасное, придется непременно выполнять обещанное: расставаться. Ей даже подумать об этом было страшно: уж очень хорошо им жилось вдвоем, уж очень большое взаимопонимание царило между ними. Могли полночи проговорить о прочитанной книге, о том авторе, которого она переводит, или о больных Артема.

Ясное дело, гром опять грянул. Да еще какой!

Ляля, кстати, в какой-то момент почувствовала тянущую тревогу. Будто силы кто-то высасывал из души. С одной стороны, она понимала, с чем связана ее тоска и внезапная слабость. С другой же стороны, все ее существо отказывалось прислушиваться к предчувствию.

Однако она в тот раз, ожидая мужа с работы, почему-то оделась, как для выхода на улицу, и приготовила сумку с небольшим количеством одежды, средств гигиены и материалами для работы.

Предчувствие, к величайшему сожалению, не обмануло. Уже по тому, как муж открывал дверь, стало ясно, что предстоит расставание. Гнать его она не собиралась. Пусть побезумствует в одиночестве. Ножи и другие острые предметы Ляля положила в шкаф, заперла на ключ, который вынула из замочка и спрятала в надежном месте. Она намеревалась уехать на дачу, там спокойно поработать, отоспаться, а потом вернуться домой, в свободную уже от Артема квартиру, так как пришла ему пора понять: она не шутила, обещая расставание.

Он не дал ей выйти за дверь. Прямо с порога начал кричать, глаза налились кровью. Слова запоминать не стоило, ведь в ней жил маленький человек, которому нельзя начинать жизнь с таких слов собственного отца.

Ляля просто подхватила сумку, стараясь все же оказаться на лестнице.

– Стой, гадина! Стой! Ненавижу! Я вас всех ненавижу!

– Опомнись! Ты потом пожалеешь! – не удержалась Ляля.

И тогда он стал ее душить.

Схватил ее шею своими сильными пальцами и по-настоящему сдавил. Женщина захрипела, теряя сознание.

Почему он недодушил ее тогда? Она упала. И как раз пронзительно зазвонил телефон в прихожей. Артем побежал на звук, разбивать проклятый аппарат.

В это время Ляля, гонимая желанием выжить, каким-то чудом выползла на лестничную клетку и ухитрилась захлопнуть за собой дверь. Сумка оказалась при ней. Она, оказывается, судорожно вцепилась в нее во время нападения мужа.

Ляля с трудом вспоминала, как добралась до вокзала, как села в электричку, как шла от станции к своим. Все плыло перед глазами. Она пережила такой невероятный испуг, что ни минуты не сожалела о расставании с некогда любимым мужем. Жива осталась – и слава богу.

Родители буквально онемели, увидев дочь с синяками на шее, с дорожной сумкой… Скрывать что бы то ни было уже не имело смысла. Ляля рассказала все.

В это трудно, почти невозможно было поверить, но пришлось.

– Я его посажу, – пообещал отец. – Он у меня, поганец, от наказания не уйдет.

– Ему лечиться надо. Он же хороший парень, но вот ведь что творит, – страдала мама.

Ляле хотелось только улечься, чувствуя себя в безопасности. И все. Больше ей не хотелось ровным счетом ничего. Ах да! Еще ей мечталось никогда-никогда больше не видеть Артема. Ну, чтобы он проснулся, вспомнил, что творил, сообразил, что она к нему не вернется и уехал бы к своим папе-маме навсегда. Чтоб не было больше выяснений отношений, обещаний, всех этих «прости, я клянусь, что больше никогда…». Она теперь понимала цену всем этим его словам. Если смотреть правде в глаза, плевать ему было на все и на всех, кроме собственных низменных желаний и побуждений. Если человек знает, что из-за чего-то может превратиться в дикого бешеного зверюгу, уж, наверное, ему имеет смысл обходить это «что-то» за километр. А не вливать в себя. Почему-то диабетики не жрут сладкое и мучное, понимая, как в противном случае им будет худо. Находят, значит, силы отказаться. Ради собственной жизни.

И если человек не отказывается, значит, это, именно это, причиняющее окружающим страшное зло, и есть для него самое-самое главное, самое дорогое. Он предпочитает от жены отказаться, от не рожденного еще ребенка, от спокойной доброй семейной жизни, но не от выпивки.

О чем тогда говорить?

Она лежала, укутанная встревоженной любящей мамой в перинку, и радовалась, что сейчас среди своих.

Отец наскреб пятнашки на телефон (из загородных автоматов звонили на пятнадцатикопеечные монетки) и пошел к дачному правлению звонить родителям зятя. Он это дело так оставлять не собирался. Пусть отвечают за сыночка, если такого вырастили.

Ляля не возражала. Она вообще все воспринимала как в полусне.

Папа вернулся довольно скоро: очереди у телефона почему-то в этот раз практически не было. Дозвонился с первого раза, без срывов. Разговор с матерью Артема состоялся. Странный какой-то разговор. Она как бы ничего не понимала. будто бы впервые слышала о том, как ведет себя сын, напившись.

– Такого прежде за ним не замечалось! – строго и холодно отрезала свекровь поначалу. – Это вам лучше у дочери своей спросить, что послужило поводом…

7
{"b":"182308","o":1}