Подробнее писатель рассказал о нем в итоговой автобиографии (1855), когда ему почти окончательно становится ясно значение сказки для всего его творчества:
«Спустя несколько месяцев после выхода в свет „Импровизатора“ я издал первую книжку сказок. Не стоит, однако, полагать, что они сразу же получили успех. Люди, говорившие, что желают мне добра, сожалели, что я, подав такие надежды своим романом, „опять впал в ребячество“. „Литературный ежемесячник“ так никогда и не удосужился хотя бы упомянуть о моих сказках, а „Даннора“, весьма распространенный литературно-критический журнал, советовал мне „не тратить времени на их сочинительство“. Меня упрекали в отступлении от обычных форм этого жанра и рекомендовали, прежде чем писать, изучить известные образцы. Хотя, разумеется, я не удосужился этого сделать, прибавлял критик. В результате я перестал работать над сказками и через некоторое время, в продолжение которого у меня не раз опускались руки, окончил роман „О. Т.“».
Добавим, что, развивая свой успех в других жанрах, Андерсен поступил мудро. Он «перестал работать над сказками» лишь временно, писал их понемногу, следуя естественным порывам таланта, и печатал небольшими выпусками или отдельными произведениями в журналах и альманахах год за годом. Сказки, можно сказать, у него «вызревали». Одну из них, созданную за пять лет до кончины, в 1870 году, он наделил необычным названием «Свое счастье можно найти хоть в обломке дерева». В ней рассказывается о неожиданно разбогатевшем токаре, нашедшем свою золотую жилу в изготовлении деревянных застежек для зонтиков, чем он занялся совершенно случайно. Застежки нашли хороший сбыт в США, а сказки Андерсена — своего читателя и прекрасно продавались в странах Европы, включая Данию, чего писатель совсем не ждал. «Иногда слышишь: „Возьми в зубы белую палочку и станешь невидимкой“. Но палочка должна быть не любая, а та, которую Господь при рождении дает нам на счастье. И меня он одарил такой, отчего я, точно как тот токарь, могу добывать настоящее золото, блестящее, самой высокой пробы, то золото, что звенит в детских голосах и блестит в глазенках детей, равно как их отцов и матерей».
Но вернемся к самому серьезному, по мнению писателя, его занятию на начало 1830-х годов.
Сокращение «О. Т.» в последовавшем за «Импровизатором» романе — это инициалы имени его героя Отто Тострупа и одновременно начальные буквы словосочетания «Оденсейская тюрьма», вытатуированные на плече шестилетнего мальчика его злым гением, беспутным и преступным бродягой Генрихом-немцем, время от времени появляющимся на его жизненном пути. Читатель встречается с Отто в момент начала его занятий в Копенгагенском университете. Перед юношей, казалось бы, открывается блестящее будущее, но настоящее омрачено — оно, как считает герой, находится под угрозой, исходящей из прошлого — его детства, о котором у него сохранились лишь смутные воспоминания. Отто помнит немногое: только то, что воспитывался покойной матерью вместе с сестрой в неком казенном учреждении, весьма похожем на фабрику. Вместе с тем прошлое напоминает ему о себе не только татуировкой, которую юноша по возможности скрывает от всех, но и неожиданными появлениями Генриха-немца, вымогающего у него деньги. Вскоре в имении знакомого помещика, где Отто отдыхает в компании образованной молодежи, происходит знакомство с девушкой по имени Сидсель, которую ловят на воровстве. Отто подозревает в ней свою пропавшую сестру, к чему подводят его многозначительные намеки Генриха-немца, и стремится, насколько может, отвести от нее судебное преследование. Юноша страдает от угрызений совести, еще более обостряющихся, когда Генрих-немец объявляет Сидсель своей невестой. Впрочем, роман заканчивается для него благополучно: Генрих-немец и Сидсель, девушка с врожденными порочными наклонностями, которая является дочерью этого беспутного шантажиста, гибнут в море во время шторма. Выясняются и факты прошлого Отто: его мать попала в тюрьму из-за своей самоотверженности, взяв на себя вину за преступление, которое вменялось его отцу.
Главная тема романа «О. Т.» — это взаимодействие настоящего и прошлого, а также общая постановка вопроса о том, в какой степени социальное происхождение человека может определять его будущее. Иными словами, насколько двусмысленны инициалы героя? Означают они только его имя или же уготованную ему трагическую судьбу? Андерсен не хотел, чтобы шлейф бедности его семьи и ее низкого положения тянулся за ним, компрометируя его в высшем свете. Путь туда обошелся ему очень дорого. Вот почему судьба сводной сестры Карен, которую он в детстве не знал совсем, пусть не сильно, но все же его беспокоила. Ему были близки опасения героя романа. Тем более что прошлое хотя бы косвенно, но все же давало о себе знать. Как свидетельствуют воспоминания многих, Андерсен так и не смог полностью усвоить манеры и стиль поведения светского человека, которые воспитываются с детства, и временами своими привычками знакомых и великосветских друзей шокировал. Хотя писатель нисколько не скрывал своего происхождения и много писал о нем — и в автобиографиях, и в сказках-историях. Конечно, он любил комфорт и высокую культуру, частью которой стал, и не мыслил своей жизни вне их. Вместе с тем, всегда выступая за справедливость и сочувствуя неимущим, он не идеализировал бедность и считал ее настоящим несчастьем. Андерсен хорошо знал, что она может быть не только «честной», но также порождать порок.
Другая отличительная черта романа — его полностью отечественный материал. При всей своей эмоциональной свежести и яркости «Импровизатор» — книга об особой, экзотической до некоторой степени стране, в то время как в «О. Т.» действие перенесено на родную почву и происходит и в городе с его университетской средой, и в деревне. Андерсен тщательно выписывает фон действия романа: мелкопоместный быт и природу Зеландии, Ютландии и Фюна. Он писал Хенриетте Ханк 17 ноября 1835 года:
«Это особый роман. Он представляет нашу эпоху с 1829 по 1835 год и описывает Данию, какова она есть. Я считаю его достойным особенной похвалы, поскольку в нем дается только то, что писатель знает и чем он живет. Через много лет у людей останется картина наших дней; и если мне посчастливилось верно нарисовать ее, то чем старше будет книга, тем больший интерес она будет вызывать».
Публика с интересом восприняла роман, как и «Импровизатор», он был переведен на несколько языков[152]. Когда он вышел в свет, в письме от 13 мая 1836 года Андерсен торжествующе сообщал Хенриетте Ханк: «Я хочу стать первым писателем-романистом Дании!» Продолжение фразы менее оптимистично и отражает неустойчивость настроения, иногда меняющегося у Андерсена в середине фразы: «В захолустье, где я живу, несколько родственных душ признают во мне истинного писателя. Но будь я французом или англичанином, меня по имени знал бы весь мир. А так я умру со всеми моими песнями, и никто не услышит их из далекой и бедной Дании». Андерсена услышали, но не так, как он предполагал.
Но пока он продолжал развивать свой успех романиста и уже 26 июня 1836 года известил Хенриетту Вульф: «Я воспел Италию, написал датский роман, а теперь решил написать книгу для собственного удовольствия». Как и в «Импровизаторе», он снова берется за тему творчества и таланта, хотя на этот раз подходит к ней более сложно и приземленно, сюжет его нового романа в меньшей степени продиктован романтической фантазией и более жестко подчинен жизненной логике и психологическому реализму. Автор писал 11 февраля 1837 года своему собрату по перу Ингеману:
«В „О. Т.“ у меня был определенный план еще до того, как я написал первое слово: на этот раз я предоставил позаботиться обо всем Господу. У меня в книге есть два определенных характера, их я и описываю, а чем они кончат, признаться, не знаю и сам, хотя вторая часть близится к завершению… Я не напишу ни одного слова, пока оно не придет само и не будет как бы мне продиктовано. Я будто восстанавливаю вспомнившуюся мне старую сказку».
