Он продолжал, нанизывая одно воспоминание на другое, временами совершенно забывая о присутствии Тэлии — кроме как о слушателе, перед которым он мог выговориться. Он остановился только тогда, когда у него пересохло в горле, и, вздрогнув, понял, что проговорил не меньше двух часов.

— Властелин Горы… что я тебе втолковывал? — сказал он, впервые заметив, что его слушательница — всего лишь девочка-подросток. — Слушай, прости меня. Как тебя зовут?

— Тэлия, — ответила она и улыбнулась, когда по его расширившимся глазам поняла, что он ее узнал. — Знаете, вам совершенно не за что извиняться. Я ведь только слушала, больше ничего… но теперь вы помните своего друга таким, каким он жил, а не таким, каким умер. Разве это не лучшие поминки?

— Да, — задумчиво сказал он, — Да. — Напряжение ушло с его лица, и Тэлия больше не чувствовала того терзающего, разрушительного горя, что привело ее сюда. Скорбь осталась, да… но не такая, что смогла бы одолеть человека и завладеть им полностью.

— Сейчас я должна идти, а вам нужно немного поспать, пока вы не заболели. — Она вспрыгнула на спину Ролану; Герольд поднял глаза и встретился с ней взглядом, в котором светилась благодарность.

— Спасибо тебе, Герольд Королевы, — только и сказал он, но тон его голоса сказал много больше.

Второй погибший в том году Герольд пал жертвой лавины, но его оставшуюся в живых возлюбленную пришлось убеждать, что он не рисковал собой по-глупому из-за того, что они перед этим поссорились. Беседа продолжалась всю ночь, и Тэлия явилась на первый урок такой измочаленной, что свежеиспеченный Герольд Нерисса, преподававшая этот курс, отправила ее обратно в постель и отменила все ее утренние занятия.

Третья гибель потребовала новой задушевной беседы с Селенэй, раздавленной горем на этот раз из-за того, что втравила юную и неопытную девушку-Герольда в то, с чем та заведомо не могла справиться — жестокую распрю между двумя принадлежащими к мелкой знати семействами на Востоке. Распря переросла в открытую войну, и, когда Герольд пыталась примирить враждующих, в нее угодила шальная стрела. Имей она побольше опыта, она не стала бы так подставляться.

Конечно, когда Селенэй отправляла Берил, она никак не могла знать, что вражда зашла так далеко — но сейчас, оглядываясь назад и отчетливо видя тогдашнюю ситуацию, она считала, что должна была догадаться.

Однако, когда сразу после праздника Середины Зимы Колокол Смерти зазвонил в четвертый раз, уже сама Тэлия отчаянно нуждалась в утешении… ибо умершим Герольдом оказался Джедус.

Однажды утром она проснулась перед рассветом и мгновенно поняла, что что-то неладно… что это связано с Джедусом, и бросилась в его комнату, задержавшись только для того, чтобы набросить плащ поверх ночной рубашки. Она едва не налетела на выходящего оттуда Целителя, и, встретившись с ним глазами, поняла все.

Кончина Джедуса была совершенно мирной, сказал он Тэлии; Старый Герольд и не подозревал о ее приближении, он просто не проснулся. Его Спутник скончался тоже — вероятно, одновременно с ним.

Ни то, ни другое нисколько не утешало.

Тэлия ушла к себе в комнату и села на край кровати, глядя на кресло, в котором Джедус провел столько ночей, охраняя ее во время ее болезни. Она мысленно повторяла все, что так и не успела ему сказать — как много он для нее значил, сколь многому она у него научилась. Теперь было уже слишком поздно что-нибудь говорить… и слишком поздно его благодарить.

— Милая… я узнала… — возле нее стояла Керен; Тэлия даже не заметила, как она вошла. Пока они смотрели друг на друга, зазвонил Колокол Смерти.

Удары колокола словно освободили что-то: Тэлия начала беззвучно плакать. Керен, присев на краешек кровати, обняла ее, и они вместе заплакали по своему старому другу, который был так дорог им обеим.

Керен оказалась не единственной, кто подумал о Тэлии, едва новость распространилась по Коллегии. До Тэлии донесся слабый шорох; она подняла глаза и увидела, что в кресле напротив кровати сидит декан Элкарт.

— Дорогая моя, я должен сказать тебе две вещи, — с некоторым трудом произнес декан. — Джедус был моим старым другом; собственно, я когда-то стажировался под его руководством. Он назначил меня своим душеприказчиком. Он знал, что ему осталось жить недолго, и сказал мне, что когда… он хочет, чтобы ты взяла ее… — Элкарт молча протянул Тэлии футляр с Сударыней.

Тэлия взяла его дрожащими руками и уставилась на арфу, не в силах говорить от слез: в горле стоял ком.

— Вторая вещь — это вот что: последние два года Джедус был счастливее, чем когда-либо с тех пор, как лишился ноги. Он не был хорошим преподавателем, когда дело касалось строгих академических предметов: у него просто не лежало к этому сердце. Занятия, которые мы ему поручали вести, нужны были только для того, чтобы как-то занять его, и Джедус это знал. Он все больше и больше погружался в прошлое и жил воспоминаниями о том времени, когда еще мог приносить пользу — пока не появилась ты. Ты помогла ему снова почувствовать себя полезным. А когда ты заболела… думаю, ты даже не представляешь, насколько то, что ты нуждалась в нем — чтобы охранять тебя, чтобы музыкой прогонять кошмары — вновь оживило Джедуса. А то, что он мог советовать и направлять тебя… это значило для него все.

— Он… знал? Знал, как он мне нужен?

— Конечно, знал: он владел Даром чтения мыслей. Как бы хорошо, по твоему мнению, ты ни закрывалась, когда привязан к кому-то так, как вы двое были привязаны друг к другу, что-то неизбежно просачивается, хочешь ты этого или нет. А когда ты стала обращаться к нему за советом и помощью, и когда именно к нему ты пришла с тем делом насчет Хулды… думаю, что он гордился этим больше, чем всем остальным, чего добился в жизни. Он часто говорил мне, что больше не жалеет о том, что у него нет семьи, потому что ты и друзья, которых он приобрел благодаря тебе, стали его семьей. Он был очень одинок, пока к его порогу не подошла ты, маленькая. А умер он довольным и счастливым.

Элкарт опустил голову и быстро провел рукой по глазам, не в силах больше говорить.

— Мне пора, — сказал он наконец и поднялся.

Тэлия поймала его за рукав.

— Спасибо… — прошептала она.

Он признательно стиснул ей руку и вышел.

Прошло несколько месяцев, прежде чем Тэлия смогла заставить себя прикоснуться к Сударыне — но когда наконец смогла, то уже не забрасывала музицирования (хотя каждый раз, когда она играла, ее охватывала тоска по Джедусу).

Играя, она пыталась вспоминать Джедуса таким, каким увидела его в ту ночь в кресле возле ее постели — живым, бодрым, с арфой на коленях, заряженным арбалетом на полу под рукой и прислоненной рядом тростью со спрятанным внутри клинком, сменившей его старую палку.

Или недоверчивую и радостную улыбку, появившуюся на его лице, когда Тэлия попросила поиграть ей.

Или как он выглядел, когда говорил ей и Скифу, что они могут препоручить ему решение проблемы с Хулдой: снова сильным, снова уверенным в себе… нужным.

И его смех и веселье в тот день Середины Зимы, когда Керен учила ее кататься на коньках.

Иногда это даже помогало. Но только иногда.

Ох, зараза! Опаздываю! — выругалась про себя Тэлия, наконец-то заметив, сколько времени на солнечных часах в саду под ее окном. Она быстро собрала раскиданные по письменному столу записи, сложила их стопкой, кое-как подравняла и выскочила за дверь.

За те три года, что Тэлия провела в Коллегии, она узнала несколько способов срезать путь до учебных комнат; благодаря этому и удлинившимся ногам ей удалось добежать до класса за несколько секунд до того, как в него вошли Герольд Ильза и декан. Тэлия провела рукой по непокорным вихрам, надеясь пригладить их так, чтобы по ее виду нельзя было догадаться о том, что она неслась сюда сломя голову.

За три года во внешности Тэлии произошли большие перемены. Исчез неуклюжий подросток, чьи руки и ноги казались слишком длинными для тела; хотя высокой ей не бывать никогда, она подросла, а тренировки Альбериха вылепили ей стройную, гибкую и подтянутую фигуру. Лицо Тэлии выражало уверенность в себе, но это была скорее видимость, за которой скрывалась застенчивость и неуверенность, которые Тэлия так и не смогла в себе изжить. Неопределенный темный цвет волос в конце концов обратился в рыжевато-каштановый. Волосы Тэлия носила до плеч; к ее немалому огорчению — она втайне мечтала о прямых, черных как ночь волосах, как у Шерил — они продолжали упрямо виться. Глаза ее стали одного цвета с волосами, и, хотя ее никто не назвал бы красавицей, улыбка ее — а улыбалась Тэлия теперь часто — она очаровывала всех. В Коллегии и среди тех Герольдов Круга, что знали ее, не было ни одного, кто не питал бы к ней самой глубокой привязанности. Старшие студенты позаботились о том, чтобы совершенно недвусмысленно дать понять Синим, что всякого, кто станет досаждать Тэлии, ждут крупные неприятности. Учителя стремились подхлестывать ее рвение, но вместе с тем всячески старались скоординировать усилия так, чтобы дать ей возможность справляться со своими многочисленными обязанностями.