Он наиграл нехитрую мелодию.

Тэлия кивнула.

— Да, господин, но ведь это же не музыка, не так ли?

— В хороших руках даже речь может прозвучать музыкой. Ты не споешь мне? Пожалуйста, прошу тебя.

Тэлия начала очень робко; она пела так тихо, что ее было едва слышно за переборами струн, но вскоре голос девочки окреп и зазвучал все увереннее. Арфа вела мелодию контрапунктом. Ее пение зачаровало Тэлию; вскоре девочка так увлеклась узорами, которые плели струны, что окончательно забыла смущаться.

— Я так и думал, — сказал довольный Джедус, когда она допела, — мне подумалось, что в тебе есть толика Таланта, еще когда я услышал, как ты говоришь. Ты никогда не станешь серьезной соперницей настоящему Барду, малышка, но у тебя определенно есть — или, вернее, будет — очень неплохой голос. Не соблаговолишь ли ты доставить старику огромное удовольствие и согласиться изучать еще один предмет?

— Вы хотите сказать… учиться музыке? Мне? Но…

— Стыдно зарывать Талант в землю; а у тебя в самом деле есть талант, детка, — улыбнулся Джедус задумчиво. — И я бы с радостью поделился с тобой своим умением.

Это убедило Тэлию.

— Если вы думаете, что на меня стоит терять время…

Джедус взял ее пальцем под подбородок и поднял ее голову так, что девочка поневоле взглянула прямо в его серьезные, добрые глаза.

— Время, проведенное с тобой, моя милая, никогда не будет потерянным. Поверь.

Тэлия залилась ярким пунцовым румянцем, и Джедус отпустил ее.

— Не желаешь ли начать сейчас — продолжал он, давая ей время вернуть себе самообладание, — У нас впереди целый день, и мы могли бы начать с песни, которую ты только что спела.

— Если вы не против — мне-то совсем нечем заняться.

— Против? Детка, если бы ты знала, как медленно тянутся для меня часы, ты никогда не сделала бы подобного заявления.

Джедус чувствовал, как между ними крепнет нить взаимопонимания — чувствовал, даже в сущности не думая о том, что именно благодаря его «беспомощному» состоянию Тэлия смогла счесть, что его можно не бояться. Уже несколько лет Джедус пребывал в какой-то спячке и, в сущности, плыл по течению.

Он уединился в своей келье, будто отшельник, предоставляя миру за ее дверьми существовать без его участия. Ему казалось, что не стоит тратить усилия, чтобы постараться вернуться в этот мир… До нынешнего дня.

До нынешнего дня, когда в его дверь постучалось сердце, такое же одинокое, как и его, и вновь принесло с собой внешний мир. И теперь, когда Джедус смотрел на сидящую у его ног девочку, он знал, что на этот раз — ради нее — он не позволит этому миру снова уплыть прочь.

Тэлия схватывала быстро — это было известно всем ее учителям. Музыка явилась для нее неведомой вселенной; в какой-то степени это оказалось только к лучшему, поскольку девочке совершенно не приходилось переучиваться. Она так увлеклась, что даже не заметила, что уже поздно, пока не явился слуга, чтобы зажечь свечи и осведомиться, не пожелает ли Герольд Джедус ужинать в своей комнате.

Тэлия хотела извиниться и уйти, но Джедус настоял, чтобы она поужинала вместе с ним, заявив, что с него хватит одиноких трапез. Когда слуга вернулся, Джедус послал его с новым поручением — разыскать несколько сборников песен, которые он куда-то запрятал. Их старый Герольд, невзирая на протесты, преподнес Тэлии.

— За все то время, что они пролежали невесть где, они мне ни разу не понадобились, — сказал он твердо. — Музыка и воспоминания вполне надежно хранятся здесь, — Джедус постучал себя по лбу, — так что мне нет нужды в песенниках. Это, если угодно, подарок по случаю Середины Зимы, чтобы ты смогла учиться быстро и порадовать своего тирана-учителя.

Тэлия ушла, только когда ее пение стало все чаще перемежаться зевотой. Ей казалось, что она знала старого Герольда чуть ли не с рождения и, что все это время они были друзьями. У Джедуса Тэлия ощущала себя желанной гостьей и не испытывала никакого напряжения; она едва смогла дождаться рассвета, чтобы провести с новым другом еще один день. На другой день Тэлия поднялась ни свет ни заря, однако побоялась ворваться слишком рано и потревожить старика-Герольда. Она торопливо позавтракала хлебом и молоком, взятыми из припасов на кухне Коллегии, и отправилась на Спутниково Поле, к Ролану, чтобы немного разрядиться.

Они играли и возились как форменная глупая малышня: Тэлия бросалась снежками, а Ролан ловко уворачивался от них или пытался поймать их зубами. Тэлия чувствовала себя совершенно хмельной от счастья; она не помнила, чтобы когда-нибудь в жизни была счастливее. Под конец Ролан сделал курбет, явно приглашая сесть на его спину и слегка прокатиться. Они носились галопом, буквально летая над Полем, пока солнце не поднялось уже довольно высоко. Прогулка подействовала: натянутые нервы Тэлии чуть отпустило, а кроме того, она растратила часть энергии, отнюдь не растратив энтузиазма. Спустя небольшое время она постучала в дверь комнаты Джедуса; глаза девочки искрились, щеки разрумянились.

К концу второго дня ее обучения слуги прознали о том, что происходит, и начали крадучись бродить поблизости от комнаты старого Герольда. Голос Тэлии, хоть и неотшлифованный, был красив, слух — верен; слуги сочли, что эти уроки и в самом деле замечательное развлечение. Праздник Середины Зимы находился в самом разгаре, и в Большой Зале едва хватало места для всех вельмож, съехавшихся ко двору, не то что для сменившегося с дежурства слуги, решившего послушать Бардов — зато здесь, в тихом уголке Герольдова крыла, никто не мешал насладиться музыкой и пением. Вскоре случайный прохожий мог бы увидеть такую картину: в вестибюле под дверью комнаты Герольда Джедуса тихонько, словно воробьи, во всех щелках и закоулках сидели и благоговейно слушали слуги. Тэлия не замечала их присутствия: она была всецело поглощена уроком. Однако Джедус заметил: его острый слух мгновенно улавливал непривычный звук шагов в своем отдаленном коридоре. И старик молчаливо приветствовал присутствие слушателей. Он провел слишком много праздников в одиночестве, чтобы не знать, какой радостью может стать музыка. Кроме того, он был артистом и не мог не радоваться вновь обретенной аудитории. Сознание того, что его слушают, заставляло Джедуса еще больше оттачивать собственное исполнение, да и его новой ученице оно было только на пользу.

Тэлия не успела и глазом моргнуть, как уже подошел Канун Середины Зимы.

Джедус рассказывал ей истории из своей жизни, относящиеся к тем временам, когда он был еще начинающим Герольдом, как вдруг кто-то робко постучал в полуоткрытую дверь.

— Войдите, — откликнулся Джедус, лукаво приподняв бровь.

Вошел молодой челядинец, который обычно обслуживал Джедуса.

— Прощения прошу, Герольд, — начал он стеснительно, — Мы… то есть остальные… не могли удержаться и слушали вас и юную Тэлию всю прошлую неделю, и мы хотели бы знать… Ну, короче говоря, господин, дело вот какое. Вам двоим некуда пойти отмечать Канун Середины Зимы, и при дворе вы его тоже явно не собираетесь проводить, не то уже были бы там. Может, захотите отпраздновать вместе с нами? А если б вас можно было обеспокоить, чтобы вы спели или сыграли для нас маленько, мы б у вас в неоплатном долгу были. Мы, видите ли, сами себя развлекаем; выходит не слишком складно, зато весело и по-домашнему.

На лице Джедуса засияла широкая улыбка.

— Медрен, право же, мне кажется, это одно из самых щедрых предложений, которые я получил с тех пор, как меня Избрали! Что скажешь, Тэлия?

Тэлия безмолвно кивнула, изумленная тем, что кто-то может искать ее общества.

— С радостью принимаем ваше предложение, и с радостью сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь развлечь и доставить вам удовольствие.

Смуглое лицо крепыша Медрена расплылось в улыбке.

— Преогромное вам спасибо, господин Джедус. Мы б и раньше вас попросили, да только думали, что вы хотите побыть один. Но потом, когда вы и девчушка начали заниматься, ну, мы и призадумались — может, мы ошибались.