– Было такое.

– Ну, значит, земляки. Тесна земля российская. А сюда каким ветром занесло? Где служишь, не на Кавказе?

– Нет, возле Самары. Отдельный мотострелковый батальон. Прислали на учебу, в связи с международной обстановкой.

– И нас с ней же. А то мало ли, чего еще наши бородатые придумают, а мы по запаху и не узнаем. С гор спустились, а мне приказ читают: был, говорят, у тебя простой разведвзвод, станет химический. Поедешь, отдохнешь в родном Поволжье.

Веришь, нет – неделю уже здесь отдыхаю, а из всей химии только противогаз видел, да и то свой собственный.

– Может, нас ждали? – предположил Юра. – Чтобы сразу вместе учить.

– Может, и вас, – согласился обладатель красного берета. – Слушай, химик, поможешь разобраться, что к чему? А я тебя… Ну вот, хочешь, рукопашке поучу немного? Дело полезное, и на гражданке пригодиться может. По рукам?

– По рукам, только не сильно!

– Да что ж я, не понимаю, что ли! – Хлопок и в самом деле получился аккуратный. Не сильнее, чем отдача у «макарова»… Помочь вам с размещением?

– Пока не надо, – вздохнул Мудрецкий. – Палатки я только завтра получу, а пока в машине заночуем.

– Ну так пошли ко мне, у меня два места в палатке как раз свободны! Чего вам с шофером в кабине корячиться?!

– Да ладно, я уж лучше со своими. – Юра хотел добавить: «а то еще натворят что-нибудь», но вовремя прикусил язык. Не стоило так говорить о своих солдатах, да еще и офицеру из другого ведомства. Нужно дать им шанс показать себя, тогда все сразу станет ясно.

– Н-ну, как хочешь, – в голосе старшего лейтенанта послышались уважительные нотки. – Смотри, наше дело предложить… Только фары погаси, а то часовому засвечиваешь.

– Я лучше машину разверну, а то мои бойцы в темноте ее до утра искать будут. – Мудрецкий потряс головой и зевнул. – Блин, они там что, провалились?

– Не должны, там доски крепкие, – успокоил коллегу Волков. – Да и слышно было бы. Попадание в дерьмо русский солдат отмечает однозначно, автоматически и оповещает товарищей об опасности на достаточно большом расстоянии.

– Это точно, – согласился Юра. – А вот генералы в таких случаях помалкивают. Зато потом как пошлют…

– А ты что, видел генерала в дерьме? – заинтересовался старлей. – И которого именно?

– Даже не одного. Потом как-нибудь расскажу, – пообещал Мудрецкий. – Вон как раз мои возвращаются, детишки покакали и хотят баиньки. Сейчас укладывать пойду.

– Ну, спокойной ночи, земляк. – Волков кивнул, поправил берет и направился к своей палатке.

Пересчитав и разместив личный состав, лейтенант Мудрецкий залез в кабину и попытался устроиться на жестком сиденье с максимальным комфортом. Резинкин уже спал, привычно и нежно обняв руль. Юра дотянулся, выключил фары и какое-то время пытался разглядеть сквозь мокрое стекло караульный «грибок» и часового рядом с ним. По крыше мерно постукивали и шуршали капли дождя. Под это шуршание Мудрецкий и уснул. И снились ему не девушки, не родной дом и даже не подполковник Стойлохряков. Снились ему квадратные бородатые террористы, бегающие вокруг саратовского университета в поисках секретного химического оружия, которое только русский солдат способен обнаружить без всяких приборов. И даже без специальной подготовки.

Лейтенант Мудрецкий открыл глаза и офонарел. Не то чтобы он засветился – с какой бы радости? – но глаза его стали очень похожи на фары вверенной ему «шишиги». Еще ему очень хотелось орать, вопить и выть, но как раз в районе голосовых связок что-то острое наглухо перекрыло гортань. Оставалось только хрипеть и безуспешно пытаться выпучить глаза еще больше.

За стеклом из утреннего тумана выбежал персональный лейтенантский кошмар. Квадратный, камуфлированный, с автоматом на груди и черными пятнами на морде. Кошмар неторопливой рысцой двигался к замершему в кабине представителю войск химзащиты, а из молочной пелены выдвинулся следующий – не такой огромный, но все равно внушительный. Когда первое видение протопало мимо дверцы, а белесая мгла извергла из своих недр очередную размалеванную харю, воздух со свистом ворвался в легкие Мудрецкого. Глаза скрипнули и вернулись в глазницы.

Юрий посмотрел налево – ефрейтор Резинкин в кабине отсутствовал. На душе стало совсем легко, поскольку некому будет рассказать взводу – а в перспективе и всему батальону! – горестную историю о лейтенанте, испугавшемся спецназовского марш-броска. Или кросса, или что у них там сегодня вместо утренней зарядки. Однако и серьезная же служба ребятам выпала: еще и не рассвело, а они уже бетон уплотняют. Да еще и с краской на роже – а через нее, Бекетов рассказывал, пот не выделяется, и через пару километров все чесаться начинает. Хорошо хоть не в бронежилетах и противогазах бегут, так что, наверное, просто разминка у них такая. Перед серьезными занятиями.

А пятнистые привидения все топали и топали – выходили из тумана и уходили в туман. Последний камуфлированый квадрат оказался гораздо меньше остальных, зато гордо краснел через заоконную серость затянутой в берет макушкой. Подбежав к машине, старлей Волков приветственно вскинул руку, но останавливаться не стал: ему, коротконогому, и так приходилось передвигать ботинки вдвое быстрее, чем остальным. Подкованный грохот постепенно затих где-то за кормой «шишиги».

Мудрецкий посмотрел на часы и негромко помянул маму и папу всех беговых мамонтов специального назначения, а также тот процесс, в результате которого эти мамонты зародились. Блин, десять минут седьмого! И в такую рань разбудить человека, половину ночи чуть ли не с боями пробивавшегося на секретный объект! Давить надо таких будильников…

Лейтенант попробовал устроиться поудобнее и продолжить столь безжалостно прерванное занятие. Не получилось. Кабина за ночь явно уменьшилась в размерах и вдобавок приобрела все свойства гранитного утеса. Сплошные твердые и холодные углы, вдобавок еще и отсыревшие. Никакого уюта. И ноги некуда девать – чуть ли не впервые Юра пожалел о том, что вырос таким длинным. Волков здесь ночевал бы с удобствами… А Валетов – тем более, и надо будет на следующую ночь его сюда загнать… Хотя нет, следующей ночью они все уже будут в палатках спать. На нарах. На мя-а-агких досочках, а поверх них, наверное, еще и матрасики дадут. И подушечки… Кабина сразу стала еще жестче и меньше, в такой точно заснуть не удастся. Кстати, куда делся Резинкин? И вообще, почему солдаты спят, когда подъем всей Российской армии уже пятнадцать минут как случился, а самое главное – проснулся лейтенант Мудрецкий, их главный и непосредственный начальник?!

Прыжок с подножки на бетонку получился совсем не спортивным: затекшие за ночь ноги резко воспротивились таким ударным нагрузкам, и к заднему борту лейтенант не дошел, а дохромал. К тому времени из кузова уже доносилось шевеление, однако эффект внезапности не был окончательно утерян. Из-под опущенного брезента торчала нога в высоком кирзовом ботинке. «Не Простаков, точно. Размер не его», – определил Мудрецкий, прицелился и резко дернул.

В кузове обиженно квакнули, потом нога задрыгалась, пытаясь вернуться на исходную позицию. Сразу не получилось – мешали борт и брезент.

– Кисляк, ты чего елозишь? – грозно пробормотал кузов голосом Простакова. – Еще раз шевельнешься – оторву все, что мешает!

Мудрецкий довольно улыбнулся, проверил горло – нет ли застрявших последствий кошмарного пробуждения – и набрал воздуха побольше:

– Взво-од, подъе-ом, тревога!!! – немного подумал, вздохнул и добавил: – С оружием – к машине!

«Шишига» затряслась в замысловатом танце, приходившемся дальним родственником не то «цыганочке», не то выступлениям звезд ночных клубов. Наконец покачивания и подергивания под уже совершенно непристойное звуковое сопровождение закончились долгожданным стриптизом. Брезент взметнулся на крышу, проворные ладони резкими ударами приласкали призывно торчащие ручки стопоров – и грохнул борт, на долю секунды опережая барабанную дробь посыпавшихся на бетон подкованных рубчатых подошв.