Под сапогом что-то скрипнуло. Он нагнулся, пошарил под ногами, выпрямился и поднес к свету очередную находку. Это был широкий обломок круто загнутого когтя длиной сантиметров восемь-десять. На звериный он был совсем не похож. Слишком уж большой изгиб. Скорее всего, птичий. Как будто ястребиный.
«Но какая же, едрит твою, должна быть птаха с такими мощными когтями? – У него опять засосало под ложечкой. – Это же просто гигант какой-то! Хотя кто его знает? Может, и такие не редкость?»
– И чего он его здесь-то бросил? – пробормотал себе под нос Чеботарь.
– Кто?
– Да таз этот. Они ж такие когтяры как амулеты на шее таскают. А-а! Потерял, наверное.
Антон поднял глаза и прочитал во взгляде Чеботаря неподдельное искреннее недоумение.
Они скоренько натаскали жиденькую кучку тонкого хилого валежника, сколько смогли найти, и развели костерок с намерением почаевничать, а потом уже вплотную заняться заготовкой дров для ночевки в новом убежище. С ними дело обстояло куда как плохо. Кругом один голый камень. Придется таскать от самого подножия сопки. Только там виднеется настоящий лес. А это работенка еще та! Погорбатиться придется не на шутку. Хорошо еще, что с водой проблем нет. Хоть ее тут в достатке. Пускай и мутноватая, с терпким привкусом мела, как видно, сквозь известняк сочится, но пить можно.
После чая Антон позволил себе всласть посмолить. Ну, почти всласть – разбили с Чеботарем одну сигаретку на двоих. У того тоже в запасе осталось всего ничего – полпачки махры и немного ядреного листового самосада. Они сидели у костерка, уткнувшись взглядами в огонь, и неторопливо дымили, по уму используя короткую передышку перед тяжелой работой.
– Где-то сверху дырка есть, – уверенно изрек Чеботарь, задрал башку и внимательно оглядел сужающийся кверху каменный свод, уходящий в плотную, непробиваемую взглядом черноту. – Видишь, дым от костра не на двор, а в нутро тянет. Надо позже глянуть будет.
– Слушай, а ты вообще чего по тайге-то бродишь? – сорвался у Антона с языка чисто провокационный вопрос.
– Зараз дровишек наколем и побачим, що це воно таке, – хмуря кустистые брови, не отрывая глаз от потолка пещеры, неожиданно пробасил Чеботарь по-хохлацки, легко пропустив неуместный вопросик Антона мимо ушей, неспешно встал, упер руки в бока, размял затекшую спину. – Ладно, паря. Пойдем-ка пахать уже. Без огня нам здесь с тобой кирдык придет. Всю ночь напролет до третьих петухов палить придется, – сказал он и быстрым решительным шагом вышел из пещеры.
Антон на минуту задержался, в раздумье подбросил хвороста в костер.
«Зря я его про это спросил. Все равно ведь не ответит, зараза. Такие вопросы в тайге чужакам задавать не принято. Ничего, пускай слегка подергается. Тем более что и он меня тоже тогда, на речке, подобным образом пытал, – подумал он и ехидно усмехнулся. – Правда, и я ему тогда ни шиша не ответил. Казалось бы, нет смысла понапрасну воду мутить, скрывать что-то. Да ничего не попишешь, такова сила укоренившейся привычки. Элементарный инстинкт самосохранения. Береженого бог бережет».
Пока они заготовили дров, отаборились как положено, до потемок осталось не больше часа. Дождик прекратился, но небо по-прежнему оставалось серым и неприветливым. Только теперь на нем местами стали вырисовываться свинцовые тучи, будто еще толком и не опорожнившиеся, не растерявшие влагу. Они неторопливо, как не доеные, отяжелевшие буренки, тянулись над тайгой, подгоняемые легким ветерком, зародившимся где-то в вышине. Внизу же, у земли, все еще царил полный штиль.
Стало заметно холодать. Похоже было на то, что под утро приударит, куснет за уши первый ядреный осенний морозец. А это значит, появилась резонная надежда на долгожданное вёдро.
У Антона после тяжелой авральной работенки все мышцы ныли, но настроение от этого никак не страдало.
«Пускай морозец, – подбадривал он себя мысленно. – Это не беда. Совсем другая песня! Сейчас просушусь как следует у костерка, дождусь, пока этот хрыч заснет покрепче, и слиняю. Фонарик еще худо-бедно светит, поэтому спущусь как-нибудь с сопки потихоньку, а там, по ровному месту, можно уже и без всякой подсветки топать. А вдруг еще и луна выглянет? Тогда вообще лепота будет. Шагай и шагай себе помаленьку хоть всю ночь напролет».
Место прорехи в своде пещеры они приблизительно определили. В самом конце просторной галереи, заканчивающейся тупиком, пламя резко расплющило, потащило вверх, указывая на широкий пролом, зазубренный по краям.
– Да и хрен с ним, – безапелляционно заявил Чеботарь. – Петрю я, не такая уж и большая дыра эта. А то и не так еще сифонило бы. Враз задушило бы пламя. Да и ветер выл бы в голос.
Они уже взялись опять разводить притухший костерок, когда Чеботарь вдруг всполошился:
– Слушай, Антоха, так мы ж с тобой в запарке совсем забыли про затычку!
– Да какую еще затычку? – с трудом скрывая подступающее раздражение, спросил Антон.
– А чем мы с тобой будем перед ночевкой лаз забивать?
– А его нужно забивать-то?
– А то как же! Раз мы с тобой в эту щелку свободно прошмыгнули, то и он… она сюдой заберется запросто. Ты давай-ка не тормози. Пошли отпилим да притащим, пока совсем не свечерело.
– Хорошо, пошли, – через силу выдавил из себя Антон и подумал: «Ничего с этим маразматиком не поделаешь. Ладно. Чем бы дитя ни тешилось… Но это будет – дембельский аккорд, однозначно».
С них семь потов сошло, пока они свалили тупой ножовкой, прихваченной из зимовья, полусырой ясень с верхушкой, обломанной давнишним ураганом. Работники поочередно менялись местами. Один пилил, а другой в это время изо всех сил отталкивал ствол тяжелой длинной рогулей, чтобы полотно пилы не зажимало. Потом они еще долго и нудно отчекрыживали от упавшего дерева кусок нужного размера.
Трудяги отдышались, смахнули пот с лиц.
– Так что, хватаем? – Чеботарь призывно глянул на взопревшего, тяжело дышащего Антона. – Некогда нам, паря, долго прохлаждаться. Давай-давай, не тяни вола за уши. Цепляй за хвост. Хватай, и потащили!
Антон с усилием оторвал от земли конец бревна и поморщился. Шуруя ножовкой, он насадил на ладонь под каждым пальцем по добротной кровавой мозоли.
Пока тащили по ровному, было еще вполне терпимо. Но когда полезли вверх по склону, у него появилось такое ощущение, что пупок вот-вот развяжется.
В голове непрестанно гвоздила всего одна мысль: «Не дай бог уронить! Тогда уж точно ноги всмятку!»
Когда до широкого скального уступа перед лазом в пещеру оставалось не больше сотни метров, до Антона наконец-то дошло, что он по собственной дури опять загоняет себя в ловушку.
«Ничего себе! Если мы этим бревнищем вход заложим, то я же его в одиночку и с места не сдвину! Тогда все, кранты. Пока этот шизик не проснется, из пещеры мне не выбраться. Надо срочно что-то делать!»
– Подожди, – прохрипел он. – Стой, говорю, блин! Да не беги же ты!
– Ну и чего там опять? – недовольно буркнул Чеботарь, опустил на землю свой конец бревна, обернулся, презрительно сплюнул через зубы и поинтересовался: – Да ты мужик или баба?
– Какая разница? – огрызнулся Антон. – Ничего, подождешь пару минут. Не сожрет тебя твоя тварюга, не волнуйся. Ничего с тобой не случится.
– Дурак ты! – Чеботарь укоризненно покачал башкой, неожиданно заулыбался и смилостивился: – Ладно, две минуты.
После недолгого отдыха они опять подступили к тяжелой ноше.
Тут он вообще проявил о напарнике поистине отеческую заботу, сказал вдруг: – Ладно, не пыжся. Теперь я снизу потащу.
– Добро, – сухо, с непроницаемой физиономией отозвался Антон.
В нем все так и ликовало: «Зашибись! Да это ж мне и нужно!»
Антон подхватил конец бревна, переложил его за спину, сделал несколько неуверенных коротких шажков вверх по склону и намеренно пошатнулся. Потом он незаметно подогнул под себя правую ногу, сделал вид, что поскользнулся на камне, резко попятился и с силой уперся копчиком в ясеневый комель. Чеботарь принял на себя весь вес бревна, да еще и немалую тяжесть Антона. Он напрягся так, что на горле у него вспучились жилы, надсадно захрипел, покачнулся и рухнул на колени. Через пару секунд Чеботарь и вообще громко крякнул, завалился на бок, выпустил из рук бревно и кубарем покатился под откос.