Еще одним способом сокрытия того, насколько глубоко внедрились во власть уроженцы Тикрита, было упразднение в конце 1970-х годов фамилий, выдающих место происхождения. Сам Саддам отбросил место своего происхождения из своей фамилии еще в 1973 году, приняв вместо этого имя своего покойного отца — Хусейн. С тех самых пор он всячески старался скрыть свое глубоко провинциальное происхождение — так ему удобнее было изображать себя символом иракского единства:
— Западные журналисты говорят, что Саддам Хусейн родом из Тикрита. Я с жалостью говорю им: Саддам Хусейн родился в деревне в южной части провинции Тикрит; провинция Тикрит — часть «муфазазы» (района) Салах эль-Дин, и он иракец. Саддам Хусейн родился в «муфазазе» Салах эль-Дин, но он не только сын «муфазазы» Салах эль-Дин, потому что он сын провинции Арбил из Сулеймании, он сын Анбара, Тигра и Евфрата, сын Барады, и Иордании, и Нила, Дамаска и Аммана, Каира и Касабланки, и сын каждого иракского города, и сын иракского народа, иракской земли и иракского воздуха, арабской родины и арабской нации.
Правила игры для команды Хусейна просты и прямолинейны: они отдают своему правителю неограниченную верность и покорность в обмен на видное политическое место и материальные преимущества. Но место на вершине пирамиды шатко и ненадежно. Если преданность члена внутреннего кружка подвергалась сомнению или ежели он обретал чрезмерную популярность, то каким бы ни было его прошлое положение, принадлежал ли он к семье Хусейна или нет, карьера его быстро заканчивалась.
Примером может послужить судьба Аднана Тульфаха, который таинственно погиб при аварии вертолета в 1989 году. В официальном заявлении говорилось, что вертолет попал в песчаную бурю. Этому верят очень немногие. Слишком много высокопоставленных военных встретили свою смерть в подобных катастрофах после ирано-иракской войны. Даже самым доверчивым иракцам трудно было понять, почему в мирное время они теряли больше вертолетов, чем в разгар войны.
Даже для режима, который живет террором, судьба Аднана Хейраллаха крайне примечательна, если учесть его необычайно близкие отношения с Саддамом. Они провели большую часть детства в одном доме и воспитывались как родные, а не двоюродные братья. Именно семилетний Аднан в 1947 году убедил своего неграмотного кузена, тогда десятилетнего, уехать из деревни против воли семьи и учиться в Тикрите.
Дружба была вознаграждена. Отнюдь не блестящий офицер, без всяких военных заслуг, штабной полковник Аднан Хейраллах в 1977 году стал министром обороны и одним из немногих военных представителей в Совете революционного командования и в Региональном управлении. Любые сомнения относительно того, кому он обязан своим продвижением, были рассеяны двумя годами позже, когда Хусейн, уже президент, назначил Аднана заместителем премьер-министра и заместителем главнокомандующего. Аднан Хейраллах отплатил своему благодетелю, обеспечив абсолютную верность вооруженных сил на протяжении всех репрессий в армии. Воистину он был правой рукой Саддама на протяжении всех восьми лет ирано-иракской войны.
И все же ничто из этого не было принято во внимание, поскольку Тульфах, по слухам, стал на сторону своей сестры в семейной распре из-за романтического увлечения Саддама Самирой Шахбандар, бывшей женой председателя Иракских авиалиний, принадлежащего к знатной багдадской семье. В отличие от предыдущих президентских романов, которые старательно маскировались, связь с Шахбандар стала широко известной, угрожая его браку и разрушая старательно созданный имидж верного и преданного своей семье мужа.
Дело усложнилось тем, что старший сын Хусейна, Удэй, решив отомстить за поруганную честь матери, забил до смерти президентского дегустатора, который, помимо гастрономических, выполнял иные, более деликатные поручения. Это он познакомил Хусейна с госпожой Шахбандар и служил связным между любовниками. В ярости Хусейн посадил сына за решетку и заявил, что выдвинет против него обвинение в убийстве, но после крайне эмоционального заступничества своей жены и Аднана Хейраллаха он смягчился и выслал Удэя в роскошную ссылку — в Швейцарию. Этот шаг был представлен обществу как совершенный по просьбе семьи покойного, которая якобы написала президенту, умоляя его прекратить следствие по делу его сына, так как «то, что случилось, случилось по воле Аллаха».
Гнев Саддама нетрудно было понять. Несколько лет он готовил Удэя для высокого поста, а возможно, и к роли своего преемника. Окончив технический колледж в 1984 году с оценкой 99,5 процента, что неудивительно для сына вождя, Удэй стал президентом Университета имени Саддама и главой Иракского Олимпийского комитета. Но его развязное поведение в ряде случаев ставило Саддама в неловкое положение перед общественностью. Говорили, что президентский дегустатор был, по меньшей мере, третьим из убитых им людей. Его первой жертвой стал армейский полковник, который воспротивился попыткам Удэя соблазнить его малолетнюю дочь, а второй был офицер, осмелившийся возразить, когда Удэй стал заигрывать с его женой в багдадской дискотеке. Достаточно странно, что, по извращенной логике президентского дворца, предыдущие убийства Удэя, очевидно, не вызывали возражений, поэтому его мать не поняла, почему Саддам решил наказать сына именно за убийство дегустатора, тогда как на предыдущие он не обратил внимания.
— Зачем его арестовывать? — спросила она, как говорили, своего мужа. — В конце концов, это не первое убийство. И он не единственный в семье убивал.
Хотя отношения в семье, в конце концов, наладились (Удэю разрешено было вернуться в Багдад весной 1990 года и занять прежние посты), Хусейн так и не простил Аднану Хейраллаху вмешательства в это дело, поставившее его в неловкое положение. Через несколько месяцев после скандала он яростно набросился на министра обороны, обвиняя его в том, что он не отреагировал должным образом на попытку государственного переворота в начале 1989 года.
По правде говоря, даже если бы не было «дела Шахбандар», Аднан уже был обречен. Помимо прочих ошибок, он совершил непростительный «грех», разделив с Саддамом Хусейном славу за «победу над персидским врагом». За этот грех прощения не было, в чем убедились и некоторые другие выдающиеся генералы. Махер Абдель Рашид и Хишам Сабах Фахри, национальные герои после освобождения полуострова Фао от иранской оккупации в апреле 1988 года, были отстранены от командования несколько позже в том же году — считается, что они либо под домашним арестом, либо казнены. Никому, независимо от степени близости к Саддаму, не дозволено было достигнуть такого положения, которое могло хотя бы теоретически нанести ущерб либо популярности, либо власти президента.
Несмотря на несчастную судьбу Аднана Хейраллаха, на удивление, немногие из «внутреннего круга» Саддама впали в немилость в 1980-х годах, что давало основания полагать, что даже в системе, пронизанной патологической подозрительностью, чувство солидарности, племенное или основанное на страхе, было вытравлено не до конца.
Однако же эта солидарность не основывается на истинной верности. Хусейну не только удалось избавиться, постепенно поднимаясь к абсолютной власти, от всех своих потенциальных соперников и окружить себя раболепными подлипалами, но он также связал свой внутренний круг со своей политикой и, следовательно, со своею судьбой. Таковы были люди, образующие основу режима. Они сделали возможным возвышение Саддама к абсолютизму, получали огромные награды у него на службе и рисковали потерять все в случае его падения. Многие из них играли весьма видную роль в саддамовских репрессиях (можно вспомнить, как Наим Хаддад возглавлял особый трибунал, отдававший приказы о знаменитых казнях в 1979 году). Ходили слухи, что большинство из них брали в руки оружие и участвовали вместе с Саддамом в расстрелах.
Иракская правящая клика еще более сплотилась со своим вожаком во время ирано-иракской войны. Не забывая, что не только их хозяин, но и они тоже были объявлены Тегераном заклятыми врагами, осознавая, как безжалостно Хусейн будет наказывать за нерешительность в эти роковые дни, «ближний круг» сплотился как никогда вокруг единственного человека, который, по их мнению, мог найти выход из положения.
