Бургомистр обратил свой светлый лик к шенгенам.

– Все! – трагически понизив голос, он широко развел руки в стороны. – Все, что нажито годами службы народу и отечеству! – Голос едва заметно дрогнул на трагической нотке, а руки театрально взлетели вверх. – Все пропало! – Руки упали, подбородок уперся в грудь.

Пауза.

Бургомистр чуть приподнял голову и глянул на шенгенов.

Орки ровным счетом ничего не понимали, но все равно внимали с разинутыми ртами.

Бургомистр вскинул голову. Гордо и независимо.

– Я понимаю, воровство – это часть государственной системы. Без этого нельзя. Если человек трудами и стараниями, а где-то и подкупом добрался до высокой государственной должности, он должен компенсировать себе моральные и материальные затраты. Верно?

Орки дружно закивали.

– Но всему же должен быть предел! Нельзя вот так, внаглую, тащить вещи оттуда, где ты работаешь! Когда пропали три речных трамвайчика, я молчал. Хотя и знал, в чьем пруду они теперь плавают. Когда пропали бронзовые львы с причала, я тоже не стал поднимать шума. Зачем? Что мы, новых львов не отольем? Когда из Гримм-парка однажды среди ночи исчез фонтан со скульптурными изображениями четырнадцати фаз додекаэдра, все снова сделали вид, будто ничего не случилось. А ратман Мидоу, в саду у которого появился точно такой же фонтан, уверял, что он заказал себе копию пропавшего. Мы даже закрыли глаза на то, что из городского зоопарка таинственным образом исчезли три крокодила, два слона, бегемот и гигантская носовертка, а ратман Люпин в то же самое время открыл свой домашний зверинец! Но – Центральную Ось всем им в душу! – я не потерплю того, что из зала для торжественных приемов средь бела дня исчез рояль! И не какой-нибудь, а именной! Подаренный Городскому Совету величайшим пианистом современности Джерри Ли Льюисом! Тот самый рояль, на котором он в третий раз выиграл триста восемьдесят шестой Международный конкурс исполнителей, проходивший… – тут Бургомистр запнулся, потому что забыл, где именно проходил вышеупомянутый конкурс. Но, быстро сообразив, что шенгены все равно ничего об этом конкурсе не слышали, продолжил ловко: – Проходивший уже не в первый раз! Мы найдем вора, изобличим его и призовем к ответу! – Бургомистр задумался, все ли он сказал? Вроде бы все. И поставил точку: – Так!

Правая рука Бургомистра торжественно легла на грудь. Он чуть повернулся. Чтобы луч додекаэдра, проникающий в зал через широкое окно с полукруглыми створками, красиво блеснул на орденах и позументах темно-синего бургомистрова мундира. И замер. В красивой позе. С благородно вскинутым подбородком.

Шенгены знали, что нужно делать в такой ситуации, и дружно захлопали в ладоши. Они были уверены, что это тоже входило в их служебные обязанности.

– Благодарю, друзья мои, – с чувством улыбнулся Бургомистр. – Благодарю. Я знал, что на вас всегда можно положиться. А сейчас, пока ратманы еще не собрались, давайте проведем маленькое, свое, так сказать, внутреннее, дознание. Ага?

Бургомистр пододвинул кресло, плюхнулся в него, откинулся на спинку и вытянул ноги.

Шенгены что-то залопотали по-своему, по-орочьи. Судя по всему, они не понимали, что хочет большой хозяин.

– Хозяин хотить пить? – сложив руки на груди, вежливо осведомилась пожилая шенгенка.

– Нет, – поморщившись, махнул рукой Бургомистр.

– Хозяин хотить исть?

– Да нет же!

– Хозяин хотить спать! – догадалась более молодая шенгенка. – Хозяин много работать! Хозяин шибко устать!

– Да не хочу я спать! – замахал на них уже обеими руками Бургомистр. – Я хочу…

– Хозяин хотить смотреть фильму? – робко предположил шенген-киномеханик.

– Нет, я вам говорю!

– Хозяин хотить?..

– Стоп! – поднял руки Бургомистр. – Говорить буду я! А вы станете говорить, когда я вам скажу! Это ясно?

Шенгены заговорили по-своему. Все разом. Видно, ничего не поняли.

– Кто у вас старший? – спросил Бургомистр.

Он точно помнил, что назначал кого-то из них старшим.

– Моя старший, – сделал маленький шажок вперед один из шенгенов.

Прищурившись, Бургомистр посмотрел на него, будто купить собрался. А может, наоборот – продать.

Рост чуть выше среднего, большая голова, крупные, грубые черты лица, короткая стрижка. Широкие плечи, длинные руки, кривоватые в коленях ноги. Типичный орк. Шенгены, они, как известно, всем оркам орки.

– Как тебя зовут? – спросил Бургомистр.

Он точно знал, что у старшего шенгена есть имя, но никак не мог его вспомнить.

– Алик, – ответил шенген.

На самом деле это, конечно же, было не его имя. У всех орков длинные, труднопроизносимые имена, напоминающие виртуозно закрученный скэт. Что-то вроде Шамти-Дам-Титам-Турам-Дида-Ди-Дам. Но, приезжая в Централь, они назывались местными именами. Так было проще. Хотя, с другой стороны – ущемление национальной гордости. Но вы глубоко заблуждаетесь, если полагаете, что орки предпочитают быть гордыми, но голодными. Скорее наоборот.

– Итак, Алик, ты помнишь рояль, что стоял тут? – Бургомистр рукой указал на то место, которое еще вчера вечером, как он ясно помнил, украшал мемориальный инструмент Джерри Ли Льюиса.

– Помнишь?.. – Шенген сосредоточенно сдвинул брови к переносице. – Что – помнишь?.. – И тут же быстро добавил: – Алик все помнишь!

– Большой, черный, блестящий ящик. – Бургомистр руками попытался набросать форму рояля. – Который здесь в зале стоял. Помнишь?

– Помнишь! – уверенно кивнул Алик. – И они – тоже помнишь! – кивнул он на своих родственников.

– Помнишь!.. Помнишь!.. – хором заголосили шенгены.

– Отлично! – поднял руку Бургомистр. – Когда вы видели его последний раз?

– Кого? – изумленно вытаращился на Бургомистра Алик.

– Рояль… Тьфу, то есть черный ящик.

– Вчера.

– Точно?

– Точно. Вчера вечер. Жена мой пыль с него убирать. – Алик схватил за локоть шенгенку, ту, что постарше, и подтащил ее к себе. – Моя жена! – гордо улыбнулся шенген. – Мара звать!

– Так ты, Мара, вытирала пыль с рояля? Вчера вечером?

– Вытирала, конечно, как обычно… Ой! – шенгенка смущенно зарделась, быстро провела пальцами по вискам, пряча выбившиеся волосы под платок, и продолжила уже совершенно по-другому: – Вытирать, хозяин, вытирать. Хорошо вытирать, чисто! – Она достала из кармана фартука тряпку и начала изображать, как вытирает пыль с крышки рояля. – Вот так вытирать! Вот так!..

– А скажи-ка мне, Мара, ничего подозрительного ты, часом, не приметила?

– По-до-зри-тель-но-го?.. – медленно, по слогам, повторила вслед за бургомистром Мара.

– Ну, чего-то странного, необычного?

– Нет, – покачала головой Мара.

– Точно?

– Нет.

– В каком смысле нет?

– Нет, ничего не видать.

Бургомистр с досадой цокнул языком.

– А может, кто-то из ратманов возле рояля крутился?

Лица Алика и Мары сделались сосредоточенными и задумчивыми. Глядя на них, Бургомистр вспомнил, что такое же выражение он видел у древней каменной маски с плато Текапо-Капо, выставленной в Центральном музее.

– Ратман Студень крутился! – неожиданно подал голос шенген-киномеханик. – Я видать!

– Точно? – вскинул голову Бургомистр.

– Точно! Весь вечер крутился!

– И что еще?

– Маленький бирка читать! Долго читать!..

– А-х! – Бургомистр азартно хлопнул в ладоши. – Попался, мерзавчик!

Ратман Студнев был самым молодым избранником народа в Городском Совете. За это все остальные ратманы люто его ненавидели. Впрочем, они все друг друга ненавидели. В той или иной степени. Но Студнева – особенно. Его папаша к делу пристроил. А старший Студнев, или, как все его называли, Студнев-старик, был не кто иной, как владелец всех центральных пивоварен.

«Пиво «Студнев» – для людей!

Днем и ночью – пой и пей!»

Вот так денежки-то делаются!

Хотя на самом деле пиво у Студнева было препоганое. Пили его разве что только орки да гномы. Ну и прочее отребье. Те, кому все равно с чего, главное – отрубиться. Хоть стакан спирта, хоть кирпичом по затылку – лишь бы крепко.