Врачи, самые именитые, которых неоднократно приглашал к Франтишеку Гиньоль, только в растерянности качали лысыми головами. Они ясно видели перед собой человека, страдающего патологическим ожирением. Настолько патологическим, что, вообще-то, его можно было назвать несовместимым с дальнейшей жизнедеятельностью организма. Однако ж толстяк был жив. Мало того, за исключением проблем с перемещением в пространстве и телесной моторикой – он, к примеру, не мог дотянуться кончиками пальцев правой руки до локтя левой, – у пациента не наблюдалось никаких проблем со здоровьем. Все его органы работали если и не замечательно, то вполне удовлетворительно. Хотя им давно уже полагалось заплыть жиром и выйти из строя. Медики никак не могли объяснить сей странный феномен. Им оставалось лишь констатировать, что такова уж природная особенность Франтишека Йи. И сожалеть, что им ничего не известно о его родословной. Как сказал Гиньолю один из врачей, Франтишек не толстел из-за того, что много ел, а много ел, потому что постоянно толстел. В чем тут разница, Гиньоль, признаться, так и не понял. Но он и без того был рад, что у его друга нет проблем с внутренними органами.
Ну а для того, чтобы присматривать за тем, что снаружи, была приглашена сиделка. Туанона, женщина немолодая и одинокая – из родственников у нее остался лишь троюродный брат, проживающий в Ротонде, с которым она последний раз виделась пятнадцать лет тому назад, – всю свою заботу обратила на Франтишека. Порой Гиньолю казалось, что Туанона относится к Францу, как к собственному сыну. Они вместе читали и кормили попугайчиков. Или рассказывали друг другу истории своих нелегких жизней. Туанона отходила от своего подопечного, только когда Гиньоль ждал посетителя, а следовательно, и Франтишека ждала работа. Спустя месяц или полтора после своего появления в доме на улице Дзуйхицу, насмотревшись на то, как Гиньоль и Франтишек изо дня в день едят готовую пищу, что приносил им разносчик из близлежащей харчевни «Рыбка-На-Спинке», Туанона предложила за небольшую доплату заняться кухней. Гиньоль же взамен предложил Туаноне перебраться жить в комнату рядом с кухней. На что женщина с радостью согласилась. Она и без того почти все время проводила в доме на улице Дзуйхицу. И только ночевать ездила едва ли не на другой конец города, где у нее была крошечная комнатенка, в которой едва помещались раскладная кровать и пристенный столик. Ее нелегально сдавал Туаноне вороватый комендант общежития спортивного клуба ДОСААФ – «Добровольного общества самых активных апологетов фехтования». Ни разу не пробовавший стряпни Туаноны, Гиньоль понимал, что идет на определенный риск, беря ее на должность кухарки. Но ему не пришлось жалеть о своем решении. Туанона оказалась кухаркой, о которой можно было только мечтать. В ее руках любые продукты превращались в фантастические, изысканные яства. Проза слишком бедна для того, чтобы описать создаваемые Туаноной блюда. Феерия вкусов и запахов была достойна того, чтобы о ней слагались стихи, строфы которых затем высекались бы в мраморе! Кроме того, Туанона взяла на себя и уборку дома. От денег, которые предложил ей за это Гиньоль, Туанона с гордым видом отказалась, ответив, что она всего лишь наводит порядок в доме, в котором живет. К тому же потребности у Туаноны были невеликие, и денег, что уже платил ей Гиньоль, с лихвой хватало на полное их удовлетворение. Да еще и про запасец кое-что оставалось. Никогда еще прежде Туанона не чувствовала себя такой богатой. И такой счастливой, как в доме Гиньоля.
Последняя, о ком следует рассказать, раз уж речь зашла об обитателях дома на улице Дзуйхицу 2/21, это Мадлона. Она была единственным приходящим работником в доме Гиньоля. Мадлона работала секретаршей и делопроизводителем. Проще говоря, отвечала на звонки, встречала посетителей, вела деловую переписку, расшифровывала магнитофонные записи, которые делал Гиньоль, следила за архивом и картотекой, обновляла персональный сайт Гиньоля и просматривала периодику, выискивая странные происшествия, которые могли бы привлечь внимание человека, решающего любые проблемы. Мадлона была довольно необычной молодой особой. Впрочем, как и все остальные обитатели дома на Дзуйхицу. Крашеная блондинка с короткой стрижкой, двадцати трех лет, в неизменно круглых очках в тонкой металлической оправе – Мадлона могла бы выглядеть симпатично, если бы только приложила к этому некоторые усилия. Однако собственная внешность, похоже, интересовала ее в последнюю очередь. Что интересовало Мадлону в первую, вторую и третью очередь, не знал никто. Прежде чем принять Мадлону на работу, Гиньоль, как и полагается, навел о ней справки. Девушка была из хорошей, обеспеченной семьи. Ее родители пребывали в добром здравии и вовсе не стремились поскорее выставить дочку за порог родного дома. То, что Мадлона решила найти себе работу, было ее собственной инициативой. Даже несмотря на неброскую внешность, у Мадлоны могло бы быть немало кавалеров. Хороший дом, хорошие родители и хорошее наследство легко могли обеспечить ей хорошего жениха. Но Мадлона замуж не торопилась. Более того, казалось, что замужество вообще не интересует ее. Так же, как и почти все остальное. Родители Мадлоны позаботились о том, чтобы дочь получила хорошее классическое образование. Девушка получила диплом с отличием. Но это не привило ей любви ни к живописи, ни к музыке, ни к театру. Зато она взахлеб читала все книги, какие ей только попадались, начиная с античных философов и заканчивая психосоматическим бредом писателя-таксидермиста Федора Беликина, и смотрела все фильмы, что выходили в прокат или на видео. Гиньоль выяснил, что раз в две недели Мадлона непременно перечитывала «Золотую ветвь» и пересматривала «Мертвеца». Для молодой девушки выбор довольно странный. Но Гиньоля такой вариант устраивал. Еще одной особенностью Мадлоны было то, что из-за невротического склада характера она часто плакала. По любому поводу. А то и вовсе без оного. Она могла расплакаться, если Гиньоль был чем-то недоволен. Или если он делал ей комплимент. Или если, боясь, что она снова заплачет, Гиньоль отводил взгляд в сторону и быстро пробегал мимо. Но при всем при том работу свою Мадлона выполняла безупречно. И за те три года, что она работала у Гиньоля, не пропустила ни одного дня. Гиньоль не отдавал себе в этом отчета, но он настолько привык к кажущейся незаметной помощи Мадлоны, да и просто к самому ее присутствию, что, если бы вдруг девушка решила уйти с работы, он не знал бы, что делать и где искать другую такую же безукоризненную секретаршу.
Вот такая несколько странная в некоторых своих проявлениях компания обитала в доме 2 дробь 21 по улице Дзуйхицу.
Теперь можно вернуться к тому, с чего начали.
Гиньоль вошел в дом, кинул трость в подставку из задней ноги пятирога, громко возвестил о своем прибытии и, не получив ответа, проследовал в гостиную.
На круглом столе, покрытом васильковой скатертью, стоял большой термоподнос с серебристой крышкой. Наклонившись, Гиньоль увидел на крышке свое искаженное лицо. Огромные, страшно вытаращенные глаза, приплюснутый нос, широкие скулы, будто вываливающиеся изо рта губы и оттопыренные уши. Впрочем, отражение его мало интересовало. Видеть свое изуродованное перспективой лицо стало для него привычным с тех пор, как Туанона принялась чистить и полировать все, что только можно. Куда интереснее было узнать, что находится под крышкой. Туанона никогда заранее не говорила, что подаст к столу. Гиньоль даже подозревал, что кулинария Туаноны – это сплошная импровизация на тему имеющихся в наличии продуктов и она сама заранее не знает, что у нее получится. Поэтому, прежде чем поднять крышку с термоподноса, Гиньоль всегда делал паузу, пытаясь угадать, что увидит под ней на этот раз. Почти никогда ему это не удавалось.
Гиньоль медленно протянул руку к крышке и сладострастно улыбнулся. Взгляд он при этом отвел в сторону, чтобы не видеть собственного отражения. Взгляд скользнул по синей скатерти и встретился с самим собой. На него глядел ужасающий, похожий на драконий, глаз, растекшийся по ложке.
