Живут они так и не знают, что прознала о них Корогуша. Ох и вредная же была эта Корогуша! Больше всего на свете завидовала она кошкам. Неприятно ей было, что люди кошек привечают, кормят и по шерстке гладят. Есть на земле такие создания: ничего не делают они для того, чтобы их любили, а когда других любят — злятся.

Обращалась Корогуша в кошку и пакостила хозяевам, а те считали, что это их родная кошка хулиганит, и наказывали бедняжку. А Корогуша и рада: добилась своего.

Пробралась Корогуша в дом Кузьки и пытает шишигу:

— Говорят, испортился ты, говорят, совсем безобразничать разучился. Нехорошо это, нельзя это шишигам. Уважать никто не будет. Вас, шишиг, все боятся: и домовые, и дети, и кошки. Вы — главные. А у тех шишиг, что не хулиганят, шерстка выпадает и зубы отваливаются.

— Да я безобразничаю, — оправдывается шишига, — на цветочки брызгаюсь, золу из печки ворую, мусор из углов съедаю, паукам и таракашкам рожи страшные строю.

— Неправильно ты безобразничаешь! — ругается Корогуша, — смотри, как безобразничать надо!

Тут же обращается она в Фенечку и начинает давать урок шишиге.

Подскочила к окну, вцепилась когтями в занавеску — занавеска в клочья. По пути лапой горшочек с самой молоденькой геранькой скинула, с той, у которой по белому цветку ярко-алая кайма шла. Запрыгнула на полку с посудой — лапой по чашкам, лапой по ложкам, лапой по плошкам — звон, шум, переполох.

А потом прыгнула в печку, пощекотала хвостом ей ноздрю, печка и чихнула. Громко так чихнула, басовито. Зола вся сизым облачком избу заволокла, в этом облачке растаяла Корогуша. Не насовсем, конечно, растаяла, просто невидимой стала.

Тут бабушка свечу зажгла. Видит — полон дом чудовищ чумазых, с физиономиями страшными. Самое большое бородатое чудовище на полу лежит, басом воет, самое маленькое в Анюткиной кроватке сидит, тонким голоском пищит.

Сначала испугалась бабушка Настасья, а потом поняла: никакие это не чудовища, а ее дед да Анютка. Просто зола из печки перепачкала их лица, вот и стали они страшными и неузнаваемыми.

Встал тут дед с пола, строго посмотрел на Фенечку и говорит громовым голосом:

— Чтобы духу твоего в моем доме не было. Не оправдала ты моего доверия, прогоняю я тебя. Иди, мыкайся по белому свету, пока не найдется наивный человек, который пустит тебя в свой дом.

Дед совсем не был злым. Просто он не знал, что это Корогуша в образе Фенечки в доме разгром учинила.

Пробовала Фенечка объяснить деду, что невиноватая она, а он не слушает. Не понимает он кошачьего языка. Твердит одно:

— Вон из моего дома!

Опустила кошка голову, поджала хвост пушистый и ушла. Недалеко, правда, ушла. Никак не могла она поверить, что несправедливость восторжествует на свете.

До рассвета прибирались в избе бабушка, дед и Анютка. Кузька тоже помог, чем мог. Под утро легли сны досматривать. Все легли, даже домовенок. Расстроился он, что не смог вовремя Корогушу заметить и прогнать. Тихо в доме, только ходики тикают. Ходики тикают, да маленький шишига носом хлюпает. Жалко ему свою любимую гераньку. Привык он к ней.

— Правда, весело? — слышит вдруг он вкрадчивый голос.

Оглянулся шишига — никого. Сначала никого, а потом как из-под земли Корогуша выросла.

— Чего веселого? Чего веселого? — накинулся на нее шишига. — Чего натворила? Цветочек мой шломала, на кого я теперь брызгаться буду? Кто мне теперь шапочки дарить будет?

— Зачем дарить? Иди да оборви все цветочки на подоконнике, вот тебе и будет шапочек целый воз.

— Это уже будут не шапочки, — размазывает слезы по мордочке шишига, — это уже просто цветочки! А зачем кошку прогнала? Она мне тортики варила!

— Сам будешь варить.

— Я не привык шам, я рецепта не знаю! — горячится шишига. — И тарелки с чашками зачем перебила? К кому моя пошуда в гошти ходить будет? Придется ей в другой дом идти, заблудится еще!

— Скучно с тобой стало, шишига, — зевает Корогуша, — но ты не бойся. Я так просто не уйду. Я не позволю, чтобы у тебя от добрых поступков шерстка выпала и зубы отвалились. Я из тебя такого шишигу сделаю — все бояться будут. Не только шишиги, но и домовые.

Разбился горшок с шишигиной геранькой, сломался стебелек у растения. Попричитала бабушка Настасья, сгребла все на совок да и выкинула. Незачем в доме разбитый горшок, незачем погибший цветок.

Только шишига проследил, куда бабушка цветок выкинула, перетащил в свою норку осколки, стебелек и стал герань выхаживать. Давно подсматривал он за Анюткой, как она о цветах заботится, вот и научился.

Сначала горшок склеил, земли хорошей туда наносил. Потом воткнул в землю сломанный стебелек и начал каждый день за щекой воду носить — поливать да сбрызгивать. Чтобы гераньке нестрашно было, в стене окошко на белый свет прогрыз. Теперь часто солнышко в его норку заглядывало, своими лучиками лепестки цветка перебирало.

Сидит как-то шишига возле своего цветка, разговаривает:

— Я тебя поливаю-поливаю, лиштики протираю-протираю, вредителей гоняю-гоняю, а ты шо мной не разговариваешь. Говори быштро!

— А ты с ним ласково поговори, — советует ложка.

За ложку говорит, конечно, опять Кузька. Он давно прячется за углом шишигиной норки.

— Я не умею лашково, — капризничает шишига, — не приучен.

— А ты приучись!

— А как?

— Повторяй за мной: цветочек, красивенький, поговори со мной, пожа-а-алуйста!

— Цветочек, красивенький, поговори шо мной быштро, — не совсем правильно повторяет шишига.

— Не быстро, а пожа-а-алуйста, — сердится Кузька.

Сердится и от этого говорит уже своим нормальным голосом, а не ложкиным.

— Не быштро, а пожа… А кто это со мной разговаривает?

— Я, твоя ложечка, — опять низким голосом отвечает Кузька.

Но шишигу уже не проведешь. Он, конечно, невоспитанный, но совсем не глупый.

— Это сейчас ложка, а до этого — не ложка.

Тут и Кузьке надоело в прятки играть. Он, конечно, хотел перевоспитать шишигу, но что-то из этого не совсем хорошее дело получается. Вот и кошку из дома выгнали, а какой без кошки дом? Без кошки дом не настоящий.

Выскочил он из своего угла и говорит шишиге:

— Ну и не ложка я, не ложка! Ну и что? Зато я — самый настоящий домовой. А домовым быть лучше, чем ложкой.

— Подшлушивал? — сердится шишига. — Цветочек мой отнимать пришел?

Тут только Кузька герань заметил. Смотрит — жива герань. Листики зеленые, новые бутоны к окошку тянутся. Обрадовался он, подбежал к шишиге, лапку ему жмет, по плечу хлопает.

— Вот умница! Вот диво-диво удивление! Сама бабушка Настасья цветок выкинула, а ты смог его выходить! Вот радость!

Тут и шишига растаял. Все время ругаться и ворчать — очень тяжелая работа. Ни один шишига долго не выдержит.

— А вот бутончик, — хвастает он, — а вот еще один!

Полюбовались вместе геранькой, порадовались, а дальше что делать? Ссориться? Скучно. Лучше подружиться. Они и подружились.

— Кузька, — протягивает руку домовенок.

— Шишига, — представляется шишига.

— А имя у тебя есть?

— Имя? — задумывается шишига. — Кажется, где-то валялось. Но где — я не помню. Наверное, я его потерял.

— Вот тетеха беспамятливая, — всплескивает руками Кузька. — Ну ничего, найдешь. А если не найдешь, мы тебе новое раздобудем.

Знаешь, сколько бесприютных имен по свету мается! Сейчас главное не это. Сейчас главное — Фенечку в дом вернуть и Корогушу прогнать.

— Фенечку вернуть? — радуется шишига.

Полюбилась ему кошка. Не только за тортики полюбилась, а за мягкий животик, за нежный голосочек, за игривый характер. Хорошо было бы для такой кошки другом стать!

— А это не будет добрым поступком? — настороженно спрашивает он у домовенка.

— Конечно, будет, — радуется Кузька.